гордости. Оптимистичная архитектура. Ожидает от будущего такой же осмысленности, что и в прошлом.
Уин промолчал.
– Я имею в виду прошлое Америки, каким мы наивно представляем его себе, – сказал Ларри, – единственный род невинности, который я одобряю.
Официальной темой разговора была Куба. Они уже несколько раз встречались в квартире в Корал- Гейблз, где ранее Парментер инструктировал кубинских летчиков, направлявшихся в Никарагуа. Говорили о необходимости сохранить связи в эмигрантском сообществе, об организации собственной сети в правительстве Кастро. Они – это пять человек, которые не могли оставить мысли о Кубе. Но при этом их группировка была незаконной. Поэтому на встречах они обсуждали сами встречи. Все обращалось вовнутрь. Сейчас у них имелся лишь один важный секрет: само существование группы.
– Еще минуту.
Они прошли под навесом в темное длинное помещение магазина скобяных товаров, заведение забытой и небезукоризненной красоты, где на витринах были выложены орудия времен первых поселенцев и старинные весы; Уин часто приходил сюда побродить между рядами, словно турист посреди печально раскинувшихся руин по грудь высотой. Приходилось напоминать себе, что это всего лишь инструменты. Он купил скребок для краски, и когда вернулись к взятой напрокат машине Ларри, припаркованной сбоку от площади, на переднем пассажирском сиденье увидели широкоплечего человека в яркой спортивной рубашке. Ти-Джей Мэкки. Слишком нарочитый ковбой, на вкус Уина, однако самый сведущий в «Ведущей Четверке»: боевой офицер-ветеран, он обучал изгнанников обращаться со штурмовым оружием и отвечал за первые этапы высадки.
Парментер сел за руль, напевая себе под нос что-то забавное. Уин устроился посередине заднего сиденья и объяснял, куда ехать. Теперь, когда с ними был Мэкки, действия обрели смысл. Ти-Джей не просто носил на хвосте вести о назначениях и увольнениях, о рождении детей. Он один из тех, за кем кубинцы пойдут без разговоров. А также единственный, кто отказался подписать письменный выговор, когда о тайных встречах в Корал-Гейблз проведал Отдел безопасности. Если бы запечатлеть всех пятерых заговорщиков на историческом холсте – брови нахмурены, торсы развернуты, эти люди вынашивали коварные планы и теперь противостоят широкоплечим агентам безопасности, одетым в хаки и стриженным под ежик, – картину стоило бы назвать «Свет проникает в пещеру безбожия». Парментер и остальные двое подписали выговор, который подшили в их личные дела. Уин подписал письмо и, кроме того, согласился на «техническое собеседование», то есть тест на детекторе лжи. Подписал и дисклеймер, где говорилось, что на тест он идет добровольно. Подписал договор о неразглашении, где обязался никому о проверке не рассказывать. Когда он провалил тест, люди из Отдела безопасности опечатали его кабинет, комнатку с голубой дверью на четвертом этаже новой штаб-квартиры Управления в Лэнгли. В кабинете обнаружили записи телефонных разговоров и документы, которые, если опустить обычные неясности, свидетельствовали о том, что Уин Эверетт сажал своих людей в руководство «Технического предприятия 'Зенит'», процветающей фирмы в Майами, служившей прикрытием для новой волны операций ЦРУ против Кубы. Это, пожалуй, было уже слишком. Сперва он возглавляет группу, которая не подчиняется приказам о роспуске. Затем начинает собственную операцию внутри обширной и многоуровневой антикастровской деятельности Управления. Когда Уина во второй раз посадили за детектор лжи, после трех вопросов он начал всхлипывать. К его ладони прикрепили электроды, вокруг бицепса завернули манжету, грудь перечеркнули резиновой трубкой. Как же трудно было не лгать.
Они выехали из Дентона к югу и нырнули в деревенскую зелень. Выгоны заросли мескитом и можжевельником, попадались неожиданно бесплодные пустоши. Пылающее марево, одинокое приземистое дерево, узловатое и мрачное. Небеса здесь казались непереносимо высокими.
Мэкки ехал, свесив правую руку из окна. Он не обращал никакого внимания на живописные пейзажи. Проехали баптистскую церковь на шлакоблоках. Мэкки отвечал на реплики легким кивком, движением подбородка, соглашаясь или одобряя.
Парментер сказал:
– На этих старых кладбищах наверняка лежат люди, которые добирались сюда еще на крытых повозках. Переселенцы, борцы с индейцами. Отличное место, Уин, какого черта? Может, обоснуешься здесь, будешь растить свою девчушку, запишешься на абонемент концертов и спектаклей? В твоей школе это наверняка есть. Нет, я серьезно.
