меня автомобиль неожиданно рванулся вправо, преграждая нам дорогу, мышцы у меня напряглись, Будда воспринял маневр машины точно так же — что-то прошипел и быстро полез под сиденье, но «корвиера» перед нами, вместо того чтобы хлестнуть огнем по переднему стеклу, свернула в поперечную улицу и исчезла. Мой пассажир начал, не стесняясь в выражениях, комментировать случившееся, и я забыл о нашептывавшем мне голосе. Тем более что, когда до дома Джереми Красин-ски оставалось полквартала, мы наткнулись на стоявшие поперек улицы два полицейских автомобиля.
— Это еще что?! — прошептал Будда.
— Точно не могу сказать. — Я плавно затормозил и некоторое время разглядывал преграждающие дорогу машины. — Полагаю, это полиция. Сделать подобные выводы мне позволяют некоторые невидимые для неопытного глаза детали: сине-красные мигалки, окраска автомобилей, а также надписи на их кузовах…
— Заткнись! — заорал он во все горло.
Честно говоря, своим воплем он меня напугал. Я посмотрел на него. Моя шутливая фраза довела его чуть ли не до удара, лицо его приобрело свекольный цвет, на вспотевшем лбу проступили синие жилы. Впервые я видел пот у него на лбу. Костяшки судорожно стиснутых на коленях пальцев побелели, но он этого не чувствовал, вглядываясь вытаращенными глазами в преграду. Только теперь я понял, что он боится. Я задумался — мне никогда еще не приходилось оказываться в одной машине с впавшим в истерику старшим братом.
— Спокойно, у меня нет к тебе никаких претензий, — сказал я, стараясь не шевелить все еще лежащими на руле руками. Прежде я не мог даже предположить, что у меня может возникнуть мысль: «Лучше его не трогать, а то укусит!» — Ты честный гражданин, пока не начнешь убегать при виде первого же постового. О'кей?
Несколько секунд спустя я вынужден был признать, что он чрезвычайно быстро умеет овладевать собой, так же как и я. Может быть, даже быстрее. За несколько мгновений страх его исчез без следа, пот то ли испарился, то ли впитался в кожу на лбу, заодно погасив пурпурный цвет лица. Остались лишь пища для размышлений и воспоминание, притом что я сам всегда старался не придавать воспоминаниям особого значения.
Две банки пива в желудке напирали на его стенки, и пришлось подвинуть назад сиденье, чтобы вылезти из машины. Я огляделся по сторонам, даже забрался на ступеньку и с этой перспективы изучил улицу за кордоном. Возмущенное резкими движениями тела пиво послало на разведку в сторону пищевода кисло- горький комок, у меня неожиданно возникло непреодолимое желание спокойно подремать в траве, под каким-нибудь монотонно шумящим листвой деревом, возле ручья, журчащего по камням. С ящиком пива… О! Я понял, что, раз я думаю о пиве, приступ кратковременной хандры, видимо, прошел. Я спрыгнул со ступеньки. Ко мне приближался молодой полицейский, которого явно заинтересовала моя личность. Прежде чем он успел подойти, я выхватил из кармана лицензию, держа ее так, чтобы было видно серебристую букву «А».
— Добрый день. — Он отдал честь, бросил взгляд на лицензию и снова посмотрел мне в лицо. — Постовой седьмого района, третьего комиссариата Джон Фэзен-хилл. — Он вежливо замолчал.
— Оуэн Йитс… — Я хотел продолжить, но внезапно с ужасом понял, что тоже замолкаю, и притом явно с единственной целью: чтобы услышать столь милые сердцу слова: «Знаю, знаю! Читал ваши книги…» Мысленно взвыв, я пообещал себе в ближайшее время сходить к психоаналитику. — Я здесь по делу, как бы мне пройти к дому номер четырнадцать?
Он вздрогнул и хотел повернуть голову, но его явно удерживали от этого инструкции, полученные за время только что законченной учебы. Можно было не сомневаться, что причина блокирования улицы находится как раз в доме номер четырнадцать. Я постарался, чтобы мои предположения никак не отражались на моем лице, — по инструкции в первую очередь полагалось стрелять в подозрительно догадливых субъектов. Несколько секунд мы стояли неподвижно, наконец Джон Фэзенхилл сказал:
— Сейчас выясним. — Он отошел от нас, причем весь вид его говорил о том, что ему не хочется терять меня из поля зрения, и еще больше не хочется, чтобы мы слышали его разговор с начальством.
