— Добиваться процветания в этой стране не стыдно, если за спиной у тебя свободная и сильная родина.
Стефен сильно пожалел, что он не может облегчить страдания старого лидера.
— Такой день настанет, Джон! Клянусь, что настанет!
— А что с оружием?
— Оружие поступит из Бирмингема.
— Из Англии! — воскликнул О'Мэгони. — Упаси Бог, Стефен, чтобы мы действовали у них под носом.
Стефен пожал плечами: — Деньги для оружейных купцов не пахнут политикой.
— Но власти…
— Бирмингем производит оружия больше всех в мире. Ящики с ним перевозят по каналам и по железной дороге. Из Бирмингема уходит столько оружия, что власти не заметят наш маленький кораблик.
О'Мэгони погладил бороду:
— А какого рода оружие?
— Ружья с затвором; ружья, заряжающиеся с дула; револьверы. Еще должна быть амуниция и штыки.
Стефен устроился на стуле поудобнее. Ему ненавистно было думать о кровавой бойне, если восстание все же произойдет. И ему неприятно было говорить о деталях… Но он должен был довериться О'Мэгони и выполнить просьбу Пэдрейка Мак-Карси.
— В Бирмингеме очень много патриотов среди ирландцев, — продолжал он. — Они встретят курьера и проследят за всем остальным. Корабль в Америке нужно загрузить мучными бочонками и направить купцу в Корк. Там портовый смотритель отправит их до Килкенни.
Густые брови О'Мэгони сошлись вместе.
— А деньги?
— Откуда же еще могут поступить деньги, как не из Америки? — ответил Стефен, криво усмехаясь. — Вся связь через курьера. Всякий, написавший в Ирландию по своему почину, будет рассматриваться как предатель.
О'Мэгони прошелся по комнате, сел в кресло и прикрыл глаза, без сомнения, воображая славный момент, когда восставшие массы ирландцев с оружием в руках сбросят поработителей со всего ирландского побережья.
— Но сейчас оружие пойдет только для обучения, не для сражения, — предупредил Стефен. — Пэдрейк настаивает на отсутствии быстрых акций. Они не хотят поражения, как в сорок восьмом…
О'Мэгони открыл глаза — они светились фанатическим блеском.
— Мы — герои старых преданий! Стефен, мы победим врага и избавим народ от голода и позора.
Стефен забарабанил пальцами по столу.
— Мы — группа дураков, вот кто мы! Страна безнадежно слаба!
О'Мэгони опустил голову:
— Мне жаль тебя, Стефен! В тебе нет преданности делу.
— Не должно быть ни политических дрязг, ни пустых разговоров. Если англичане прослышат, о чем я вам рассказал, люди вроде Пэдрейка Мак-Карси сгниют в тюрьме Килмейнгема или их повесят…
— Ах, Стефен! Да я это хорошо знаю. Я никому не скажу, кроме лидеров в Нью-Йорке.
Стефен расслабился и задышал спокойнее.
— Пэди велел мне выбрать курьера. Бог мне помог — я выбрал Эмета Кэвенаха.
О'Мэгони торжественно кивнул:
— Прекрасный выбор. И для парня какая честь!
Стефен тихо выругался, желая знать, не будет ли эта «честь» гробом для его юного друга.
— Эмет никогда не уезжал от матери, никогда не ступал на ирландскую землю. Какое-то время его будет занимать риск…
О'Мэгони встал, тряся бородой:
— Эмет Кэвенах с честью будет работать на благо родины.
— Он — юноша, Господи помилуй! — фыркнул Стефен, почувствовав внезапное отвращение к тому, что его втянули в это патриотическое безумие. — Он вбил себе в голову трилистники вместо мозгов.
— Он дал клятву. И он носит имя Роберта Эмета, величайшего патриота. — О'Мэгони положил на грудь руку и уставился в пространство. — Пусть мне напишут эпитафию только тогда, когда моя родина займет достойное место среди наций мира.
— Ладно, Джон, — Стефен поднялся, чувствуя ужасную усталость. — Ничто не заставит дрожать от страха англичанина, как достойная речь в честь мертвого ирландца.
ГЛАВА VI
Анна забрала Рори домой почти сразу после девяти вечера. На следующий день ему нужно было уже идти в школу.
Стефен исчез. Миссис Кэвенах сказала, что он ушел поговорить об ирландской проблеме. Анна забеспокоилась, что его так долго нет.
Миссис Кэвенах только посмеялась.
— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.
Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.
Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.
— Я не хочу ходить в школу.
— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.
— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.
— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.
— Я уже умею читать и писать.
Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.
— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.
Рори засомневался:
— Они это не очень любят.
— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.
Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.
Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.
Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.
— Где ты был?
— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.
— О политике, верно?
Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.
— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.
Анна похлопала его по руке:
— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.
Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.
— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.
Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.
— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты
