Бог, мэм. Да хранит вас всех Бог.
— Не будем вмешиваться в богоугодное дело, — сказала миссис Каннингхэм и перевела свой пронзительный взгляд на Бет Энн. — Преподобный отец остается здесь — на время. И да поможет ему Бог в этом безнадежном деле!
Расстроенная Бет Энн только сейчас поняла, какую злую шутку сыграл с ней ее же собственный темперамент. Закатив спектакль перед городскими матронами, она преследовала только одну цель — избавиться, наконец, от священника, а получилось наоборот! Этот дьявол с бирюзовыми глазами возомнил, что он послан в «Отдых путника» самим Богом, дабы спасти ее от вечных адских мук. Господи, и неизвестно еще, на сколько времени он пожелает продлить свое проживание здесь ради достижения своей бредовой идеи! Глубоко в груди у нее саднили тревога и страх перед перспективой продолжения контактов с Заком Темплом, как с очень привлекательным мужчиной. Ее душили тяжкая печаль и гнев, который она обратила в эту минуту не только на трио непрошеных посетительниц, столпившихся у постели священника, но и на собственное дурацкое поведение. Рванувшись из комнаты к выходу, Бет Энн обернулась и крикнула напоследок:
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я буду слушать нравоучения этого вонючего осла!
— А ну-ка, попридержи свой длинный язык! — заорал Вольф. — Матерям города виднее!
— К черту! Они так носятся с этим святошей только потому, что ни одна из них не знала настоящего мужчину! — Не обратив ни малейшего внимания на хор возмущенных вздохов, Бет Энн обвела гневным взглядом всю комнату, а затем с презрением в голосе крикнула Заку: — Что ты из себя строишь?! Ты же знаешь, что тебе нечего меня бояться, потому что… Это я должна тебя бояться!
Отпустив эту последнюю непристойность, Бет выбежала из комнаты. Когда она бежала по двору к одному из загонов для скота, то была настолько вне себя, что даже не узнала мистера Притчарда, который собирался уезжать на своем дилижансе с пассажирами и махал ей на прощание рукой. Бормоча себе под нос всевозможные ругательства и пинками разбивая комья земли в пыль, она пробежала через раскрытые ворота загона и дико свистнула. Тотчас же от табуна отделилась гнедая кобыла и затрусила в ее сторону.
— Н-Нелли! — Уже не скрывая рыданий, крикнула Бет Энн.
Терпеть дальше не было сил. Держась за гриву лошади и прижавшись щекой к ее шее, девушка дала волю слезам, которые потоками хлынули из глаз, неся в себе раздражение, боль, гнев и отчаяние. Нелли терпеливо выдерживала и принимала на себя истерическую выходку, утешая тем самым по мере своих возможностей хозяйку, которая смачивала соленой влагой ее шкуру и так прижималась к ней, как будто от этого зависела ее жизнь.
Когда минута слабости миновала, Бет Энн вновь подняла голову и стала благодарно оглаживать кобылу. Нелли никогда не клеветала на нее, не обзывала потаскухой. Любовь Нелли была абсолютной, не ограниченной никакими условностями. Интересно, способен ли человек на такую любовь? Как бы она себя чувствовала, если бы рядом находился мужчина, питавший бы к ней такую же любовь? Нет, Бет Энн не могла даже теоретически представить подобное. Сколько она себя помнила, тот уголок сердца, который у всех людей предназначен для шестого чувства, у нее всегда пустовал и напоминал бесплодную пустынную местность, которая простиралась от «Отдыха путника» до далеких горных отрогов. Какое-то время ей казалось, что этот уголок занят Томом Чепмэном, но потом выяснилось, что все это ложь…
Бет Энн стала расчесывать своей пятерней, словно гребнем, спутанную гриву кобылы. Она не могла ответить на вопрос: любила ли она Тома или она любила саму мысль о любви и еще отчаянно ненавидела тяжесть и бесплодность жизни, не наполненной чувством привязанности к другому человеку? Убрав руку с гривы Нелли, она провела ею по выдававшемуся животу кобылы. В последнее время Нелли совсем притихла. Ждала…
Скоро у Бет появятся деньги, и она сможет оставить всю эту гнусную жизнь. Скоро она станет независимой и сможет полностью располагать собой. Получив выручку от продажи жеребенка, который должен вот-вот появиться на свет, она приобретет для себя на эти средства новую жизнь. Она поедет в Калифорнию, найдет работу в одном из богатых городских отелей, где есть собственный шеф-повар. И он научит ее готовить блюда поистине блестящей кухни, европейской кухни, о которой до сих пор она только читала в своих кулинарных книгах.