Взгляд в зеркале заднего вида.
Психиатры были довольно любезны. Но они обратили его внимание на недомогание и болезнь. Они несли болезнь с собой. Они сами были нездоровы. У них на лицах оставались плохо выбритые участки. Уину не хватило смелости сказать им об этом. Они были славные, но какие-то незавершенные, или, наоборот, чересчур завершенные. Он так ясно различал эти микроскопические волоски. Мотивационное истощение. Управление относилось терпимо к таким проблемам. Управление все понимало. На самом деле он не сажал агентов в «Зенит». Его старая команда и без того уже обосновалась там и работала с новыми кураторами, готовясь к морским рейдам с секретных баз на Флорида-Киз. Но улики, пусть неубедительные, обрывочные, несущественные, по сути своей оказались слишком серьезными, чтобы человек в его положении мог их отрицать. Легче было поверить, чем отрицать. Они расшифровали его заметки, прочли ленты пишущей машинки. Как он мог объяснить им, что любит Кубу, знает язык и литературу? У них были бумаги, приговоренные им к сожжению. Как он мог убедить их, что все его «происки» – ничего не значащие заметки упрямца и идиота?
Он снял куртку, сложил ее вдоль, затем поперек и положил на сиденье рядом. Похлопал по карману рубашки в поисках сигарет.
Они проехали проселочной дорогой и по Старому Олтонскому мосту пересекли Хикори-Крик. Уин показал, что нужно повернуть направо. Свернули на красную грунтовку и четверть мили ехали под плотным навесом дубов и орешника. Лес по одну сторону, пастбища по другую. Ларри отпустил газ, машина замедлила ход и остановилась у штакетника. Уин закурил, наклонившись между передними сиденьями. Двое спереди слегка повернули к нему головы, хотя никто так ни разу и не оглянулся.
– Когда дочь делится со мной секретом, – сказал Уин, – ее руки все время двигаются. Она берет меня за руку, хватает за воротник, притягивает к себе, затаскивает в свою жизнь. Она знает, что секреты – это очень личное. Ей нравится рассказывать мне всякую всячину перед сном. Тайна – это высокая материя, почти как сон. Это способ задержать движение, остановить мир, чтобы увидеть в нем себя. Вот почему вы здесь. А я всего лишь выбрал время и место. Вы приехали, даже не спросив, зачем. Не посчитались с риском для своей карьеры, связавшись с Уолтером Эвереттом-младшим после всего, что произошло. Вы здесь потому, что в тайнах есть нечто живительное. Моя дочурка очень щедро делится секретами. Честно говоря, напрасно. Разве не секреты придают ей силы, делают личностью, помогают лучше узнать себя? Как она поймет себя, если будет раздавать секреты направо и налево?
Двое ждали.
– Вторжение провалилось, потому что высокопоставленные чиновники не проанализировали основных посылок. Их властно захватил дух действия. Они с радостью приняли предположения других. Так безопаснее. Четкого плана так и не разработали. Никто ни за что не отвечал. Некоторые понимали, что близится крах. Но они пустили все на самотек. Сами же оказались в недосягаемости. Они хотели, чтобы все получилось само собой. Они давили на этих вооруженных эмигрантов, чтобы те убирались из Флориды на свою чертову Кубу. Вряд ли кто-нибудь потрудился задуматься, что станет с ними после того, как мы высадим их на берег. Вот тут-то в дело включились мы. Мы были на аэродромах, или на борту кораблей, или заперты в казармах вместе с эмигрантскими лидерами. У них были сыновья и братья среди погибших, а вооруженные американские солдаты не выпускали их из казарм в Опа-Лока. Что я мог сказать этим людям? Я чувствовал себя вестником чумы и смерти. А потом – долгое медленное падение. Я хотел освятить наш провал, увековечить его. Если нам не удалось победить, давайте выжмем все возможное из поражения. Этим мы и занимались в самом конце, когда пытались поддержать тление. Пустое занятие.
Они ждали, терпеливые и внимательные.
– Движение нужно реанимировать. Операции, которые Управление осуществляет с Флорида-Киз, – всего лишь мелкие уколы. Нам нужен взрыв. Дж. Ф.К. движется к тому, чтобы урегулировать разногласия с Кастро. С одной стороны, он полагает, что революция – болезнь, которая может распространиться на всю Латинскую Америку. С другой стороны, осуждает рейды боевиков и пытается заполучить бригады в армию
