времени проводил в городе. Правда, всякий раз перед тем, как он уезжал, он разыскивал Сокола и разговаривал с ним. И всегда они встречались наедине.
А когда отец возвращался из поездки, то привозил Соколу подарок: то новенький блестящий карманный нож, то кожаный ремень или еще что-нибудь.
К тому времени, когда школа закрылась на лето, мальчик узнал значения таких слов, как «ублюдок» или «бастард», «любовница» и «незаконнорожденный ребенок». А невольно присутствуя при разговорах ковбоев, Сокол узнал еще и то, что эти люди с презрением относятся к большинству индейцев.
Оскорбительные реплики детей, рассуждения ковбоев привели его к осознанию того, что отец стыдится… стыдится, что Сокол рожден «не на той стороне одеяла», и что мать мальчика была «индейской скво». И теперь он понял, почему отец встречается с ним всегда так, чтобы никто их не видел.
С приходом лета Сокол все больше времени проводил с ковбоями. Они постепенно привыкли к нему и стали брать его повсюду с собой. Их отношение к Соколу изменилось, они уже не смотрели на него как на чужака. Они многому научили Сокола. Мальчик с благодарностью воспринимал их советы и подсказки, жадно обучался тому, что умели и знали ковбои. Он не раз поражал их своими способностями, данными ему природой.
В начале июня на ранчо вернулся Чэд, чтобы провести дома каникулы. В первые несколько дней после его приезда обстоятельства сложились так, что Сокол редко видел сводного брата. Но вот однажды под вечер, когда он только что закончил чистить стойла, в конюшню вошел Чэд.
– Ты не видел моего отца? – Чэд последовал за Соколом к водному гидранту, стоявшему около поилки для лошадей в коррале. – Мы с ним собиралась сегодня проехаться верхом.
– Нет. – Сокол повернул вентиль и пригнулся, чтобы напиться воды, бьющей из крана в желоб поилки.
– Наверное, он скоро придет сюда, – бросил Чэд и поставил носок ботинка на нижнюю перекладину ограды корраля.
Утолив жажду, Сокол закрыл гидрант и посмотрел на Чэда. Конечно же, ему хотелось получше узнать своего сводного брата. А потому он не спешил уходить. Чэд, в свою очередь, искоса глянул в его сторону, а затем обвел взглядом конюшню.
– В один прекрасный день все это будет моим, – объявил он, затем посмотрел на Сокола и вдруг выпалил: – А я знаю, кто ты.
И принялся изучать сводного брата со спокойным любопытством.
– Я слышал, как моя мать говорила о тебе.
– Что она сказала? – не утерпел и спросил Сокол.
Он испытывал непреодолимое чувство восхищения этой женщиной. Ему нравилось в ней все: красивое лицо, завораживающий голос, ее жесты, походка и… аромат. Ее всегда окутывал волшебный аромат, который пьянил Сокола.
Однако Чэд не собирался отвечать на его вопрос.
– Твоя мать действительно была навахо?
– Да, – Сокол не сумел прочитать на лице Чэда ни капли презрения. Видимо, того действительно интересовали экзотические подробности происхождения невесть откуда взявшегося сводного брата.
– Ты когда-нибудь бывал на церемониях навахо? – поинтересовался Чэд.
– Да.
– Джесс Ханкс, мой школьный товарищ, говорит, что они могут держать во рту гремучих змей.
– Хопи делают это во время танца змей, – объяснил Сокол.
– И у змей есть жало?
– Иногда, – равнодушно сказал Сокол, пожав плечами, тем самым давая понять, что это не так уж и интересно.
– А это правда, – спросил Чэд, отворачиваясь, – что твоя мать была шлюхой и что она спала с любым, с кем приказывал мой отец?
При этом оскорблении в глазах Сокола засверкало пламя.
– Она была его второй женой. Она ни с кем не спала, кроме него.
Чэд рассмеялся.
– Второй женой! У мужчины может быть только одна жена. И мой отец женат на моей матери. Если твоя мать спала с ним, значит, она была шлюхой.
Гнев, бушевавший в Соколе, лишил его осторожности. Теперь не имело значения, что Чэд старше, выше и сильнее его, и даже то, что тот – его сводный брат. Он бросился на Чэда, опрокинув его наземь. Сокол бил Чэда руками и ногами, но тот скоро как-то вывернулся из-под Сокола и заломил ему руку за спину. Потом Чэд ткнул сводного брата лицом в грязь.
– Сдаешься? – хриплым задыхающимся голосом спросил он.
Когда побежденный ничего не ответил, Чэд заломил руку еще сильнее.
– Сдаешься?
Сокол сжал зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, и попытался вырваться.
В этот момент раздался резкий окрик отца:
– Что здесь происходит?
Чэд ослабил хватку. В следующее мгновение он стоял уже в стороне, а Сокол оказался свободен. Отец помог встать Соколу, а затем смахнул грязь с его щек.
– Ты не пострадал, парень?
Сокол, уставившись в землю и не поднимая на отца глаз, отрицательно покачал головой.
– Иди домой, Чэд, – приказал отец.
– Но мы собирались поехать вместе покататься, – запротестовал Чэд.
– Я сказал, иди домой.
– Это не я начал. Он – первый.
– Мне нет дела до того, кто начал! Я хочу, чтобы ты отправился домой! – сказал отец и строго посмотрел на Чэда.
Скривив губы, Чэд неохотно повиновался.
– Сокол, из-за чего началась драка? – сурово спросил отец, когда Чэд ушел.
Сокол поднял голову и изучающе посмотрел на него бесстрастными голубыми глазами.
– Ты был женат на моей матери?
Лицо отца помрачнело.
– Да, мы были женаты по обычаю Людей.
– Но не по обычаю белых?
– Нет.
– Почему ты так поступил?
– Потому что я любил твою мать, а, следовательно, уважал ее обычаи.
– Но по обычаю белых людей она не была твоей женой.
– Белый Шалфей была женой в моем сердце, – настойчиво произнес отец.
– Тогда почему ты не женился на ней по обычаям белых людей? – не смягчался Сокол.
– Если бы я женился на ней, этот чуждый ей мир она поневоле должна была считать своим домом. Посмотри вокруг, Сокол. Твоя мать не была бы счастлива здесь.
Сокол понимал, что в этом отец прав. Этот вопрос был решен и как бы уложен на нужное место где-то в тайниках сознания. Теперь же ему предстояло выяснить другое.
– Я твой сын. Почему я не живу в твоем доме?
– Это невозможно, – сказал отец, покачав головой.
– Ребята в школе часто дразнят меня, издеваются над тем, что я – наполовину индеец.
– Для тебя было бы еще тяжелее, если бы ты жил в моем доме, – устало объяснил отец.
– Потому что тогда они стали бы звать меня ублюдком, – предположил Сокол. В последнее слово он не вложил совершенно никакого чувства.
– Да. Теперь ты тоже понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты нес на себе этот груз?
– Тебя беспокоит, что люди будут думать обо мне, или что они будут думать о тебе? – спросил мальчик, обнаружив мудрость, не свойственную его годам.
