– Что?
– Что она не хочет быть такой, как я, и ничего не делать. По ее словам, она хочет, чтобы у жизни была цель и смысл. – Лес коротко рассмеялась невеселым смехом. – Такая вот развязка.
– Это поколение, которое стремится к карьере. Мир сильно изменился с тех пор, когда мы были в их возрасте, – напомнила ей Мэри. – Само собой разумеется, и в наше время находились девушки, которые стремились сделать карьеру, но они были исключением, а не правилом. Пределом нашего честолюбия было удачное замужество и воспитание детей. Все остальное служило лишь временной заменой до тех пор, пока на горизонте не появится подходящий мужчина.
– Я знаю.
– Так что не придавай значения всей этой трепотне о женской свободе. Это совсем нелегко – быть женой и матерью, – заключила Мэри, подчеркнув свое заявление решительным кивком.
– Дело не только в этом, – покачала головой Лес. – Не в одной только Трише. Моя мать думает, что я не слишком умна. Мой муж не верит, что я способна поддержать какой-либо умный разговор. А теперь моя собственная дочь считает, что моя жизнь лишена смысла. Мэри, мне сорок два года и я чувствую себя неудачницей, – проговорила она безжизненным тоном. – Это совсем не то, о чем я мечтала когда-то. Что случилось со всеми этими мечтами?
Наступило долгое молчание. Мэри не знала, что сказать. Наконец она обняла Лес за плечи.
– Я не знаю, детка. Просто не знаю.
7
Вокруг опустевшего старинного дома с закрытыми ставнями рыскал завывающий мартовский ветер. Когда открылась входная дверь, он ворвался вовнутрь, закружившись вокруг человека, выходившего с тяжелыми чемоданами. Стремительный и любопытный вихрь промчался по полутемному помещению, колыша чехлы, прикрывавшие мебель, и пытаясь приподнять ткань, чтобы узнать, что под ней скрывается. Затем дверь закрылась, ветер сник, оседая крохотным смерчем холодного воздуха, и исчез.
Лес поежилась и спрятала руки в перчатках под воротник пальто, запахивая его поплотней вокруг горла. Взгляд ее обежал опустевшую прихожую. Стены были пустыми, все висевшие на них прежде картины и украшения давно упакованы в ящики. Мебель, скрытая чехлами, толпилась как стадо каких-то серых бесформенных животных. А люстра из бронзы и хрусталя, заключенная в холщовый мешок, свисала с потолка безобразным комом.
На лестнице послышались шаги. Лес обернулась и увидела спускающуюся с верхнего этажа Мэри.
– Уже все? – Она говорила приглушенным голосом, словно боялась кого-то разбудить. Дом спал, закрыв ставни на окнах, как сонные веки.
– Да, – так же негромко ответила Мэри.
Они вместе пошли через прихожую к выходу. Высокие каблуки их туфель непривычно громко и резко стучали по обнаженному деревянному полу, некогда прикрытому восточным ковром, который теперь был скатан в рулон и спрятан где-то наверху вместе со всеми прочими вещами. И Лес внезапно захотелось пойти на цыпочках, чтобы не шуметь, и последние несколько шагов до двери она преодолела, старясь не будить гулкого эха.
Снаружи, повернувшись спиной к резкому мартовскому ветру, гуляющему по длинному портику, она подождала, пока Мэри запрет на замок входную дверь. Она слышала, как стучат костлявые обнаженные ветви деревьев, которые летом затеняют передний двор. Когда дверь была надежно заперта, Лес и Мэри быстро прошагали к микроавтобусу, стоящему на подъездном пути с включенным двигателем. Забравшись вовнутрь, кивнули на вопрос Стэна, готовы ли они.
– Какая жалость, – пробормотала Мэри, когда автомобиль отъезжал от дома.
Лес ничего не ответила, она просто смотрела на умолкший дом, одиноко возвышавшийся на фоне серого, продутого ветром неба. Время, которое она провела в этом доме, не всегда бывало счастливым и беззаботным. Случались ожесточенные драки с братьями и сестрами, приступы гнева и обиды на родителей и страдания от незначительных трагедий, которые только в юности можно пeреживать с такой остротой. И все же то дурное, что было в их жизни, постепенно тускнело в памяти, пока не превратилoсь в смутные воспоминания. Однако Лес понимала, что расставание с родным домом мучительно не только потому, что она пережила в нем столько счастливых минут. Дело еще и в другом, может быть, более важном. Когда она жила здесь, перед ней открывалось будущее, полное надежд и обещаний. Теперь она столкнулась с реальностью и обнаружила, что обещания не сбылись и жизнь ее пуста и бедна.
В аэропорту Лес встречала деловитая и расторопная Эмма Сандерсон. Она объяснила, что Эндрю занят в офисе и никак не мог отлучиться. Лес смотрела, как крепко обнимает Мэри ее младшая дочь и как тепло целует в щеку муж, и ей хотелось, чтобы и ее саму встречали так же радушно.
– Сегодня утром позвонила миссис Кинкейд, – сказала Эмма. – Она хочет, чтобы вы приехали к ней на ленч в пятницу.
Не успела Лес переварить это сообщение, как услышала, что Росс Карпентер говорит сестре:
– Ты получила точно такое же приглашение.
– Нет уж, спасибо, – мрачно поджала губы Мэри. – Единственное, что ей нужно, это отчет о доме. Вот и расскажи ей все, Лес. А я могу представить, какой меня ожидает дома хаос после двухнедельной отлучки. Как-нибудь обойдусь без перекрестного допроса, учиненного Одрой, до тех пор, пока не приведу все в порядок.
– Ну разве ты не счастливица, что у тебя такая преданная сестра? – улыбнулась Лес. – Придется мне самой принять на себя всю тяжесть первого удара.
– Видимо, так, – ответила Мэри и засмеялась.
Получив свой багаж, они разъехались. Часом позже Лес, усталая после долгого перелета, уже входила в свой дом, ощущая смутную подавленность. Следом за ней носильщик внес багаж.
Не успела Лес подняться на первую ступеньку дубовой лестницы, ведущей в ее комнату, как раздался телефонный звонок. Она остановилась, пропуская мимо носильщика с чемоданами, а затем посмотрела на свою домоправительницу и секретаря.