Будда вышел из машины и, положив локти на крышу «бастаада», ядовито улыбнулся.
— У тебя будет повод отличиться, — бросил он, с интересом глядя на меня. Сейчас у него были бы неплохие шансы в конкурсе на самое ехидное выражение лица.
— О чем ты?
— Как это? У тебя жизнь идет как главы в книге, почти по сценарию: куда бы ты ни приехал — какое- нибудь дело, что ни город, то драка, что ни девица — просто куколка, ну и маленькие приключения между делом, дракой и девицей. Рай для такого супермена, как ты… — Он оскорбительно захихикал.
Сперва я хотел ему объяснить, почему я снисходительно отношусь к людям, которые пережили стресс и не могут прийти в себя иначе, кроме как набрасываясь на первого попавшегося прохожего, а лучше всего му иса. Или брата. У меня уже вертелись на языке несколько острых словечек, но я вдруг подумал, что мало кто из старших братьев позволит себя воспитывать младшему. Никто, и уж точно не Будда. Я отказался от нотации, даже не показал ему язык, продемонстрировав немалое чувство такта и огромное терпение.
— Иди выговорись в другом месте, — мягко сказал я и, больше не обращая на него внимания, посмотрел на полицейского Фэзенхилла. Получив какое-то распоряжение, он подтвердил его кивком и направился в мою сторону.
— Сейчас здесь будет детектив Крабин, — сказал он, остановившись в метре от меня.
Он не походил на посыльного, который уйдет, выполнив свою задачу. Скорее, он намеревался следить за нами, нами обоими и автомобилем, так долго, как его этому учили. Отныне и всегда.
— Не могли бы вы… — легкомысленно начал я и тут же замолчал. — Э… Ничего.
— Детектив Крабин уже идет.
Я сократил время ожидания, углубившись в размышления о проблеме жестокости ближних друг к другу, а также о тех мучениях, которым приходится подвергаться ни в чем не повинным детективам-писателям, и о том, одобрил ли бы Господь Бог силовое решение моих… их проблем? Веснушек на лице детектива Крабина было, наверное, больше, чем у целого класса начальной школы. Что касается цвета волос, то о нем ничего нельзя было сказать за исключением того, что какой-то цвет они все же имели. Он не улыбался до ушей, но и враждебности в его облике тоже не чувствовалось. Для человека, который руководил оцеплением квартала, он выглядел удивительно спокойно. Подойдя ко мне, он пожал мне руку, чуть ли еще не до того, как я успел ее протянуть. Мне следовало сделать соответствующие выводы, но, как я уже упоминал, до меня не дошло, что для меня началась неудачная полоса. Прежде чем я успел раскрыть рот, он уже говорил:
— Я знаю, кто вы, и примерно знаю, что я должен делать на основании вашей лицензии класса «А». Так что…
— Но мне ничего не нужно! — Я жестом отверг его еще не сформулированные предложения. — Я собирался посетить одного человека, который по стечению обстоятельств живет именно на этой улице.
— Гм? Могут быть проблемы, большинство жителей мы эвакуировали из домов, они собраны в пяти гостиницах и двух мотелях. А кто вам нужен?
Он говорил настолько быстро, что я едва успевал понимать его слова, а ответы выдавались с такой скоростью, будто он читал мои мысли. За несколько минут он заболтал меня до полного отупения.
— Джереми Красински, — сказал я, сам не зная, зачем делюсь с первым встречным копом почти всей имеющейся у меня информацией.
— Здесь его нет. — Он решительно покачал головой.
— Ага… нет? Вы точно уверены?
— Конечно. Именно его дом был проверен тщательнее всего, и я уверен в том, что говорю.
— А… может, какой-нибудь след? — Почти сразу же я понял, что вне всякого сомнения именно мне Крабин воткнет клизму, если захочет символически прочистить самую выдающуюся задницу среди детективов.
— След… — задумчиво повторил он. — Как раз след и вызвал всю эту суматоху. — Он не стал показывать на оцепление, и я был ему благодарен — видимо, он решил, что к подобным выводам я могу прийти и сам. — Супруга Красински держит в заложниках нескольких детей… — Он повернулся и жестом
