сейчас все пользуются.
— Ну а самая «одаренная» среди нас — Садим. Ты только посмотри, какая она женственная. Хотелось бы мне иметь такой же зад, как у нее.
— Думаю, ей нужно сбросить несколько фунтов и заняться спортом, по твоему примеру. Слава Богу, я могу есть сколько влезет не поправляясь, так что мне нечего волноваться.
— Тебе повезло, а я постоянно ограничиваю себя, чтобы выглядеть как следует.
Невеста заметила своих подруг, которые сидели за ближайшим столиком, улыбались и махали руками, одновременно сгоняя с лиц выражение «Почему не я стою там, на возвышении?». Гамра была в экстазе, красота и торжественность момента буквально опьяняли ее. Она всегда считала себя наименее достойной из всех — но теперь первой среди своих подруг выходила замуж!
Как только фотосессия закончилась, нахлынули толпы гостей, желающих поздравить невесту. Садим, Мишель и Ламис поднялись на возвышение и обняли подругу, шепча «Гамра, потрясающе! Да пребудет с тобой благословение Божье! Ты шикарно выглядишь! Весь вечер я молила Бога за тебя! Поздравляю, милая! Великолепное платье! Подружка, ты роскошна. Какое зрелище!.. Самая красивая невеста из всех, что я видела».
Улыбка Гамры становилась все шире по мере того, как она выслушивала похвалы подруг и видела тщательно скрываемую зависть в их глазах. Все трое сфотографировались вместе со счастливой невестой. Садим и Ламис начали танцевать вокруг нее, в то время как пожилые женщины, всецело посвятившие себя устройству свадеб, неотрывно рассматривали их со всех сторон. Ламис гордилась возможностью показать свою стать и красивые формы, но она старалась танцевать чуть в стороне от Садим — та заранее недвусмысленно предупредила подругу, чтобы гостьи их не сравнивали. Садим всегда мечтала о липосакции и о том, чтобы стать такой же стройной, как Ламис и Мишель.
Вдруг в зал стремглав ворвались мужчины, и впереди всех — жених, Рашид-аль-Танбал, который направился прямо к стоящей на возвышении невесте. Женщины дружно отступили, торопливо ища покрывала, чтобы спрятать волосы и лица (не говоря уже о прочих частях тела) от взглядов приближающихся мужчин.
Когда жених и его спутники находились всего в нескольких шагах, Ламис потянула край скатерти, чтобы прикрыть декольте. Ее сестра-близняшка, Тамадур, закрыла волосы и обнаженную спину шалью, в тон платью, а Садим набросила на себя черную вышитую абайю[10] и шелковую вуаль, задрапировав тело и нижнюю часть лица. Мишель, впрочем, осталась верна себе — она стояла на месте и разглядывала мужчин одного за другим, не обращая внимания на перешептывания и неприязненные взгляды женщин.
Рашид пробился к возвышению бок о бок с отцом Гамры, ее дядей и четырьмя братьями. Каждый мужчина старался, образно выражаясь, загрузить в память как можно больше женских лиц, тогда как женщины рассматривали дядю Гамры, который в свои сорок лет как две капли воды походил на красавца поэта принца Халида аль-Фейсала.
Приблизившись к невесте, Рашид откинул вуаль с ее лица, как его учила мать, и встал рядом с ней, позволяя прочим родственникам мужского пола поздравить Гамру. Мужчины столпились вокруг, чтобы пожелать молодым счастливой жизни в браке.
В душном зале послышались голоса подруг невесты, которые распевали: «Тысяча благословений и мир тебе, любимец Аллаха, Магомет!» Помещение наполнилось громкими женскими восклицаниями. Мужчины, кроме жениха, вскоре вышли и направились по домам, поскольку их участие в женском празднике подошло к концу — а торжественный обед завершился прежде, чем началась вечеринка в честь невесты. Пара, окруженная родственницами, отправилась к столу резать торт.
Тогда подруги Гамры начали пронзительными голосами петь:
— Мы хотим поцелуй! Мы хотим поцелуй!
