ее имя, а затем принялась в нетерпении ждать ответного звонка — но так и не дождалась. Она задумалась: может быть, рассказать отцу о том, что случилось той злополучной ночью? Но как? Что она скажет? А если промолчать… нельзя ведь молчать до самого дня свадьбы! Что подумают люди? Что жених ее бросил? Нет- нет. Валид не может быть таким жестоким. Возможно, он в больнице, у него кома. Представлять его в реанимации было в тысячу раз приятнее, чем думать о том, что он ее оставил.
Садим, в крайнем замешательстве, ждала звонка или визита Валида; она мечтала о том, что он на коленях приползет молить о прощении. Но молодой человек не приходил и не звонил. Отец спросил, все ли в порядке, но у Садим не нашлось ответа.
Ответ пришел от Валида три недели спустя. Документы на развод. Отец Садим попытался выяснить у дочери, в чем причина столь неприятного сюрприза, но та разрыдалась у него в объятиях и не произнесла ни слова. В гневе тот отправился к отцу Валида, который также ничего не знал и, был удивлен не меньше. Валид заявил, что ему «неуютно» с невестой и что он предпочитает расторгнуть контракт, не дожидаясь брачной церемонии.
Садим хранила секрет ото всех. Бедняжка зализывала раны тайно, пока ее не постигло второе разочарование: она провалила больше половины экзаменов.
ПИСЬМО 6
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 19 марта 2004 г.
Тема: Ламис, единственная и неподражаемая.
Я получаю много писем, авторы которых просят меня назвать свое настоящее имя. Они спрашивают, не одна ли я из четырех девушек, о которых идет речь. Большинство считает, что я либо Гамра, либо Садим. Всего один голос за то, что я Мишель; но потом этот человек оговорился, что скорее всего Мишель знает английский лучше меня.
Я буквально плакала от смеха, получив письмо от некоего Хайтама из Медины (Города Света), который критикует меня за то, что я выказываю свои симпатии эр-риядским «бедуинкам» и совершенно пренебрегаю Ламис, его, неизменной фавориткой. Не огорчайся, дорогой Хайтам. Сегодня я буду писать о Ламис и только о Ламис.
Хотя Ламис и Тамадур были очень похожи, огромная разница в характерах и образе мыслей разделяла сестер. В школе они учились в одном классе, потом вместе поступили в медицинский колледж. Тамадур неизменно восхищала преподавателей своей серьезностью и неимоверной дисциплинированностью. Ламис, напротив, была беззаботной студенткой; все однокурсницы любили ее за остроумие и дружелюбие. В то же самое время она умудрялась получать отличные оценки. Ламис была смелее и хладнокровнее, чем Тамадур, которая всегда считала сестру беспечной, безрассудной и неосторожной, не говоря уже о легкомыслии и кокетстве.
Их отец, доктор Азим Хиджази, некогда был деканом колледжа фармакологии, а мать, доктор Фатин Халил, занимала в том же колледже административную должность.
Азим и Фатин были залогом успеха для дочерей и гарантией карьерного роста. Со дня рождения близняшек родители самым тщательным образом распределяли между ними внимание, поэтому ни одна из малюток не была обделена нежностью и заботой. Когда Тамадур и Ламис пошли сначала в детский сад, а затем в школу, их начали окружать еще большей заботой — и амбиции возросли соответственно.
В семье были только эти двое детей — более того, Фатин родила их после долгих страданий, потратив четырнадцать лет на лечение. Слава Богу, в результате небеса даровали ей с мужем двух прелестных девочек. Они не Стали заводить других детей, поскольку мать была немолода и всякие попытку выносить еще одного ребенка могли скверно отразиться на здоровье женщины и плода.
Один из самых громких скандалов, связанных с Ламис, случился в старшей школе. Она, Мишель и две их одноклассницы задумали и безукоризненно спланировали массовый обмен видео. В назначенный день каждая девочка принесла в школу четыре кассеты. После уроков они собирались обменяться, но заговорщиц преследовала неудача. Едва девочки пришли в школу, как узнали о намерении администрации обыскать все классы на предмет контрабанды. Список запрещенных вещей был длинен: он включал фотоальбомы, дневники, духи, романы, аудио- и видеокассеты.
