получили ожоги. Мушкетеры и солдаты легкой конницы спешно призывали врачей и эвакуировали высокопоставленных особ и раненых. Пьетро побежал за фонтанных дел мастером, водопроводчиками и литейных дел мастером, которые уже устремились во все стороны. Как только была перекрыта подача воды и прекратилась ее циркуляция, огонь начал спадать. Они выключали механизмы, нажимая на разные рычаги. По указанию венецианца с помощью песка и влажных одеял удалось задушить зажигательную смесь, находящуюся в фонтанах. В каналах после прекращения цепной реакции магма гасла сама собой. В Большом канале объемы воды были столь значительны, что смесь, высыпанная Баснописцем, не могла оказать существенного эффекта. Как только прошел первый испуг, все стали задумываться, не был ли этот новый тип фейерверка предусмотрен Ведомством развлечений как продолжение праздника, хотя на сей раз их приготовления обернулись трагедией. Едва закончив руководить спасательной операцией, Пьетро вернулся во дворец.
«Давайте же продолжим игру, мой друг, и доведем ее до конца!»
Он прошел вдоль Северного крыла больших апартаментов короля. Во время вечерних приемов, по понедельникам, средам и четвергам, салоны анфилады служили местом развлечений для самых высокопоставленных особ из числа придворных. В каждом зале ставили игральные столы, приносили бокалы и карты. Виравольта вошел в зал Геркулеса, затем в зал Изобилия, который превратился при Людовике XVI в помещение для игр. Обычно придворные играли здесь в ландскнехт, болтали, останавливались на минутку послушать, как какая-нибудь маркиза вымучивала на клавесине музыкальную пьеску или как играли лирические актеры; ставки делались с таким огромным количеством жетонов, что зал походил иногда на игорный дом. Сегодня вечером лакеи предлагали многочисленные закуски, и придворные постепенно пришли в себя.
Зал Венеры. Пьетро пошел быстрее. Итак, Баснописец в конце концов воспользовался вынужденным и трагическим содействием Августина Марьянна. Последний попытался его предупредить – но слишком поздно. Августин, «Лев состарившийся»… Этим сюжетом Баснописец предполагал завершить свое творение, если бы все шло в соответствии с его планом. Августин Марьянн, последний свидетель, которого надо было бы уничтожить для последней басни… Разве что… Баснописец стремился вычислить главных агентов Тайной службы, чтобы пресечь сопротивление, затем помешать коронации Людовика XVI, пользуясь слабостью королевства в это смутное время… И дело оставалось совсем за малым – все это могло бы действительно изменить ход Истории. Покуда этот человек жив, страна остается под угрозой. Но Пьетро не мог подавить в себе хотя бы частичного понимания того, каким страданиям подверглась эта измученная душа Впрочем, патетический вопрос, который он задавал, касался большего. И вот из-за своеобразного поворота дел, ему, Пьетро Виравольте, предстояло стать проводником государственных интересов.
Салон Дианы. Как во времена Людовика XIV, в центре салона установили бильярдный стол – в бильярде «король-солнце» не знал себе равных. Обычно стол был покрыт малиновым бархатным ковром с золотыми кистями. Дамы следили за игрой, сидя на скамеечках, поставленных на эстраде, с которой открывался отличный вид на представление, и оттуда они могли аплодировать победителям. Пьетро сразу же распознал черный плащ, оставленный под плафоном Бланшара и перед «Жертвоприношением Ифигении», находящейся на камине…
Он похолодел.
Совсем рядом стоял человек с цветком в петлице. Это была не английская роза, но бессмертник – символ жертвы и вечных сожалений.
Баснописец спокойно играл в бильярд.
На этот раз его лицо было открыто.
Ему было около сорока. Несколько морщин выдавали его зрелость, все, что ему пришлось пережить, и то, чему он подверг других. Внимательно взглянув на него, можно было заметить в глубине его глаз безумный блеск, свидетельствовавший о так и не завершенной борьбе с его собственными демонами. О ней говорила и гневная складка у рта, при взгляде на которую могли возникнуть сомнения в том, что он происходил из ангельского рода. Он находился между двумя мирами, адом и раем. И в то же время Пьетро чувствовал в его поведении какое-то чудовищное величие.
Баснописец смотрел на него, улыбаясь.
– Не сыграть ли нам партию, Орхидея?
Пьетро сделал шаг вперед.
– Почему бы и нет, Баснописец… Я до сих пор не знаю вашего имени.
В течение нескольких мгновений он вертел в руках кий, издававший легкий воздушный свист.
Баснописец опять улыбнулся.
– И вы его никогда не узнаете. Называйте меня Жан де Франс, наследник никакого трона, если хотите. Жан – это имя, которое выбрала моя мать. Остальное я добавил сам.
Пьетро подошел к столу. Баснописец сделал первый ход, ударив своим красным шаром по двум черным.
– Вы произвели на меня впечатление, Виравольта. Особенно когда вы улизнули из львиной клетки! Я до сих пор не знаю, как вам это удалось.
– Скажем так… у меня тоже в запасе есть кое-какие козыри.
Баснописец продолжил игру, затем спросил:
– Вы были неподражаемы. Мы совсем не ожидали вашего появления в «Прокопе». А! Но вы же не знаете, что я имею в виду! Я говорю «мы», имея в виду Сапфир. Видите ли… она работала на нас.
– Сапфир? А… А что с ней случилось?
– О… – протянул он, сосредотачиваясь на игре. – На вашем месте… я бы ее больше не искал…
Пьетро прикусил губу. Баснописец сделал гримасу: он промазал.
– Понятно, – сказал Пьетро, берясь за кий. – Благодаря ей и вашему горбуну вы получили всю необходимую информацию… А также узнали почти все наши имена!
Сухой и точный удар; шар подскочил над столом.
– Да, мой друг… Сапфир, бывший агент в Венеции и Лондоне. Мне это показалось весьма забавным.
Прищурившись, Пьетро смотрел на бюст «короля-солнца» выполненный Бернини, а Баснописец продолжал играть Слышались удары мячей о суконное покрытие стола.
– Но почему? – спросил Пьетро. – Почему вы так упорствуете? Вы знаете, что совершаете самоубийство. Не надеялись же вы в одиночку пошатнуть королевство…
– С англичанами все могло бы получиться… Был ли у меня выбор, Виравольта? Я ведь плоть от плоти этого прогнившего королевства, отросток той гангрены, которую вы все еще маскируете пудрой и лепными украшениями Версаля… Вы сами уже отстали от жизни, Виравольта! Черная Орхидея… Легенда, авантюрист-гуманист, сомневающийся идеалист, эмблема эпохи, которая все бледнеет и умирает! – Баснописец наклонился, уверенно целясь. – Все это не могло продолжаться. Мир меняется, мой друг. Мы ему больше не нужны… Мы уже динозавры…
– Почему вы не искали встречи с Шарлем де Брогли?
Баснописец выпрямился, подняв бровь.
– Когда аббат попытался это сделать, он не добился положительного результата, насколько я помню… Он тысячу раз просил у короля аудиенции! И не для того, чтобы свергнуть его, Виравольта! Даже не для того, чтобы добиться удовлетворения моих притязаний… но во имя справедливости, обычной справедливости! Чтобы, по крайней мере, его величество не бросал на произвол судьбы своего отпрыска. Чтобы он меня
