Гилберту с трудом удалось пробиться к стойке. Он купил бутылку хлебной водки и уселся за стол в дальнем конце салуна. Соседями оказались трио немытых болванов. Откусив кончик манильской сигары, Гилберт сделал ставку.
— Сдавайте и на меня.
Он провел в «Булвипе» несколько дней, в течение которых жизнь заполняли засаленные карты, шум салуна, раздирающие горло напитки и богохульствующая компания. После того, как в его присутствии исполосовали карманным ножом одного карточного шулера, решил играть честно. Время от времени возвращался в комнату, чтобы проспаться после очередной попойки. Неподалеку от отеля набрел на небольшое кафе, где подавали вполне приличное рагу и кофе, достаточно крепкий, чтобы встали дыбом волосы. Теперь Гилберт жил одним днем — не оглядывался на прошлое, не загадывал о будущем. И чувствовал себя достаточно хорошо.
Однажды, среди шума начинающейся потасовки, Гилберт услышал знакомый хныкающий голос. Жалобные стоны становились все громче. Вскоре нытье заглушило пьяные возгласы и топот на танцевальной площадке. Когда хныканье переросло в оглушительный крик, Гилберт отвлекся от карт и сквозь дымовую завесу увидел Берта Скоби, вступившего в единоборство с крепким мускулистым здоровяком. Как показалось Гилберту, здоровяк намеревался сделать из Скоби колбасный фарш.
Молодой человек сложил карты и вышел из-за стола. Когда он пробрался сквозь толпу к Берту, хозяин салуна, размахивая отпиленным биллиардным кием, подначивал громилу. Тот одним ударом уложил шахтера. Скоби, судорожно всхлипывая, валялся на грязном, заплеванном полу.
— Эй, Скоби, — Гилберт толкнул Берта ботинком. — Что ты здесь делаешь?
Скоби ползал вокруг него на четвереньках, хныкал и постанывал, тщетно пытаясь встать на ноги. Гилберт наклонился и поднял его за воротник. Налитые кровью глаза Скоби не выражали абсолютно ничего. Небритое лицо заплыло кровоподтеками, губа рассечена… К тому же от него воняло, как от черта.
— Скоби! — встряхнул Гиб шахтера. После того, как Джулия заштопала этого горлопана, Гилберт ощущал за него ответственность. — Я Гиб Бут, Скоби! Ты помнишь меня?
Глаза пьяницы и скандалиста на мгновение стали осмысленными. Гилберту почудилось, что Берт его узнал.
— Сукин сын, — пробормотал Скоби.
Гилберт нашел место у стены, прислонил к ней Скоби, вернулся к столу, собрал деньги и снова подошел к стене. Скоби валялся на полу и жаловался на больное плечо, очевидно, ставшее особенно уязвимым местом, после того, как его продырявили в «Бон Тоне». Гилберт поднял Скоби и потащил его к себе в отель. Как только голова шахтера коснулась подушки, он моментально захрапел.
Сначала Гилберт хотел вернуться в салун, чтобы сыграть еще партию в покер. Но встреча со Скоби заставила его снова вспомнить о Стайлзе и о людях, которых он там оставил. Гилберт подумал о Гарлане и о том, что сейчас творится в «Континентальной» компании. Мысль о том, что Гарлан затеял какие-то темные делишки на шахте, не давала покоя. Чем настойчивее он отгонял ее, тем больше она тревожила.
Усевшись на пол, он прислонился к стене, держа в руке початую бутылку виски. Вспомнилось, как Хьюз изо всех сил пытался выдворить его из города, распространял истории о его прошлом. Вспоминал об отвратительных письмах, которые получала Джулия, об ограблении конюшни… Он был уверен, то за письмами и ограблением конюшни стоит отвратительный надутый индюк, который прилагает немыслимые усилия только ради того, чтобы очернить Гиба в глазах Джулии. А потом самому жениться на ней и завладеть наследством доктора Меткалфа.
Совершенно неожиданно его осенила догадка, что причина не только в Джулии. Очевидно, Хьюзу хорошо известно, что Гилберт Бут неплохой специалист в горном деле, знаком со многими премудростями. И если поразмыслить как следует, сам собой напрашивается вывод, почему Гарлану необходимо было избавиться от Бута. Возможно существуют более серьезные причины, например, Хьюз мог испугаться, что Гиб разгадает его схему и вычислит его планы.