И ей больше не придется выслушивать сальности и клевету в свой адрес, не придется терпеть муки. Господи, какое это будет великое облегчение!
А пока она как-нибудь потерпит, как до сих пор терпела. И она не позволит святоше «спасать» ее! Губы Бет Энн сжались в твердой решимости.
Так значит преподобный отец Темпл возомнил, что призван изменить падшую женщину и для этого послан богом в Дестини? Скоро он будет думать иначе. Сегодня она была ослеплена гневом, который сослужил ей плохую службу, но теперь она почти успокоилась и без большого труда придумает несколько сюрпризов для священника, вкусив которых он тут же уедет из «Отдыха путника». Бет Энн злорадно усмехнувшись, похлопала Нелли по ее бархатной морде.
Стоит ей вплотную взяться за преподобного отца Темпла, как он сразу же пожалеет о том, что не уехал отсюда раньше, когда ему предлагали. Он пожалеет об этом!
И Бет Энн не смогла удержаться от радостного смеха.
Зак был выведен из себя. И дело было не в горчичниках, от которых у него на коже вздулись волдыри.
Дело было даже не в том, что всю его спальню окурили каким-то горько-едким вонючим дымом, якобы для того, чтобы вывести блох, которые будто бы завелись в доме. Дело было даже не в том, что у него на целые сутки отобрали всю одежду и выстирали ее в кипятке со щелоком, после чего она стала прямо в руках разваливаться на куски. И не в «целительном снадобье», которым его попотчевала Бет Энн. «Снадобье» воняло коровьим дерьмом и было так наперчено, что обожгло ему все горло. Она еще стояла над ним и смотрела на то, как выкатываются из орбит его глаза, как урчит изнасилованный желудок… Смотрела до тех пор, пока его не вырвало от этой гадости.
Зак даже не сразу понял, что его так доконало. Осознание пришло утром на третий день после неожиданного визита женской делегации из города. Проснувшись, Зак понял, что он медленно умирает с голоду и что Бет Энн Линдер, оказывается, имеет на него большой зуб.
Ну, надо же ему было что-то быстро придумать, чтобы эти хлопотуньи из Дестини, нагрянувшие к нему ни с того ни с сего, убрались, оставив его в покое. Откуда он мог знать, что Бет Энн окажется такой обидчивой?! Господи, можно подумать, что он пообещал провести над ней обряд крещения в голом виде! У него и в мыслях не было «спасать» ее на самом деле! Скорее, наоборот. Когда он временами ловил сводящий с ума аромат розы, исходивший от нее, когда его взгляд случайно падал на ее упругую колыхающуюся грудь, ему казалось, что минутная слабость и отказ от правил приличия — это… в этом нет состава преступления.
Но она поверила в его «миссию» и теперь заставляла его жестоко платить за свои слова. Может быть, восстанавливающая диета, состоящая из слабого чая и детского питания — это и хорошо день-другой, но не больше. Она влила в него неимоверное количество шалфея, что сняло лихорадку и жар, но не утоляло дикий голод. Да, это можно было назвать эффективным лечением: день ото дня он становился все здоровее и сильнее, но где еда для нормального человека? Он голодал и хотел есть, хотя одновременно понимал, что месть Бет Энн в принципе выгодна для дела: ему нельзя было поправляться слишком быстро. Иначе в один прекрасный день Вольф Линдер недоуменно поинтересуется у священника: что его еще заставляет задерживаться в «Отдыхе путника» и почему он не спешит в место своего назначения — в Таксон? С другой стороны, если он будет разыгрывать из себя больного, то так ничего и не получит от негодницы кроме отварного риса и картофельного пюре!
Зак поправил рубашку на больном плече и тут же услышал, как урчит у него в желудке. Солнце садилось за горизонт тусклым апельсином. Вот и сейчас в его комнату проникали, — уже не первый день! — одуряющие запахи жареного мяса и свежеиспеченного хлеба! Это было похоже на настоящую пытку!
Да будь он проклят, если и впредь будет довольствоваться инвалидными порциями, которые приносили ему по вечерам на ужин! Нет, пора выходить в люди. И первое, что он сделает во исполнение этого решения: спустится в кухню и потребует себе человеческой еды.
