Хиггинс хмыкнул. Такой конец его явно не устраивал.
— Я выключил все телефоны, — сказал он. — Теперь все зависит от Пэдди.
Но прежде, чем я поняла, что зависит от старика Пэдди, раздалось сначала жужжание, а затем звонок — по особой линии.
Хиггинс быстрым шагом пересек комнату.
— Да, Пэдди?
Я услышала голос ирландца из сторожки, ибо он не говорил, а кричал, как всякий человек, не привычный говорить по телефону. Хиггинс, молча выслушав, наконец сказал:
— Пошли ее ко мне, а ворота снова запри.
— Лори? — спросила я.
Он покачал головой.
— Энни… жена шерифа.
— Я, пожалуй, пойду в кухню и съем что-нибудь, — сказала я и взяла пальто.
Он молча смотрел на меня, пока я не дошла до двери.
— Какая, к черту, из вас журналистка, Кейт, если вы не хотите увидеть главного свидетеля?
Я вернулась, села в уже ставшее привычным для меня кресло у камина и приготовилась ждать.
— Она останется, Энни. Я пригласил ее, а вот тебя нет.
Энни казалась смертельно уставшей, с синяками под глазами, белокурые волосы были в беспорядке.
— Ты скажешь ему, не так ли, Стив? Чтобы спасти черного парня.
— Мы уже потеряли одного черного сегодня утром, Энни. Не забывай об этом. Садись.
Энни продолжала стоять, глубоко засунув руки в карманы.
— Этого не должно было случиться. Пусть она уйдет, прошу тебя, Стив. Пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить. Ты обязан меня выслушать…
— Она останется, Энни.
— Я не доверяю ей.
— Вы всегда можете подать на меня в суд за клевету, миссис О’Мэлли, — успокоила ее я.
Хиггинс пристально посмотрел на меня.
— Вы и мне такое скажете, Кейт? Я тоже услышу от вас подобные слова? Если это так, то вы не поняли главного в Стиве Хиггинсе. В том, что расскажет вам Энни о себе и обо мне, нет ничего такого, чего бы я сам вам не рассказал. В том, что кто-то другой расскажет вам обо мне, тоже не будет ни слова, которое я бы опроверг. Обо мне говорят такое, от чего могут волосы встать дыбом, а вот когда я сам начну все это отрицать, Кейт, в этот момент все поверят, что все, что я отрицаю, и вправду со мной было.
— Пожалуйста, Стив, до того, как появится Джон-Джи… Я не хочу навредить ему…
— Почему же он не едет, раз так решил? — спросил Хиггинс.
— Скоро… совсем скоро, — растерянно пролепетала Энни.
Я подошла и окну и стала смотреть в него. Лучше смотреть в темноту, чем на этих двоих, решила я, и подумала о том, как много я узнала о Хиггинсе за этот последний час.
Однако краем глаза я заметила, как Энни близко подошла к нему и что-то шепнула.
Хиггинс тут же повторил ее слова вслух: — «Тарки сказал, что никто не должен знать, что он был там…»
— Будь ты проклят, Стив Хиггинс! Гореть тебе в геенне огненной!.. — не выдержала разъяренная Энни.
Но он только рассмеялся.
— Ну вот, теперь ты больше похожа на ту Энни, которую я когда-то знал.
У меня возникло чувство, будто я уже слышала нечто подобное. Не совсем, конечно, то, но по ассоциации похожее. Я вспомнила, как Гилли сказал непристойно выругавшемуся Йегеру: «Вот это больше на тебя похоже, парень».
Я продолжала смотреть в окно, сама не сознавая, на что смотрю, — на какие-то слабые огоньки, похожие на светлячков в воздухе. Светлячки в марте?
— Стив, мне кажется в лесу люди с фонарями. Они направляются сюда.
Хиггинс быстро схватил трубку телефона. Никто не ответил. Он тут же покинул комнату. Я, схватив пальто, последовала за ним. Через дверь в холле мы вышли на террасу. Воздух был холодный и сырой — предвестник снегопада.
— Где вы их видели?
Я указала направо.
— По-моему, они двигались в сторону скотного двора. Иначе бы вышли на дорогу, не так ли?
— Этот чертов информатор! — сердито отозвался Хиггинс, имея в виду, как я поняла, Пэдди.
Мы прислушивались, но слышно было лишь приглушенное мычание коров.
— Пора доить коров, — сказал Хиггинс. — Там будут дояры, а конюхи уже ушли по домам. — Хиггинс вернулся в дом и переоделся в полушубок, а затем открыл стенной ящик с рубильниками. — Сейчас мы будем так же ярко сверкать огнями, как наш город Венеция.
На террасе, когда мы вышли, было светло, как днем. Я едва поспевала за Хиггинсом. Сверкали огнями двор и все хозяйственные постройки, хлев, молочная ферма, амбары. Но нигде не было видно ни одного человека. Неосвещенной оставалась лишь конюшня, и в этом море огней ее можно было различить, лишь хорошенько приглядевшись.
Выйдя на середину двора, Стив вдруг остановился и, приложив ладони рупором, крикнул в темноту леса: — У вас есть ордер на арест, шериф? Если есть, тогда будем разговаривать.
О’Мэлли и его помощники вышли из тени, их было восемь или девять в голубых шлемах. Большинство из них были знакомы Хиггинсу. Я же узнала только Таркингтона да еще Пэдди, который тоже оказался среди них. О’Мэлли протянул Стиву ордер.
— Мне нужен черный парень, Стив.
Хиггинс только мельком взглянул на ордер.
— Разве Пэдди не сказал тебе, что полчаса назад… после того, как я по телефону попал на тебя, а не на Лори…
— Так дело не пойдет, Стив. Мне нужен этот парень. — Шериф спрятал ордер в карман.
— А как насчет убийцы священника?
— Все по очереди, и в первую очередь самое важное. Ты знаешь, Стив, а сожгу эту конюшню, но получу его.
— Если покалечишь мне хоть одну лошадь, О’Мэлли, я сам перережу тебе горло.
О’Мэлли улыбнулся. Улыбка была недоброй и я почему-то испытала странное волнение. Этот человек знал вкус победы.
— Стив… — Он оказывается был мастер говорить расслабленно и вальяжно, — ты же знаешь, ни один ниггер на свете не может встать между двумя белыми джентльменами и рассорить их. И это после всего, что мы с тобою пережили?
Стив был быстр и решителен в своих действиях. Сложив ладони рупором, он крикнул, повернувшись в сторону темного пятна конюшни:
— Динджи! Веди черного сюда! Эй, Динджи! Зажги наверху свет, если ты слышишь меня!
Через секунду в окнах второго этажа, где были апартаменты хозяина, зажегся свет.
Я стояла близко от Стива Хиггинса и шерифа. Когда тот намеренно тихо, и не для моих ушей, шепнул Стиву: «Я знаю, кто убил пастора. Чертовски досадно, что это один из моих помощников», — я все же расслышала его слова.
— Он с вами, Джон Джозеф? — быстро спросил Хиггинс.
— Я уже тебе сказал: всему свой черед, а в первую очередь самое главное.
Я нашла в толпе Таркингтона. Он стоял весь напряженный, держа револьвер наготове, и я поняла, почему О’Мэлли настаивает на такой очередности действий. Дверь конюшни медленно отворилась. Первым, подняв руки вверх, вышел Дингл, за ним, близко к нему, словно его увеличенная тень, шел Кенби. Дингл попытался было что-то сказать, но не смог, словно подавился, и лишь прохрипел что-то невнятное.
