Адвокат Ойшвиц, видимо, не хотел сталкиваться нос к носу с Виттенгером. Поэтому он направлялся в тюремный изолятор не через Департамент Тяжких Преступлений, а через подземный переход, соединявший корпус полицейского управления и соседний корпус муниципалитета. В муниципалитет вход для влиятельного адвоката был всегда открыт.
Я поинтересовался:
— И после этого вы станете говорить, что я на стороне Ойшвица? Без меня вы бы его не поймали.
— Спасибо, — буркнул инспектор. — Погоди, а почему ты все еще здесь?
— Шеф сказал без вашего «добро» не возвращаться.
У инспектора проснулась совесть.
— Давай так, — сказал он приглушенно, — ты ко мне не приходил и ни о чем меня не просил. Печать на дверях дотошно проверять никто не будет. Все понял?
Еще бы не понять. Я с самого начала говорил Шефу, мол, к чему нам полицейское «добро», когда я одним пальцем могу взломать замок в квартире Сведенова, а печать мы потом как-нибудь подделаем. Но Шеф уперся. Получи, говорит, согласие Виттенгера. Сам он с инспектором разговаривать не захотел. Чтобы унижаться перед полицией, существую я.
Пока я торчал у Виттенгера, на флаер успели налепить штрафной талон за парковку на служебной стоянке. Заплатив штраф (иначе меня бы не отпустили), я взял курс к дому, где жил Сведенов.
Узкое шестиэтажное здание было обращено застекленным фасадом к озеру. «Со двора» окна были узкими и глубоко утопленными в толстую бетонную стену. Длинный козырек начинался у парковки и, изгибаясь, шел к единственному подъезду. Предо мной в дом входил кто-то из жильцов. Условно-роботная физиономия, возникшая на входной двери как на экране, поприветствовала жильца словами «С возвращением, мистер Клоц». Я попросил мистера Клоца попридержать дверь и в подкрепление просьбы помахал пластмассовым полицейским жетоном, с обратной стороны которого имелась надпись «Для детей старше трех лет». Мистер Клоц пропустил меня несмотря на недоверчивое ворчание виртуального сторожа.
— К Сведенову, — предваряя вопрос, бросил я жильцу.
— Его выпустят? — осведомленный жилец был рад, что я не за ним.
Я состроил служебную гримасу.
— Понимаю, — законопослушно кивнул тот.
Он вышел на третьем этаже, я ехал выше — на пятый.
На лестничную площадку выходило две двери. Замок одной них был заклеен куском желтой ленты с печатью Департамента Тяжких Преступлений. Церемониться я не стал: сорвал ленту поперек печати. Универсальный сканер-ключ провозился с замком четыре минуты против обычных двух. Я даже немного поволновался, поскольку, будь я застигнут со сканером в руках кем-то из жильцов, тому могло прийти в голову взглянуть на обратную сторону моего полицейского жетона.
В квартире царил художественный беспорядок: одежда, как и полагается, — на подрамниках, картины — стопкой у стены, обклеенной плакатами с репродукциями тех же (или похожих) картин, разношерстные и анахроничные диваны забросаны одеждой, что не поместилась на подрамниках, пустые бутылки разместились группами в углах и на деревянном сундуке со сбитым замком. Две идентичные «Венеры за туалетом» были, видимо, для конспирации, накрыты безобидным пейзажем. В углу у окна грустная женская статуя взирала на осколки разбитой вазы так, будто это она уронила ее с антикварной этажерки на елочный паркет. Или же, размышлял я, переходя из одной комнаты в другую, квартиру разгромили полицейские. Откуда, однако, у них хватило вкуса заляпать бежевый ковер лазуритовой, а не малахитовой краской, хотя тюбик последней так и просился, чтобы на него наступили (что я и исполнил, когда получасом позже уходил из квартиры).
Наконец я обнаружил темную кладовую, где среди прочего бумажного мусора полиция нашла чехол со следами смазки «Ижевска-667» и батареи к нему же. Верхний свет в кладовой не включался. К мелкоячеистому стеллажу, изрешетившему боковую стену кладовой, на уровне глаз был прикреплен переносной светильник с длинным проводом. Я машинально потянулся к плафону и с первого раза попал в кнопку выключателя. Сфокусированный луч осветил пол и часть дальней стены. Возле нее громоздились вскрытые коробки. Я посмотрел на серое, мохнатое пятно на подушечке указательного пальца. Потер пальцами, стерев пыльное пятно.
«Эй, кто здесь?» — искусственно-храбрый возглас донесся из прихожей. Трехсекундная пауза, затем угроза: «Я вызываю полицию!».
Я вышел в коридор, помахивая полицейским жетоном. Через полуоткрытую дверь на меня смотрели пара злых глаз и ствол калибра 7,62.
— А разрешение есть? — спросил я, указав на ствол.
Мужчина вошел в квартиру. Ему было лет под семьдесят. Майка, тренировочные штаны и тапочки на босу ногу. Бластер он опустил.
— Имеется, — сказал он.
— Майор Дельбрук, если не ошибаюсь? — я вспомнил фамилию из файла Виттенгера.
— Так точно, — и он попытался засунуть бластер за штаны. — В отставке.
— Сосед снизу?
— Все верно.
— Вы всегда такой бдительный?
Он замялся, и я заверил его, что вопрос был, в сущности, риторическим.
— Услышал шаги, подумал мало ли… Меня просили присмотреть за квартирой.
— Кто просил? Ньютроп, Виттенгер?
— Да, полковник Виттенгер.
— Я передам ему, что вы по-прежнему бдите. Вы ведь служили в полиции, не так ли?
Да, он служил в транспортной полиции. Я рассказал ему пару анекдотов про нынешнее полицейское начальство. Отставной майор густо хохотал и приговаривал, что помнит это начальство «вот такими»: ростом ниже дверной ручки.
— Так я пойду? — спросил он, когда я сказал, что запас анекдотов исчерпан.
— Постойте… — до меня только сейчас дошло, что я, войдя в квартиру, закрыл дверь на замок. — Откуда у вас ключ?
— От хозяина.
— То есть от Сведенова.
— Ну да, он же пока хозяин.
— Зачем он вам его оставил?
— Как зачем… — майор поправил бластер, норовивший провалится в широкую мотню. — Тоже присмотреть на всякий случай — господин Сведенов часто в отъезде. В прошлом году его залил сосед сверху, так картины попортились на миллионы, вот он и оставил мне ключ, чтоб если опять, так я принял меры.
— И приходилось принимать?
— Да нет, обошлось.
— Точно? — мне показалось, он сомневается. — Вы не слышали, чтобы, ну скажем в апреле, кто-нибудь заходил сюда без хозяина?
— Шаги были, — сказал он не совсем уверенно, но я сообразил, что он опасается, что я припишу ему слуховые галлюцинации.
— Когда?
— Да вот, как вы сказали, где-то в начале апреля.
— Вы поднялись в квартиру?
— Поднялся. А чего мне боятся!
— Я вижу, что вы не из трусливых. Так был здесь кто-нибудь?
— Похоже, что нет…
— Может, послышалось?
— Черт его знает! — с досады он хлопнул себя по ляжкам. Бластер провалился-таки в штаны. — Черт!!
