он спросил:
– А что, мороженое у них тут продается? Его вопрос рассмешил Дуглесс, он же снова приподнял ей голову за подбородок и смахнул с ее щеки слезинку.
– У вас что, опять глаза от лука защипало, да? Она только и смогла помотать головой, опасаясь, что голос ее выдаст.
– В таком случае, пошли! – сказал он. – И если только память мне не изменяет, там, в шкатулке, должна находиться жемчужина – такой же величины, как мой большой палец!
– Это правда? – спросила она. – А что в ней еще? – Она совершенно искренне позабыла о шкатулке!
– Нет, сперва выпьем чаю, – ответил он. – Чаю со «сконами»! И еще закажем мороженого! А после этого я вам покажу, что в шкатулке!
Они вышли из неотреставрированной части замка, прошли мимо очередной группы экскурсантов и покинули территорию через калитку с надписью «Вход», что стоявшим возле нее гидам, разумеется, не очень-то понравилось!
В кафе Николас взял все хлопоты на себя. Дуглесс уселась за столик и ждала, пока он завершит свои переговоры с хозяйкой за прилавком. Николас, видимо, требовал чего-то, а женщина в ответ отрицательно качала головой, но у Дуглесс крепло подозрение, что Николас получит-таки все, чего желает!
Через несколько минут он вернулся к столику и предложил ей куда-то пройти с ним. Выйдя из кафе, они спустились по каменной лестнице в парк, прошли по нему и наконец остановились в полутени под тисовым деревом, с ярко-красными плодами, похожими на ягоды. Обернувшись, Дуглесс увидела, что за ними следуют та самая женщина из кафе и мужчина, а в руках у них два огромных подноса, уставленные чайниками, приборами для чаепития, а также тарелочками со всевозможными кондитерскими изделиями и крохотными сандвичами без корок. Однако любимых Николасом «сконов» на подносах не было.
Не обращая на эту пару внимания, Николас ожидал лишь, когда они расстелят на земле покрывало и расставят на нем все для чаепития.
– Здесь был мой главный парк, – произнес он, сопровождая свои слова жестом, и голос его был тих и печален. – Здесь же находилась и одна могила, – добавил он.
Служители из кафе удалились, и Николас, подав Дуглесс руку, помог ей сесть на покрывало. Она налила ему чашку чая, добавив молока, и, передавая тарелку со множеством всяческих закусок, спросила:
– Ну что, теперь-то можно?!
– Теперь – можно! – улыбаясь, ответил он.
Порывшись в сумке, Дуглесс вытащила из нее старинной работы, хрупкую на вид шкатулочку из слоновой кости и, затаив дыхание, открыла крышку.
На самом верху в шкатулке лежали два необыкновенной красоты перстня – один с изумрудом, а другой с рубином. Камни были вправлены в изысканнейший золотой орнамент с драконами и змеями. Продолжая улыбаться, Николас надел перстни – они смотрелись на его пальцах великолепно!
На дне шкатулки лежало что-то еще, завернутое в старый и уже ветхий бархат. Осторожно вынув бархатный сверточек, Дуглесс не торопясь развернула его.
На ладони у нее лежала брошь овальной формы, с золотыми фигурками, изображавшими… Она вопросительно поглядела на Николаса:
– А чем это они тут заняты?
– О, это – мучения святой Варвары, – пояснил он таким тоном, как если б она была совсем уж дурочкой.
Дуглесс к тому моменту и сама уже поняла, что на броши изображено что-то в этом роде, потому что золотой мужчина там, похоже, намеревался отрезать голову золотой же женщине! Фигурки окружал абстрактный рисунок по эмали, декорированный по краям крохотными жемчужинами и бриллиантами. К цепочке, свисавшей с нижнего края броши, была прикреплена жемчужина действительно величиною с палец взрослого мужчины! Поверхность жемчужины в соответствии со вкусами эпохи «барокко» была вся в трещинках, даже можно сказать, в разломах, но сияния ее не смогли умерить даже долгие прошедшие годы!
– Какое чудо! – прошептала Дуглесс.