Гилберт снова глотнул виски. Было неприятно осознавать, что уехав из Стайлза, он невольно сыграл на руку этому индюку. Теперь, когда он — уехал, этот сукин сын, наверное, пляшет от радости, как сто лягушек!
Наступила ночь, в комнате стало темно, бутылка опустела. Гилберт сидел на полу, обхватил руками колени, и думал о том, что сейчас происходит в Стайлзе. Думал о желании Хьюза жениться на Джулии… Однажды она сказала ему, что не думает о замужестве, но это было до того, как она провела ночь в постели с настоящим мужчиной… Теперь она, возможно, думает по-другому! Черт побери! А что, если он сам возбудил ее аппетит до такой степени, что она утратила способность рассуждать трезво? Что, если Хьюз употребил все сильное очарование, и Джулия согласилась стать его женой?
Гилберту стало невыносимо горько, когда он представил, как это болтун, сидя на золотой жиле, уговаривает миссис Меткалф выйти за него замуж. А Гилберт Бут в это время садится в «Юнион Пасифик» и возвращается на восток. А там — будь, что будет!
К полуночи у него созрело решение, что нельзя оставлять Джулию на милость такого плута как Гарлан Хьюз. Придется вернуться в Стайлз и разоблачить этого мошенника.
Чтобы восстановить мыслительные способности Скоби, Гибу понадобился целый день. Когда тот проснулся утром, его трясло так, что пришлось для приведения в чувство налить ему небольшую порцию виски. Как только Гилберт начал задавать вопросы Берту Скоби, тот страшно испугался и сказал, что пообещал Хьюзу не говорить никому ни слова. А потом рассказал, что пытался вытянуть за свое молчание из управляющего деньги, и тот пригрозил убить Скоби. Только представив, что его драгоценная жизнь находится в опасности, горлопан и задира так разволновался, что даже прослезился.
Гилберт предложил Берту Скоби деньги и отправил его за пределы штата, вручив на дорогу бутылку виски. На прощанье Берт разговорился, подтвердив все предположения и подозрения Гиба.
Гарлан сидел с Джулией на крыльце. Раскачиваясь в креслах, они наслаждались покоем летнего вечера.
— Ничего, все скоро забудется, — сказал Гарлан, похлопывая себя по животу. — Через месяц Гиб Бут останется для тебя только неприятным воспоминанием.
Джулия улыбнулась печально и благодарно. Именно Гарлан поддерживал ее всю неделю. Было ощущение, что он несказанно рад исчезновению Гилберта. Он даже не читал нотаций и проповедей, не злорадствовал и ни разу не заикнулся о деньгах, которые она потеряла…
— Чепмен очень трудолюбив, и у него прекрасное чутье на руду, — говорил Гарлан. — Если на «Змеиной Скале» есть золото, то он его найдет. Вложить деньги в это дело — мудрая мысль!
— Я тоже так думаю, — согласилась Джулия. Теперь ей уже не верилось, что добрые побуждения свойственны такому самонадеянному и бессердечному человеку, как Гилберт Бут. Однако странным образом успокаивало то, что он не оставил без цента в кармане Чепменов. И то, что он переписал свою долю на Гилберта Чепмена — поступок благопристойный. Впрочем, он оставил в колыбели малыша десять тысяч долларов. Но чета Чепменов настояла на возвращении денег Джулии. Она решила вложить их в рудник.
Гилберт написал своему крестнику письмо, которое миссис Чепмен дала прочесть Джулии. Джулия запомнила каждую строчку.
«Дорогой Гилберт, — говорилось в письме. — Пусть тебе послужит уроком мой опыт. Поэтому, прошу, никогда не ввязывайся в дурные дела. Хорошо учись в школе, слушайся родителей, потому что они знают, как правильно жить. Поступать правильно, в конечном счете, немного легче, чем совершать дурные поступки! Я буду молится за тебя. Твой Гилберт (Гиб) Бут.»
Наверное, все написано, было сплошным лицемерием. Но миссис Чепмен почему-то была очень рада.
Джулии показалось, что Вера и Отис не разделяют общего мнения о поступке Гиба.
— Мне пора идти, — Гарлан встал, подал руку Джулии, помог ей подняться. — Моя дорогая, ты, кажется, устала, — он погладил ее руку мясистыми, мягкими и влажными ладонями. — Ты сильно похудела, я подозреваю, что ты ничего не ешь.
Джулия была чересчур возбуждена и обескуражена, потеряла сон и аппетит.
