родные отреклись от меня. Говорить о том, что ты ушел воевать, маме было легче, чем объяснять, что ты бросил меня. – Помолчав, Синтия сухо добавила: – Хоффманов никто не бросает. Нами дорожат.
Если бы Расс не был так поглощен гневом, он различил бы в словах Синтии самоуничижительные нотки. Однако он кипел, возмущаясь тем, что долгие годы его считали мертвым.
– Твоя мать ненавидела меня. С самого начала она считала, что я ни на что не гожусь. Чтобы доказать это, ей требовалось заявить только об одном: что я сбежал.
– Смерть на войне почетнее побега. – Синтия нахмурилась, вспоминая, что к тем же доводам прибегала сама шесть лет назад, споря с Дайаной. – Мама – гордая женщина. И руководствовалась не чем иным, как стремлением «сохранить лицо». Она ясно дала понять своим друзьям и знакомым, что я совершила глупость, выйдя за тебя замуж. Но как только я вернулась домой, мама поспешила оправдать меня. Она не стала оповещать о твоей смерти весь город – Боже упаси! Боялась, что ее уличат во лжи те, кто знал, что на самом деле ты жив. И, не вдаваясь в подробности, отвечала на вопросы лишь некоторых близких знакомых.
– Например, Дайаны… – пробормотал Расс, стараясь сдержать гнев. – Разве в детстве она не расспрашивала обо мне?
Синтия взглянула на него в упор.
– Она считала своим отцом Мэттью. Он официально удочерил ее, она носит его фамилию. Я сказала Дайане правду, когда ей исполнилось восемь лет.
– Как же ты объяснила мое отсутствие?
– Сказала, что ты не захотел жить с нами. Обычное объяснение.
Но Расс знал, как ведут себя дети, в особенности смышленые, к числу которых принадлежала Дайана.
– Неужели она не спрашивала, куда я исчез?
– Я сказала, что ты ушел воевать.
– Но к тому времени, как ей исполнилось восемь лет, война закончилась.
– Мама объяснила Дайане, что ты погиб.
– А разве она никогда не спрашивала об этом у тебя? В таком возрасте она наверняка засыпала тебя вопросами о моей смерти. Что же ты ей отвечала?
– Просто уклонялась от ответа. И никогда не говорила ей напрямую, что ты мертв.
– Но и ничего не отрицала.
Укоризненно взглянув на Расса, Синтия выпалила:
– В моем положении отрицать что-либо было немыслимо, особенно слова моей матери. Может, ты забыл, в какой нужде я жила? Меня вышвырнули из дома, от меня отреклись. У меня не было денег, кроме тех, что оставил ты. Тебе известно, что почти месяц после твоего исчезновения я жила в нашей прежней квартире? – При этом воспоминании на глаза Синтии навернулись слезы.
Гнев Расса мгновенно утих.
– Я же велел тебе отправляться домой!
– Мне нужен был не дом, а ты! – выкрикнула она, не обращая внимания на собственную несдержанность. Очевидно, Расс считал, что она без всяких проблем вернулась к роскошной жизни. Ему следовало узнать, сколько страданий она вынесла! – Я надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Я любила тебя, а ты – меня. Мне хотелось верить, что со временем все уладится. А потом кончились деньги, и мне не осталось ничего другого, кроме как с покаянием приползти к матери.
– Она не заставила тебя долго каяться.
– К ее чести, она сразу приняла нас, – подтвердила Синтия, вновь обретая сдержанность. – Не стала попрекать меня прошлым. И, видя мое горе, взяла на себя многие мои обязанности. Вздумай она сказать, что ты умер где-нибудь под забором с перепоя, я не стала бы возражать.
– И ты позволила бы ей сказать такое Дайане?!
Синтия долго медлила с ответом. Ей хотелось отомстить Рассу за причиненную боль, но мстительность была не в ее характере. Наконец, устав от внутренней борьбы, она покачала головой:
– Вряд ли. Я не допустила бы, чтобы Дайана считала тебя никчемным пьяницей. И не разрешила бы оклеветать тебя.
