«Хорошая погода...» и т. д. Своей поспешностью она заразила и его, и вся сцена прошла так, что мы и оглянуться не успели.
Давайте-ка без лишних рассуждений — еще раз. Только вот что: как только повторите слова, так выбросьте все из головы, забудьте, как будто никаких слов не «заказывали».
Повторили. Она выполняет указание: пытается
— Вам почему-то неудобно, беспокойно,— шепчешь ей,— пусть так и будет, и «пускайте себя» на это: неудобно так неудобно — значит, так и надо.
Она укрепляется в своем самочувствии, и оттого, что ей не по себе, оглядывается... Взор ее падает на окно. Она страшно удивлена: там чудесно светит солнце.
«Хорошая погода!» — это было сказано так: «Какая, оказывается, замечательная погода! А мы тут сидим, киснем!» — «Давно не было таких дней. Вот бы — в волейбол!»
Партнер ее, которому, как видно, совершенно безразлично, светит сейчас солнце или нет — ему бы только в волейбол сыграть,— прислушивается к чему-то происходящему во дворе. Едва только он услыхал: «Вот бы в волейбол!» — как подхватил: «Что ж, вот и пойдемте! Там уже ребята играют». «Правда?» — обрадовалась она. Он качнул головой в сторону окна, откуда шли звуки, похожие на удары мяча... «Пойдемте» — заторопилась она. И они поспешно вышли из класса.
— Какая разница между первым и вторым разом? — спрашиваю я ее.
— В первый раз я заторопилась, а во второй — нет.
— Так ли? Вспомните: в первый раз вы повторили текст, чтобы лучше его запомнить, но не постарались забыть его, не «выбросили из головы», и он...
— Да, да! и он сразу полез мне на язык.
— А вы?
— А я, мне кажется, сделала правильно: я не сопротивлялась — хочется говорить, я его и сказала.
— Совершенно правильно. Значит, ошибка совсем не в торопливости (хоть вы и проболтали все свои слова скорее чего и быть не может), а в том, что, повторив текст, вы не потрудились
Выходит бойкая, несколько легкомысленная девушка. Ей с партнером дается такой текст:
Уловив из предложенного текста, что речь идет о забытой на лавочке книге и о розыске ее, она довольно верно, но небрежно, повторила слова, вышла из класса и вернулась через полминуты. Тем временем партнер ее успел увидать забытую книгу, нехотя взять ее и перелистать первые страницы.
Она быстро вошла, посмотрела на лавочку, на него, на книгу... Села рядом и заговорила.
— Скажите, вы эту книгу взяли здесь на лавочке? Он взглянул на нее, понял, что она ищет книгу, что книга эта ее,— ответил:
— Да,— и с любопытством стал ожидать, что она скажет дальше.
— Это, видите ли, моя книга, я потеряла ее... оставила здесь... забыла...
— Ну что ж, если ваша,— возьмите.
Она обрадовалась, схватила книгу, открыла на первой попавшейся странице...
— Вот хорошо. А я думала — потеряла. Извините! — захлопнула книгу, кивнула головой и убежала.
Все было хорошо, кроме одного: текст был перековеркан, слова все перепутаны, сыгран был «вольный перевод».
Этого и нужно было ожидать. Когда она повторяла для себя текст, уже видно было, что
Это у нее сразу и
Так же, как в этом случае, всегда можно предсказать заранее, где, на каких словах актер споткнется, какие слова переврет, какие забудет. Для этого надо только следить за ним, когда он повторяет для себя текст: пропустил или сказал не то слово при повторении — пропустит или неверно скажет и во время самого этюда. Замялся перед словом при повторении — займется и во время этюда. Словом, как текст себе сказал, как он «в себя отправлен», так он и выплывает.
Повторяя перед этюдом все слова текста, необходимо также сказать себе и ремарки: ухожу, сажусь, беру книгу и тому подобное. Иначе — слова все скажутся, а уходить или сделать что-либо из того, что обусловлено в этюде, не захочется.
Спросишь ученика: а почему же вы не ушли или не сделали того-то или того-то? Всегда один ответ: «А мне не хотелось». И тут он прав. Он хорошо сделал, что целиком «пустил себя» на волю своих позывов и влечений. Тут ошибки не было. Ищи ошибку раньше: в задавании. И всегда окажется, что так именно и есть — забыл себе сказать: «ухожу» или «делаю» то-то.
Если же актер отчетливо скажет себе ремарку — для примера хотя бы: «Подхожу к окну»,— то сам не заметит, как очутится около окна. Какая-то сила неминуемо приведет его.
Тут нет ничего чудесного и сверхъестественного. Это явление довольно-таки обычное. Ложась с вечера в постель и боясь проспать, мы говорим себе: «Завтра надо проснуться в семь часов». Утром от какого-то толчка, от какой-то мысли мы просыпаемся. Смотрим на часы и... стрелка указывает на семь.
В случаях нашего театрального или школьного задавания происходит то же самое.
— Ты почему со мной не разговариваешь?
— О! ты прекрасно знаешь — почему.
— Пора бы кончить. Это нам мешает работать.
— А кто виноват?
Когда он повторял текст: «О! ты прекрасно знаешь — почему» — он уже играл: обида и раздражение звучали в его голосе, сквозили во взгляде.
Задавая себе слова, он уже задал себе не только настроение, но и всю ситуацию. Он уже «начерно» сыграл этюд и теперь будет только играть его «набело».
И в этот «черновик» он мог вложить так много, что, собственно, этюд уже сыгран, и во второй раз —