Ламис не знала, то ли кто-то наябедничал на них, то ли им просто не повезло. Когда новость распространилась по школе, девочки, ошеломленные неожиданным поворотом событий, совершенно растерялись. Речь шла не об одной-двух кассетах, а о шестнадцати, обнаруженных в сумках четырех лучших учениц! Громкий скандал — и ни одна из подруг не видела выхода.
Ламис забрала кассеты у подруг, сунула их в огромный бумажный пакет и приказала одноклассницам вести себя как обычно. Она уверила девочек, что все обойдется: она сама решит проблему.
Во время перемены девочка отнесла тяжелый пакет в туалет в поисках укромного места, но он был просто гигантский, и Ламис не нашла, куда бы его сунуть. Она боялась, что на тайник наткнется кто-нибудь из сотрудников и заберет кассеты себе или отнесет директрисе. Если так — Ламис грозит не только школьный скандал, но нечто гораздо худшее: ссора с одноклассницами, которые, конечно, не слишком обрадуются тому, что их кассеты попали в чужие руки!
Потом Ламис хотела затолкать пакет в классный шкаф, но передумала: шкаф стоял на самом виду, не говоря уже о том, что именно там и стали бы искать в первую очередь. Ламис начала отчаиваться. Все это напоминало опасные прятки — в том месте, которое вообще не подходит для игр.
Но затем ей в голову пришло великолепное решение. Она постучалась в дверь учительской и попросила позвать свою любимую учительницу — преподавательницу химии мисс Хану. Мисс Хана появилась на пороге, удивленная этим неожиданным визитом, и Ламис смело объяснила свою нелегкую ситуацию. Радушие учительницы как ручкой сняло.
— Чего ты хочешь, Ламис? — воскликнула та. — Мне дорога моя работа! Это невозможно. Я не могу тебе помочь.
— Если директриса найдет кассеты, у меня будут проблемы, — ответила девочка.
— Ты с ума сошла — приносить видео в школу! Сразу шестнадцать кассет! Как тебе не стыдно?!
После долгих уговоров и раскаяния учительница забрала огромный пакет у девочки. Она пообещала сделать все возможное, чтобы спасти доброе имя Ламис.
В середине дня несколько школьных женщин-инспекторов вошли в класс и начали обыскивать ученические сумки. Они заглядывали в парты и в шкафы в поисках запрещенных предметов. Некоторые ученицы спрятали принесенные с собой аудиокассеты, духи, маленькие фотоальбомы или пейджеры (дело было в 1996 году; мобильники тогда еще не обрели широкой популярности) в глубокие карманы школьной формы и стояли, прижавшись к стене. Девочки в ужасе следили за инспекторами — и три ожидали, что вот-вот в сумке Ламис найдут кассеты.
На последнем уроке в класс заглянула одна из секретарш и сказала, что Ламис хочет видеть директриса. Ламис допустила голову. «Итак, мисс Хана, — подумала она, — вот чем все это закончилось? Вы пошли и донесли на меня, не так ли? Вы струсили! Взрослая женщина боится директрисы больше, чем я!»
Ламис без страха вошла в кабинет. Преступление совершилось, и бояться уже было нечего. Она чувствовала себя, униженной. Ее не в первый раз вызывали к директрисе за плохое поведение.
— Итак, Ламис, что же нам с тобой делать? На прошлой неделе ты не захотела сказать, кто из девочек испачкал чернилами учительский стул.
Ламис невольно улыбнулась, вспомнив о том, как на перемене ее одноклассница Аврад случайно пролила красные чернила из ручки на сиденье учительского стула. Учительница испугалась, увидев красные пятна. Несколько мгновений она стояла неподвижно, а ученицы изо всех сил сдерживали смех.
— Кто был у вас до меня, девочки? — наконец спросила она.
Они ответили в один голос:
