Минуту Кейн стоял и смотрел, потом запрыгнул на чью-то оседланную лошадь и помчался вниз по склону к дому Джекоба Фентона.
Он уже много лет, с тех пор как уехал, не был в этом доме, но воспоминания были настолько отчетливыми, что ему казалось, будто он отсюда и не уезжал. Он не стал стучаться, а одним ударом ноги открыл застекленную дверь, которая чуть не сорвалась с петель.
– Фентон! – заорал он во все горло, пока к нему сбегались слуги, пытаясь скрутить ему руки. Одним движением он стряхнул их, как будто они ничего не весили. Он хорошо знал расположение комнат на первом этаже и быстро нашел столовую, в которой в одиночестве обедал Джекоб.
Они смотрели друг на друга, и лицо Кейна стало красным от гнева, а его грудь тяжело вздымалась.
Джекоб сделал знак слугам покинуть комнату.
– Я полагаю, ты пришел сюда не обедать, – сказал он, спокойно намазывая булочку маслом.
– Как ты можешь сидеть здесь, когда в шахте все еще остаются люди, которых ты убил? – удалось проговорить Кейну.
– В этом мне придется с тобой не согласиться. Я не убивал их. На самом деле я сделал все, чтобы они не погибли, но, похоже, у них мания кончать жизнь самоубийством. Можно мне предложить тебе вина? Выдержка – то, что надо.
Голова Кейна раскалывалась от того, что он увидел и услышал за последние несколько дней. В ушах стояли горестные крики и плач женщин, и он даже не заметил, что не ел уже почти два дня. Сейчас же запах пищи, чистота комнаты, тишина – все это сложилось, и его ноги подогнулись.
Джекоб встал, налил в рюмку вина и поставил ее перед Кейном. Кейн не заметил, что руки Джекоба все время дрожали.
– Там очень плохо – спросил Джекоб, направившись к серванту, откуда он достал еще одну тарелку.
Кейн не ответил, а продолжал сидеть, уставившись на вино.
– Почему? – прошептал он через минуту. – Как ты мог убить их? Зачем тебе их жизни? Тебе недостаточно тех денег, что ты отобрал у меня? Зачем тебе больше? Их можно заработать и по- другому.
Джекоб поставил полную тарелку перед Кейном, но тот не притронулся к ней.
– Мне было двадцать четыре, когда ты родился, и всю мою жизнь я думал, что владел всем, с чем рос в этом доме Я любил человека, которого считал своим отцом… и я думал, что он заботится обо мне.
Джекоб расправил плечи:
– В этом возрасте бываешь идеалистом. В ночь, когда Горас покончил с собой, я узнал, что безразличен ему. В его завещании значилось, что я остаюсь твоим опекуном, пока тебе не исполнится двадцать один год, и тогда я должен буду передать все тебе Я бы остался ни с чем. Вряд ли ты можешь представить, как гой ночью я ненавидел орущего ребенка, который разрушил мою жизнь. Я думаю, что действовал инстинктивно, когда отослал тебя на ферму к кормилице и подкупил адвокатов. Эта ненависть двигала мной в течение многих лет. Я мог думать только о ней. Если я подписывал документы, то мне всегда приходила мысль, что где-то находится четырехлетний ребенок, которому принадлежит все, что я покупаю или продаю. Однажды я послал за тобой, когда ты был еще маленьким, чтобы убедиться, что ты не достоин того, что оставил тебе мой отец.
Джекоб сел напротив Кейна:
– Доктор сказал, что мне осталось жить не больше одного-двух месяцев Я никому этого не говорил, но почему-то мне хотелось сказать тебе правду, прежде чем я умру.
Он взял полную рюмку вина и чуть-чуть отпил.
– Ненависть вредит тому, кто ненавидит, больше, чем тому, кого ненавидят. Все те годы, что ты жил здесь, я смотрел на тебя и был уверен, что ты пытаешься отобрать у меня то, что мне принадлежало. Я жил в страхе, что ты узнаешь правду и заберешь то, что было моим и моих детей. И когда ты захотел взять в жены Пам, мне показалось, что случилось то, чего я боялся. Позже я пришел к выводу, что твой брак с Пам мог бы быть решением проблемы, но в то время… я не думаю, что тогда я способен был мыслить разумно.
Он, сделал хороший глоток.
– Вот так вот, Таггерт, последняя исповедь умирающего человека. Это все твое. Можешь брать, если хочешь. Сегодня утром я рассказал своему сыну правду о том, кто хозяин этого дома. У меня нет больше сил бороться с тобой.
Кейн откинулся на стуле. Вглядываясь в Фентона, он все яснее различал сероватый оттенок его кожи, и постепенно Кейн понял, что больше не испытывает к этому человеку ненависти. Хьюстон говорила ему, что мысль о ненависти к Джекобу Фентону подстегивала его, пока он в конце концов не добился своей цели, и, возможно, она была права. Фактически это она раскрыла ему глаза на несправедливость того, что Горас не упомянул в своем завещании Джекоба. Кейн сделал глоток вина и посмотрел на еду.
– Зачем тебе нужно было морить голодом шахтеров и зарабатывать на этом деньги?
– Морить голодом? – удивился Джекоб. В его глазах было недоумение. – Неужели не найдется ни одного человека, кто бы понял, что я не имею практически никакого отношения к шахтерам? Мой единственный доход приносят мне литейные заводы в Денвере, но, когда кто-нибудь обращает внимание на то, как плохо обращаются с шахтерами, все обвиняют в этом меня, делая из меня черта или сатану.
Он встал и начал ходить по комнате. – Я вынужден держать шахты под замком, иначе придут члены профсоюза и подобьют шахтеров требовать больше денег и меньшего рабочего дня. Ты знаешь, что они хотят? Они хотят избрать контролера к весам. Послушай, я сам прекрасно знаю, что весы подкручены и показывают недовес и что шахтеры добывают больше угля, чем то, за что им платят, но если бы я был честным и платил бы им столько, сколько они зарабатывают, мне бы пришлось повышать цены на уголь, и тогда бы я не смог конкурировать на рынке. Я бы больше не получал заказов, и все остались бы без работы. Так кто, получается, пострадает, если я найму честного весовщика? Я могу сотнями нанимать шахтеров, но не думаю, что они смогут так же легко найти другую работу.