– С доном Карлосом я был мало знаком. Однажды мы встретились на дороге в Торо, но не говорили с ним ни о птицах, ни о жабах. Его собирались назначить коррехидором этого города, и он ехал туда навестить друзей.
– Были ли дон Карлос де Сесо и Педро Касалья друзьями?
– Они были знакомы, беседовали. А была ли между ними дружба, этого я сказать не могу.
– Дон Педро во время ваших прогулок никогда не говорил с вами о религии?
– Мы говорили на самые разные темы, наверняка среди них была и религия.
– Считаете ли вы, ваша милость, религию важной темой?
– Религия занимает самый заветный уголок души, – сказал Сиприано, вспомнив выражение дяди.
– Если вы так думаете, возможно ли, что вы не способны припомнить ни одной беседы о религии с доном Педро Касальей? Возможно ли, что вы помните разговоры о жабах и не помните, что говорили о Боге?
– Человек, ваше преосвященство, весьма сложное животное.
– А с доном Карлосом де Сесо?
– Что – с доном Карлосом де Сесо?
– Говорили вы когда-нибудь о религии?
– Я с ним познакомился, как уже говорил, на дороге в Торо, он ехал верхом, а мы шли пешком. Ехал он на очень горячей, чистокровной лошади, и меня, по правде, больше интересовала лошадь, чем всадник.
– Ваша милость любит лошадей?
– Породистые лошади приводят меня в восторг.
– Не совершали ли вы поездки во Францию в 1557 году на вашем коне Красавчике?
– Совершал, ваша милость.
– Кто вам помог перейти Пиренеи?
– Проводник Пабло Эччарен, уроженец Наварры. Он был лучшим знатоком гор и, полагаю, таким и остался.
– Кто вам его рекомендовал?
– Среди людей, часто посещающих Францию, Эчаррен человек известный.
– Доехали ли вы, ваша милость, до Германии в этой поездке?
– Да, я побывал в нескольких немецких городах, ваша милость.
– Кто посоветовал вам посетить Германию?
– Я коммерсант, ваше преосвященство, я создатель «куртки Сиприано», о которой вы, возможно, слышали. У меня за границей есть друзья и партнеры, с которыми я поддерживаю постоянную связь.
– Не было ли в этой вашей поездке религиозных мотивов?
– Мне кажется, что ваше высокопреосвященство желает узнать, какую веру я исповедую, не правда ли? Если я вам скажу, что меня покорило учение о благодеянии Христа, мы сможем быстрее понять друг друга. А если человек принимает это учение, он неизбежно должен принять ряд других вещей, вытекающих из него.
– Стало быть, ваша милость признает, что последние годы вы жили в заблуждении?
– Заблуждение – неподходящее слово. Я верую в то, во что верую искренне.
– Веруете в то, что проповедуете?
– Я никогда не был миссионером, ваша милость. Я просто старался следовать своей вере.
– Правда ли, что вы ежемесячно сходились на собрания в доме доньи Леонор де Виверо, матери братьев и сестер Касалья?
– Я познакомился с этой сеньорой и Доктором благодаря моему другу Педро Касалье, сыну и брату названных вами.
Внезапно наступила пауза, и писец впервые поднял глаза. Сиприано подвергся испытанию на искренность. Он слушал ответы своего двойника с закрытыми глазами, вполне удовлетворенный. Да, он бы так и отвечал, если бы ему дали возможность подумать. Его двойник не обвинял, не лгал, на предавал, но при этом нисколько не пренебрегал вопросами его высокопреосвященства, хотя тому как будто его ответы не нравились. И голос инквизитора стал еще более угрюмым, когда он сказал:
– Ваша милость старается уклониться от прямых ответов, хотя вы, конечно, знаете, что у меня есть надежные средства, чтобы развязывать языки. Вы слышали рассказы о пытках?
– К сожалению, да, ваша милость.
– И о чистилище?
– Да, и о чистилище.
– Вы верите в чистилище?
– Если я верую и полагаю, что Христос пострадал и умер ради меня, тогда никакая кара не страшна. Вот если бы я не верил в его самопожертвование, тогда другое дело.
