Она смотрела на меня с все возрастающим доверием и в конце концов не выдержала:
— Наверняка все так, как вы говорите! Ведь она бы и мухи не обидела! Она чистый ангел, а журналисты такое о ней пишут, что даже читать страшно. Наверняка с ней что-то сделали. — Она заломила руки. — Пожалуйста, защитите ее!
— Потому я и здесь, миссис Кинг. Но я слишком мало знаю, у меня только разные подозрения. Вы можете мне помочь. — Я доверительно наклонился к ней: — Кто-то может ее шантажировать?
— Упаси Господи! Чем?
— Вы ее давно знаете?
— Почти с рождения. Я нянчила ее с двухлетнего возраста. Потом вела хозяйство у мистера Нея, когда Лири выросла. А когда приехала сюда и у нее хорошо пошли дела, она взяла меня к себе, и с тех пор я всегда была с ней. Она всегда была… такая… — Она начала всхлипывать, оглядываясь в поисках платка. Я пошел в ванную и принес ей несколько.
— А что насчет того исчезновения? Может, ее похитили?
— Не знаю… Лири говорила, что потеряла память, что ничего не знает и не помнит. Будто она неожиданно очнулась в своем домике и потом ее нашел какой-то мужчина.
— А потом она изменилась, да? — Я пытался вытянуть из нее как можно больше, опасаясь, что ей вдруг станет жаль свою принцессу и она замолкнет.
— Она была больна, — убежденно ответила старушка. — Она очень переживала. Сначала больница, потом она отдыхала дома, но что это за отдых? Все время кто-то приходил, журналисты бродили вокруг дома и снимали. В конце концов мистер Гибсон отправил нас в отпуск. Но Лири постоянно нервничала, у нее все из рук валилось, она всего боялась. Так продолжалось месяца два, а потом стало получше, только… — Она прижала платок к лицу. Я немного подождал и спросил:
— Может, кто-то у нее побывал, и с этого все началось?
— Откуда?.. Она никого не принимала, не отвечала на телефонные звонки. Только однажды сказала, что устала и хочет, чтобы я ушла. Заплатила мне за год вперед, и все… Я себя плохо почувствовала и была там еще один день, и Лири страшно на меня из-за этого разозлилась. Я ее понимаю… — Она скривила губы, словно маленькая девочка. Я понял, что она не скажет мне ничего, что, по ее мнению, могло бы повредить Лиретте.
— Она выбросила своего любимого мишку на помойку… — пробормотала Эльза Кинг.
— Откуда вы знаете?
— Я нашла его там и забрала. Хочу его как-нибудь при случае отдать, наверняка она по нему скучает.
Не мог же я сказать несчастной, что ее солнышко теперь любит потрошить живых куколок. Я встал.
— А может, вы ей его отдадите? Вы с ней увидитесь?
— Ну… да. Конечно, могу отдать.
Она засеменила в другую комнату и вскоре вернулась с солидных размеров медведем-коалой, каких тысячи в Австралии и Гонконге.
— Я его немного почистила. Отдадите?
— Обязательно. Спасибо за беседу. — Я вынул медведя из ее руки, видя, что она начинает колебаться.
— Я буду молиться, чтобы вам все удалось.
Не открывая больше рта, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, я поклонился и быстро вышел. В лифте я поднял с пола надорванный пластиковый пакет и сунул туда мишку. Выйдя, я купил в киоске газету и в который уже раз просмотрел объявления. Снова ничего. Бросив газету в урну, я пошел к машине. Несмотря на все усилия, я не мог отыскать в голове никаких идей на сегодня. Поехав куда глаза глядят, я добрался до открытого кинотеатра, заплатил за въезд, включил звукоусилитель и откинул спинку кресла. Устроившись поудобнее, я ткнул в кнопку вентилятора, чтобы дым не мешал смотреть, и, закурив, стал ждать конца фильма, начала которого не видел, поглядывая по сторонам. Машин было не слишком много, да и те, стоявшие тут и там, выглядели пустыми. Какая-то тень промелькнула позади моей машины; не меняя позы, я сунул руку в щель между креслами и сжал рукоятку «биффакса». Кто-то постучал в боковое стекло, я повернулся.
