говоря, пока не знаю, что они предпримут в ответ…
— Ясно, — сказал Шеф, — теперь ты, Ларсон…
Биолог прокашлялся и глядя куда-то в сторону изрек:
— Рискуя навлечь на себя гнев моего молодого коллеги, я в очередной раз позволю себе с ним не согласиться, — последнее слово он произнес полушепотом.
— Валяй, — ответил я равнодушно, — не соглашайся.
Ларсон продолжил:
— Я знаю Берха уже много лет (намек на то, что я работаю в Отделе всего три года) и за то время, что мы работаем вместе, я успел его хорошо изучить… Мне запретили высказываться по поводу того, как строит свои умозаключения…. — тут он осторожно поднял глаза на меня.
— Про Берха можно, — Шеф понял, что именно пытается сказать Ларсон, — давай покороче.
— Так вот. На основе моих многолетних наблюдений, я прихожу к выводу, что Берх начнет с проверки первой версии — той, что, по его мнению, менее вероятна…
— Что ты подразумеваешь под многолетними наблюдениями? — перебил Ларсона Шеф.
— А то, что Берх по натуре человек очень осторожный. Даже, я бы сказал, нерешительный…
— Тоже мне — новость, — буркнул я.
Шеф попробовал ответить за Ларсона сам:
— Ты хочешь сказать, что Берх попытается обвинить астронавтов в убийстве. Те испугаются, поскольку обвинение в убийстве — вещь не шуточная, и сами выложат ему всю правду. Но Вэндж и Зимин на слабонервных не похожи. И потом, причем здесь нерешительность Берха?
— Сейчас объясню. Во-первых, когда я говорил, что Берх изберет первый вариант, я имел в виду вовсе не те рассуждения, что вы только что привели… Во-вторых, вы знаете, что все сотрудники Отдела, время от времени обязаны проходить психологические тесты. В том, как Берх отвечал на вопросы теста, я заметил одну закономерность. Нет, лучше я объясню на примере. Можно я возьму для примера Феда, — он спросил у Шефа, а не у меня, — здесь нет ничего личного, все сугубо в интересах дела.
Шеф благосклонно позволил. Окрыленный Ларсон повернулся ко мне. Его тон совершенно изменился — оседлав своего любимого конька, Ларсон почувствовал прилив вдохновения.
— Представь, — говорит он, — что у тебя есть альтернатива, иначе говоря, выбор из двух возможностей. Для пущей наглядности, возьмем пример из жизни. Ты разгадываешь кроссворд. Нужно найти слово из пяти букв и это слово является ответом на вопрос «Кто убил Сторма?». Какие у тебя варианты?
— Ты имеешь в виду «Вэндж» и «Зимин»? — догадался я.
— Вот именно! — обрадовался Ларсон, — в обоих именах пять букв, следовательно, по числу букв, подходят оба слова. Но верный ответ — только один. При этом, может случиться так, что оба варианта — и «Вэндж» и «Зимин» неверны. Тогда ты вообще не будешь знать, как поступить. Но к счастью, вероятность того, что ни Вэндж, ни Зимин Сторма не убивали, очень мала.
— Вот с этим я не согласен, — возразил я. Ларсон поморщился:
— Ты не понял — мой пример — условный. Лучше, слушай дальше. Ответ «Вэндж», на твой взгляд, более вероятен и внутренне ты к нему склоняешься. Причины тому могут быть самые разные. Ну, скажем, не по душе тебе Вэндж и все тут! Ответ «Зимин» тебе кажется существенно менее удачным, чем «Вэндж». Вписав в кроссворд какое-то одно из этих имен, ты должен проверить остальные слова из кроссворда. Если все сойдется, то слово найдено верно, если нет — то придется слово стереть и вписать вместо него другое. Ошибиться один раз для тебя не критично. Итак, какое слово ты выберешь?
— Думаю, что «Вэндж», раз уж я к нему склоняюсь.
— Отлично! А вот Берх, при тех же условиях, выберет сначала слово'Зимин'.
— Странно… А объяснение этому имеется?
— Конечно. Начнем сначала. Пусть существует один шанс из десяти что оба слова — «Вэндж» и «Зимин» — не подходят. Далее, пусть два шанса из десяти, за то, что выбор «Зимин» верен и, соответственно, семь из десяти, что верным будет выбор «Вэндж». Запомнил?