Выслушав это признание, Расс понял, что ненависть не убила в Синтии все чувства к нему.
– Спасибо, – еле слышно произнес он.
В наступившем молчании Расс внимательно вгляделся в ее лицо, заново привыкая к знакомым чертам. Кожа Синтии, несмотря на возраст, осталась прежней – гладкой и шелковистой, и, хотя Расс видел, что она пользуется косметикой, ее макияж был искусным и почти незаметным. Время не тронуло скульптурную выразительность линий ее лица, не лишило губы мягкости, а изумрудные глаза и медовые волосы – ярких, насыщенных оттенков. Расс помнил, как эти волосы укрывали их обоих живой завесой во время поцелуев. Сейчас они были убраны в тяжелый узел, если не считать нескольких выбившихся прядей. Расс задумался о том, остались ли волосы Синтии такими же длинными, как прежде.
– Пожалуй… – хрипло выговорила она, прокашлялась и начала снова: – Пожалуй, я все-таки сяду. – Ноги держали ее не так надежно, как хотелось бы – взгляд Расса всегда оказывал на нее подобное действие, – и, кроме того, вопрос о его роли на свадьбе остался открытым. Усевшись на предложенный Рассом стул, Синтия положила ногу на ногу, сложила руки на коленях и вскинула голову, надеясь, что держится невозмутимо и с достоинством. – Что касается твоих взаимоотношений с Дайаной…
– Я не брошу Дайану, – твердо заявил Расс, – и никогда не откажусь от нее. Однажды мне уже пришлось покинуть ее – потому, что у меня не было выбора, – но больше такое не повторится. Дайана – моя дочь. Всякий скажет это, увидев нас вдвоем.
Последнее заявление Расса Синтия не собиралась оспаривать. Она помнила, с какой болью, особенно в первые тягостные годы, отмечала сходство Дайаны с отцом. Со временем яркая индивидуальность Дайаны оттеснила это сходство на второй план, но бывали моменты, когда взгляды или жесты дочери вновь напоминали Синтии бывшего мужа.
– Я вовсе не пыталась отрицать, что она твоя дочь, и не прошу тебя расстаться с ней. Я всего лишь хочу знать, разрешишь ли ты моему деверю повести ее к алтарю.
– Почему для тебя это так важно?
– Дайана всегда была близка с Реем и его дочерью Лайзой, которая будет одной из подружек невесты. Рей был внимателен и добр к нам – в особенности после смерти Мэттью. По-моему, мы должны оказать ему такую честь. Кроме того, я уже попросила Рея об этом одолжении. Мне неудобно говорить ему, что я передумала.
– Ты можешь просто объяснить, в чем дело.
– Я бы предпочла этого не делать.
Расс сел на стул напротив Синтии, положив руки на колени.
– Я могу понять, что тебе неудобно отказывать ему. Но неужели так трудно объяснить причину отказа? Если Рей любит Дайану, он должен считаться с ее желаниями. – Внезапно у Расса возникла неприятная догадка: – Может, ты встречаешься с ним?
– Разумеется, нет! Он мой деверь, к тому же он женат.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Сейчас речь не об этом.
Расс понимал, что Синтия права, но, затронув скользкую тему, не хотел идти на попятный. Он хотел узнать, что ждет его в субботу.
– Мне просто любопытно.
– Ты лишил себя права на любопытство в ту ночь, когда бросил меня. – Эти слова Синтия выпалила резче, чем намеревалась. При виде Расса в ней проснулись давние чувства, самым сильным из которых был гнев, вызванный его предательством. Прежде Синтия не подозревала, что гнев так прочно поселился в ее душе.
Расс повернул руки ладонями вверх и принялся разглядывать их, мрачно заметив:
– Я не бросал тебя. По крайней мере по тем причинам, которые ты подразумеваешь.
– Ты сбежал. А я осталась с трехмесячным ребенком на руках, в однокомнатной квартире с чужой мебелью и двумя сотнями долларов в кармане!