– Она ваша! – отозвался Николас.
Желание обладать брошью волною прокатилось по Дуглесс, и пальцы ее непроизвольно сомкнулись на драгоценности, но она все-таки заявила:
– Нет, я не могу!
– Да ну, – засмеялся Николас, – это типично женское жеманство! Возьмите, вы можете оставить ее себе!
– Нет-нет, я не могу: она слишком дорогая! – запротестовала Дуглесс. – Такие дорогие украшения могут находиться только в музее! Она должна…
Взяв у нее с ладони брошь, Николас приколол ее Дуглесс на блузку, чуть пониже воротничка.
Достав из сумочки косметичку и вынув из нее зеркальце, Дуглесс оглядела себя с брошью, а заодно бросила взгляд и на свою физиономию.
– Мне нужно пройти в дамскую комнату, – заявила она и вскочила с покрывала. Николас при этом громко расхохотался.
Оказавшись одна в дамской комнате, Дуглесс долго любовалась брошью, прервав это занятие лишь после того, как туда вошел еще кто-то. Прежде чем вернуться к Николасу, она заскочила в магазин сувениров и все же взглянула на открытки. Ей потребовалась всего-то минута, чтобы увидеть то, чего Николасу так не хотелось позволить ей рассмотреть: в самом низу пачки находились открытки с изображением той самой печально знаменитой леди Арабеллы! Одну из них Дуглесс купила.
Расплачиваясь, она спросила у кассирши, нет ли в продаже каких-либо книг о Николасе Стэффорде.
Снисходительно улыбнувшись, та ответила:
– Все молодые леди интересуются им. Обычно у нас в продаже есть открытки с его портретом, но на данный момент они уже кончились.
– А нет ли каких-либо книг о нем? Быть может, о каких-то его успехах… ну… не только у женщин?
– Не думаю, что он преуспел хоть в чем-нибудь, разве что собрал войско, организовав мятеж против королевы, за что и был приговорен к смертной казни! Не успей он умереть, ему бы уж точно оттяпали голову! Этот молодой человек, милочка, был порядочным мерзавцем!
Забирая купленную открытку, Дуглесс пошла было к выходу, потом обернулась и спросила:
– А что случилось с матерью лорда Николаса после его кончины?
– С леди Маргарет? – просияв улыбкой, переспросила кассирша. – Да, точно, была такая леди! Дайте-ка вспомнить! Кажется, она снова вышла замуж. Как же звали ее нового мужа? Ах да, вспомнила! Хэарвуд. Лорд Ричард Хэарвуд.
– А вы, случайно, не знаете, не оставила ли она после себя каких-нибудь мемуаров?
– Ой, нет, милочка! Об этом я не имею ни малейшего представления!
– Все документы, относящиеся к семейству Стэффорд, хранятся в Гошок-холле, – неожиданно раздался чей-то голос из-за двери. Это была та самая экскурсовод, которой они с Николасом в столь грубой форме помешали давать пояснения экскурсантам!
– А где этот Гошок-холл? – спросила, испытывая некоторую неловкость, Дуглесс.
– Это неподалеку от деревушки Торнвик, – ответила дама-гид.
– Торнвик! – воскликнула Дуглесс и чуть не завопила от радости, но вовремя спохватилась. От всего сердца поблагодарив женщину, она выскочила из магазина и помчалась через парк к Николасу, возлежавшему на покрывале, – он попивал чаек и приканчивал последние сандвичи.
– Ваша мать вышла замуж за Ричарда – как бишь его? да, за Хэарвуда, – задыхаясь, выкрикнула она. – А все документы в этом, ну, как его?.. – Она никак не могла вспомнить названия!
– В Гошок-холле? – подсказал он.
– Да-да, именно там! Это рядом с Торнвиком! Отвернувшись от нее, он переспросил:
– Неужели моя мать вышла за Хэарвуда?!
Глядя ему вслед, Дуглесс думала: о чем он сейчас размышляет? Если он был обвинен в измене и умер, то, быть может, его мать, впав в бедность, просто была вынуждена выйти замуж за какого-нибудь деспота,