— Запомнил.
— Хорошо. Ты сказал, что сначала попробуешь слово «Вэндж». При этом, если ты окажешься не прав, у тебя остается выбор «Зимин» или вообще никакого. И шансы распределятся, как два к одному. Согласись, ситуация возникает достаточно неопределенная.
— Два к одному? Почему же, играть можно…
— Это не игра. В том смысле, что ситуация с Вэнджем и Зиминым уникальна. У тебя больше не будет возможности сыграть еще раз в такой же кроссворд, а потом еще раз и так далее…
Дабы не затягивать объяснение, я согласился:
— Хорошо, твоя взяла, два к одному — это не очень приятно.
— Вот-вот, и я о том же. Но как ведет себя Берх? Сначала он выбирает слово «Зимин». Если угадал — отлично, а если нет, то в запасе есть еще вариант «Вэндж», который, теперь уже семь к одному, что верен. Надеюсь, ты не станешь спорить, что семь к одному — это лучше, чем два к одному. Если слово «Зимин» неверно, то можно смело ставить на Вэнджа — вот в чем суть. От состояния неопределенности Берха отделяет два шага, а тебя — один. Берх как бы оттягивает, откладывает на потом неудобную для себя ситуацию…
— Иными словами, сила воли у него никудышная, — вынес я Берху приговор.
— Можно и так… но я этого не говорил, — поспешил откреститься Ларсон.
— Хорошо, но в реальном расследовании, с коим мы и Берх имеем дело, даже один раз ошибиться очень нежелательно.
— Привычка есть привычка. Берх поступит так, как обычно поступает — и ничего тут не попишешь, — вздохнул Ларсон.
— Стой, что за бред ты несешь! — вдруг опомнившись, всполошился я, — тебе Берх что, гомоид что ли? С чего это он должен по формулам действовать?
— Не должен, но будет! — завопил в ответ Ларсон.
— Все, на сегодня хватит, — остановил нас Шеф и посмотрел на часы, — мы уже три часа совещаемся, но так ни к чему и не пришли. Поэтому мое решение будет таким… Яна, пошли сообщение Берху, — сказал Шеф в экран, — передай ему следующее: немедленно после получения данного сообщения покинуть Плером и ждать дальнейших указаний на терминале ТКЛ3504. О прибытии на терминал немедленно нас информировать. Это все… Вас это тоже касается, — сказал он нам с Ларсоном. Он хотел сказать, что совещание закончено.
В целом, с его решением я был согласен. Если Шефа не подвели часы, и мы действительно совещались три часа подряд, то они пролетели как три минуты. Два раза Яна приносила нам по чашке кофе. Ей очень хотелось остаться и послушать, о чем мы так долго болтаем, но замечая, как при ее появлении мы сразу замолкаем или начинаем говорить о вещах абсолютно ничего незначащих, ей становилось ясно, что содержание беседы для ее ушей не предназначено. Я заметил, что в шефский кабинет она входила с неизменной улыбкой, а выходила… ну разве что с пустыми грязными стаканами, и мне было немного обидно за нее. Впрочем, я ни разу не видел, чтобы женщина несла пустые грязные стаканы с улыбкой. Вот мужчины — другое дело. При некоторых обстоятельствах, — когда, например, мыть стаканы лень, а душа — горит, можно и из грязных…
2
Шел третий час ночи, глаза слипались, как будто за ужином я ИМИ ел тянучки, но, даже если бы я позволил глазам делать все, что им заблагорассудится, то, все равно, уснуть этой ночью я бы не смог. Поэтому я продолжал сидеть перед экраном компьютера в комнате, которую, когда я в ней один, я называю своим кабинетом. В этой комнате находится все то, что на кухне — не нужно, а в спальне — излишне. Например, к чему кухне окно с видом на озеро, а спальне — письменный стол с компьютером? Интересно, как эту комнату называет Татьяна, когда бывает здесь одна? Сейчас Татьяна как раз в спальне и, то ли спит, то ли смотрит сны, но скорее всего — и то и другое — как и должно быть у всех нормальных людей. А я из последних сил пялюсь в экран с материалами по делу Сторма и пытаюсь хоть в чем-нибудь разобраться. Берховские размышления по поводу рассказа из «Сборника космических историй» можно было бы отнести к его всегдашней привычке все усложнять, если бы не Вэндж… Он сказал Берху, что тот
