— Не неизбежно, может быть, это ссылка на работу, на эффект, который, возможно, выражает что- то сверхчеловеческое, экстраординарное.
— Это уже прекрасно. Вы должны бы радоваться этому.
— И да, и нет. Как я вам уже сказала, здесь все еще не вполне ясно. Напротив, удивительно то, что мы можем продолжать использовать и число 17. Королевская тема четко разделена на две части фуги: пять первых нот в одной части, хроматический спуск, и вторая часть, которая ведет к окончанию. Это деление на две части как бы приглашает поработать с числами 17, по количеству тактов, и 2.
— И что же? — все более заинтересованный, спросил Жиль.
— А то, что деление 17 на 2 не дает ничего интересного, а именно — 8,5.
— Жаль, — посетовал Жиль.
— Но корень квадратный из 17 очень вдохновляет, — с хитрым видом добавила Летисия, которая, казалось, чувствовала себя все более уверенной, высказывая свои соображения.
— Корень квадратный? — недоверчиво переспросил Жиль.
— Да, число, умноженное на самое себя, дает 17. Вы же учили математику в школе?
— Да, да… и что же?
— Очень интересно: корень квадратный из 17 составит 4,123, а далее…
— Боюсь, что это уже не так интересно для нас.
— Но нет. Правило таково, что всегда нужно делать одну и ту же операцию. Так как мы сейчас использовали деление, теперь достаточно разделить мистическое 6,66 на наше интересное 4,123… И — о чудо! Деление дает 1,618.
Теперь Летисия говорила убежденно. До этого она сомневалась в правильности своих расчетов, но, рассказывая о них Жилю, почувствовала, что символизм — правильный путь к разгадке.
— Простите, но число 1,618 не говорит мне ни о чем.
— О-ла-ла… А вы знаете число ?: 3,1416?
— Конечно, знаю.
— Прекрасно, число 1,618 в искусстве означает то же, что я в геометрии. Правда, обычно оно применяется художниками и архитекторами больше, нежели музыкантами… 1,618 близко к значению, которое дает формула 1 + корень квадратный из 5х2, используемая при расчете идеальных пропорций, оно более известно под названием…
— Каким?
— Золотое сечение.[136] Королевская фуга таит в себе золотое сечение!
Жиль просто онемел. Летисия улыбнулась ему. Он подозвал официантку и заказал бутылку шампанского.
— Потрясающе! Вы даже не отдаете себе отчета…
— Да нет… только это не так уж много открывает нам…
— Не знаю. Во всяком случае, нужно продолжать искать. Ведь это вы сделали такое открытие?
— Да, я прочла все исследования, касающиеся «Музыкального приношения», все работы о гематрии в произведениях Баха — и ни в одном из них не нашла упоминания о золотом сечении. Это мое открытие, и я собираюсь заявить патент!
— Между тем с тех пор, как партитуры Баха были всесторонне изучены…
— Да, но вы знаете, что комментаторы сосредоточивали свое внимание на латинских примечаниях Баха, об этом мы поговорим в другой раз.
— Словно он намеренно вводил ложные пометы, чтобы отвлечь внимание слишком любопытных от символов, которые там заложены.
— Возможно, но если рассуждать здраво, нужен хоть какой-то минимум, чтобы посвященные могли обнаружить послание, в противном случае символизм теряет всякий смысл.
Жиль на минуту задумался, потом вдруг на его лице появилась радостная улыбка.
— Напомните-ка мне, Летисия, указание Баха.
— Пожалуйста… там сказано: «Ищите и найдете».
— И вы это сделали, браво! А затем что?
— «И как модуляция двигается, подымаясь вверх, так пусть будет и со славой короля».
— Это лесть, она не представляет интереса. А дальше?
— «Пусть богатство короля растет, как растут значения нот».
— Вот!
— Что — вот?
— Общая точка с золотым сечением. Богатство и золото. Во все времена лучший мотив для преступлений. Мы ищем богатство, Летисия.
38. ЗАСЕДАНИЕ
Одержимость Баха, который отобразил в своей музыке немыслимое богатство и бесконечную сложность человеческого бытия, неповторима.
Они были тут все. Ни один из членов Совета не проигнорировал вызов на это чрезвычайно важное заседание, созванное первым секретарем в спешном порядке ночью. Пламя свечей дрожало от колыхания широких мантий советников. В этом неторопливом молчаливом танце они занимали свои места, сходились, приветствуя друг друга. Казалось, они, как никогда, осознавали, какая тяжкая обязанность руководить городом. Было ли это ощущение от сумрака ночи или от таинственной срочности этого необычного совещания? Зал заседаний Совета, весь обшитый темными панелями, еще никогда не выглядел таким мрачным.
Наконец все расселись по своим местам. Первый секретарь ударом молотка возвестил о начале заседания. Разговоры в зале мгновенно стихли.
— Господа члены Совета, дорогие друзья, наше заседание официальное, но протокол мы вести не будем. Я счел необходимым собрать вас, чтобы принять срочное и важное решение. Я уверен, что наш уважаемый бургомистр, который сейчас, как вы знаете, находится в Дрездене, не осудит мою инициативу. Речь идет о канторе церкви Святого Фомы…
— Опять! — воскликнул Христоф Вилд, сапожник.
— Да… должен сказать вам, что в тот день, когда мы его избрали, мы не были в большом восторге…
— Это невероятно! — возмутился жестянщик Готлиб Киршбах. — Он уже столько нам досаждал. А теперь еще мешает спать!
— Полно, друзья, я знаю, что час не самый подходящий, но совершенно необходимо, чтобы наше собрание прошло втайне. Это было бы невозможно днем…
— Но почему такая секретность? — спросил Фридрих Готшед, ростовщик. — Если Бах опять что-то натворил, давайте оштрафуем его, как мы уже делали это… Я не вижу, в чем проблема, и еще меньше — почему мы должны держать это в секрете. Напротив, это побудит…
— Я должен сказать вам, дорогой коллега, что дело более серьезно, чем вы можете вообразить себе. Оно совсем иного свойства, чем те неприятности, к которым Бах нас уже приучил. Это касается не организации обучения или продолжительности работы, нет… это проблема совести. И репутация нашего города в опасности. Если мы позволим Баху придерживаться того пути, по которому он пошел, само имя нашего города — Лейпциг — станет для многих поколений синонимом скандала!
Слова первого секретаря потрясли членов Совета.
— Сразу скажу, вам трудно будет поверить мне, — снова заговорил он. — Должен признаться, когда