— Тебе не холодно, котик? — Отвратительно размалеванная рыжеволосая девица наклонилась к окну, демонстрируя обширный бюст. Я отрицательно покачал головой. — Дай хотя бы сигарету, — не унималась рыжая.
Я достал пачку, опустил стекло и, подавая ей сигареты, спросил:
— Что сегодня идет?
Рыжая прикурила от моей зажигалки и выпустила дым над крышей. Она вела себя очень культурно, этого я не мог не признать.
— Старые комедии, Лорел и Харди, Чаплин, Китон, Меник, братья Маркс, Кодисил и Рэмбо. Мне нравится.
Она отошла на несколько шагов и встала на цыпочки, пытаясь найти какую-нибудь машину, владелец которой был бы занят только созерцанием экрана. Свет фар сзади падал ей на плечи; она быстро сорвалась с места и поспешила к новому клиенту. Девочки с хорошим киношным вкусом. Работа формирует интересы. Обернувшись, я увидел, что в той машине отопление, видимо, работает похуже моего, поскольку она почти сразу же села в нее, а затем снова устремил свой взгляд на экран.
Когда я подъехал к гостинице, было двадцать минут девятого. Под предлогом, что мне нужно поставить машину на парковку, я вошел в холл через задний вход и, стоя в дверях, огляделся по сторонам, хотя это и не имело особого смысла. Субъект, с каблуком которого я имел счастье близко познакомиться, завалил всю работу, и приятели наверняка отправили его на дно океана с ведром бетона на ногах. Однако я все же решил не пренебрегать разумной осторожностью.
Стараясь не слишком бросаться в глаза, я прошел через холл и вошел в ресторан, где быстро поужинал, после чего переместился в бар. Втиснувшись в угол между колонной и стеной, я позвал бармена и заказал мартини с двойным лимоном. Присев на табурет, я сделал глоток из высокого стакана.
— Ну и везет же мне! — послышалось сзади.
Несколько секунд я сидел неподвижно, надеясь, что эти слова обращены к кому-то другому. К сожалению, повезло в данном случае не мне. Почувствовав легкое прикосновение к плечу, я обернулся.
Лиретта Ней, лауреат платинового «Оскара», садистка и неблагодарная душа, наверняка была великой актрисой. Тот, кто в состоянии был забыть разыгравшуюся несколько часов назад сцену и стоять с невинной миной, искренне радуясь встрече, заслуживал подобного определения — или я не Оуэн Йитс, частный детектив, охотник за двойниками.
— О! — удивился я. Я полагал, что сыграл неплохо, но Лиретта быстро развеяла мое заблуждение.
— Не притворяйся. Ты на меня злишься, и ты прав… Слипинг! — бросила она бармену, и тот невозмутимо отошел, но я столь же невозмутимым оставаться не мог. Она посмотрела на меня и рассмеялась. — Сейчас ты, по крайней мере, ведешь себя искренне… Я могу тебя называть по имени? Можешь звать меня Ли, или Лир, или как хочешь. — Она не глядя взяла поставленный перед ней барменом низкий широкий хрустальный бокал со светло-желтой жидкостью и слегка смочила в ней губы. — Я вела себя ужасно, я знаю, но ты, пожалуй, еще хуже.
Я чувствовал, как моя броня плавится и стекает на пол под взглядом серых глаз. Сосредоточившись на коктейле, я допил его и кивнул бармену.
— Не о чем говорить, — медленно сказал я, ничего не уточняя.
— Может, и так. Я только хотела тебе объяснить, что я не такая же, как на экране — это я, наверное, могу? А все ожидают, что я именно такая, как Эйли из «Детей осени».
— Что ты не такая, я уже знаю, — буркнул я, наблюдая за приближающимся барменом.
— Я и не извращенная садистка, как пишут в газетах, — совершенно спокойно ответила она.
— Ясное дело. — Я затушил сигарету и взял стакан. — Скажи это той, которой ты сожгла внутренности. И тем двум, которые смотрят сейчас на небо в крупную клетку.
— Все это чушь, но я не могу ничего доказать. — Она сказала это так, что если бы я не знал, кто она по профессии, то тут же отмел бы всяческие подозрения и немедленно извинился бы за минутную слабость. Я не смотрел на нее, сосредоточившись на ее словах. Легче почувствовать фальшь в голосе, чем во взгляде,