Мать Рашида улыбнулась, мать Гамры густо покраснела. Рашид бросил на девушек сердитый взгляд, вынудивший их замолчать. Гамра шепотом выругала подруг за то, те смутили ее в присутствии жениха, а потом выругала Рашида за то, что поставил ее в неловкое положение, отказав в поцелуе. Глаза Садим наполнились слезами, когда она наблюдала за тем, как подруга ее детских лет, Гамра, покидает зал вместе с мужем, чтобы отправиться в отель, где им предстояло провести ночь, а затем уехать в Италию. Сразу же после завершения медового месяца они должны были лететь в Соединенные Штаты: Рашид собирался продолжить учебу.
Из них четырех Гамра аль-Кусманджи была более всего близка Садим, потому что они учились вместе со второго класса. Машаэль аль-Абдулрахман — или Мишель — присоединилась к ним лишь в средней школе, когда вернулась с родителями и маленьким Мешаалом — или Мишо, как все звали ее младшего брата, из Америки. Ее отец учился в Стэнфордском университете и познакомился там с будущей женой. После колледжа он несколько лет провел в Штатах. Через год после возвращения на родину Мишель перешла в школу, где преподавание велось на английском языке. Она просто не владела арабским в достаточной степени, чтобы посещать ту же школу, что и Садим с Гамрой.
На новом месте она познакомилась с Ламис Джиддави, которая стала ее лучшей подругой. Ламис выросла в столице, и судя по фамилии, ее семья происходила из Джидды — портового города, едва ли не самого либерального во всем королевстве, где с давних пор селились люди из разных мест. Семья Гамры приехала из Эль-Касима, известного своей строгостью и ультраконсерватизмом. Родные Мишель не принадлежали ни к одному из известных родов.
В колледже Садим изучала менеджмент, а Ламис отправилась на медицинский факультет[11]. Мишель решила заняться компьютерными технологиями. Гамра, единственная из них, которая никогда не уделяла большого внимания учебе, вынуждена была прибегнуть к кое-каким семейным связям, чтобы поступить в колледж. Она пошла наиболее легким путем и решила специализироваться по истории, но в самом начале первого семестра обручилась, бросила учебу и полностью посвятила себя подготовке к свадьбе. Поскольку сразу после торжественной церемонии ей предстояло уехать в Америку, это и впрямь было разумное решение.
В номере отеля «Джорджоне», в Венеции, Гамра села на край кровати. Она протерла бедра, ноги и ступни отбеливающим лосьоном из глицерина и лимона, который приготовила для нее мать. В голове у девушки крутилось золотое правило: «Не поддавайся». Отказ — вот верное средство пробудить в мужчине страсть. В конце концов, ее старшая сестра Нафла уступила мужу только на четвертую ночь. Но Гамра установила новый рекорд: прошла неделя, а муж все еще не дотронулся до нее. Рашид не прикоснулся к ней, даже когда она была готова забыть о материнском правиле — в первый вечер; тогда Гамра, стоя перед зеркалом, сняла свадебное платье и надела ночную сорочку цвета слоновой кости, а мать в восхищении вновь и вновь призывала Аллаха, чтобы обезопасить дочь от сглаза, и многозначительно подмигивала. Это восторженное одобрение преисполнило Гамру уверенности и гордости, пусть она и знала, что выражение маминого лица было слегка наигранным.
В брачную ночь она вышла из ванной и обнаружила, что, муж… спит. И хотя девушка готова была поклясться, что он притворяется (в их последнем телефонном разговоре мать все списала на «дьявольские наущения»), Гамра решилась направить свою энергию на то, чтобы «завлечь» Рашида — особенно когда мать признала, — что тактика воздержания в данном случае обернулась против них.
Начиная со дня свадьбы мать Гамры все смелее рассуждала об отношениях мужчин и женщин. До подписания брачного контракта она вообще об этом не упоминала. А затем Гамра прошла ускоренный курс соблазнения, преподанный ей той самой женщиной, которая некогда вырывала страницы из любовных романов и не позволяла дочери бывать у подруг, за исключением Садим (Ум Гамра хорошо знала тетю Бадрийю, поскольку они вращались в одних кругах).
Мать Гамры твердо верила: женщина рядом с мужчиной — все равно что масло на солнце, Но с момента подписания брачного контракта она перестала твердить о том, что девушка непременно должна быть неискушенной, а мужчина — опытным. Что касается Гамры, она выслушивала материнские наставления по части брачной жизни с восторгом и гордостью подростка, которому отец впервые позволил курить в своем присутствии.
