принялся переставлять драйверы на своем компьютере, который якобы без конца зависал. После этого минут на сорок он сам завис на телефоне, жидко перебраниваясь с заказчиками на предмет сметы затрат и премиальных за законченный этап работы по договору. В конце концов, мне это надоело, и я решила взять быка за рога. То есть Беспрозванных – за жабры.
– Валерий Георгиевич! – обратилась я к нему и сексуально подмигнула. – По-моему, пришла пора заняться нашим делом!
Беспрозванных с таким неподдельным страхом взглянул на мою прическу, что я поняла: перестаралась. Вчера я так раззадорилась Альбинкиным баклажаном, что тем же вечером в соседней парикмахерской сделала себе асимметричную стрижку и перекрасилась в цвет розового дерева. Краска была импортная и жутко дорогая. Кстати, такой же эффект вполне можно было получить и с помощью отечественной красной туши для чертежных работ по двадцать три рубля пятьдесят копеек за флакон.
– Я сам напишу, – Валерий Георгиевич отмахнулся от моего розового дерева, как от нечистого с хвостом, чуть ли не осенив себя крестным знамением, и больше не реагировал ни на какие мои предложения.
Я вернулась за свой компьютер к так и не законченному чертежу уже известного вам вала ротора турбогенератора и крепко задумалась. Очевидно, с закоренелыми холостяками надо себя вести тоньше. Экстремизм розового дерева не для них. Пожалуй, и баклажан дал бы тот же результат. Хорошо, что я покрасила им Альбинку. Я с отвращением посмотрела на монитор с ротором и решила проведать подругу. В конце концов, инженеру нашего паршивого технического бюро не возбраняется иногда посещать техническую библиотеку для повышения профессионально-интеллектуального уровня.
До библиотеки я не дошла, потому что в нашем коридоре навстречу мне попался намеченный к испытанию после Беспрозванных образец № 2. Поскольку Валерий Георгиевич сорвался с крючка (по крайней мере на сегодня), я посчитала для себя возможным отреагировать заинтересованным взглядом на улыбку этого образца. Пожалуй, пора рассказать вам о нем поподробнее.
Второй номер я присвоила Станиславу Яковлевичу Федорову, который является диаметральной противоположностью Валерию Георгиевичу Беспрозванных, потому что официально женат был три раза, а сколько раз неофициально, боюсь, он и сам давно сбился со счета. С одной стороны, эта его любвеобильность настораживает, а с другой – возбуждает. Какой женщине не хочется заткнуть за пояс всех предыдущих неудачниц и доказать общественности, что она и есть самая-самая, то есть именно такая, на которую «запал» наконец на вечные времена даже сам Федоров. Станиславу Яковлевичу давно за сорок, но для всех женщин он навсегда останется Славиком.
Славик высок и слегка сутул. Эта сутулость придает ему шарм, потому что собеседнице кажется, будто Федоров склоняется перед ее прелестями с особым почтением. Он носит аккуратную короткую стрижку и усы, плавно переходящие в элегантную бородку, которую в старых романах обязательно назвали бы испанской. В этих же романах Славика назвали бы волооким мужчиной, потому что он являлся обладателем больших влажных глаз, затененных приличной длины ресницами.
В отличие от образца № 1 образец № 2 одевается с элегантной простотой. Никаких «отрыжек». Отпаренные шелковистые брюки или, в редких случаях, классически примятые под коленями джинсы.
Если вы обобщите все вышеизложенное, то сделаете вывод о безусловной внешней привлекательности Славика Федорова и будете правы.
При виде моей новой прически цвета розового дерева Славик не смог удержаться от изысканного комплимента:
– Какой у вас нынче замечательный цвет волос, Наташенька! Прямо вино утренней зари!
Именно в этом месте стоит вам заметить, что от комплиментов номер второй вообще не умеет воздерживаться. Даже если бы я предстала перед ним с месяц не мытыми, засаленными волосами, свалявшимися в петушиный гребень, Славик не прошел бы равнодушно мимо. Он наверняка разразился бы чем-нибудь вроде: «Какая у вас экстремальная прическа, Наташенька!»
Обычно я проходила мимо его комплиментов, дежурно пожав плечами или пробормотав: «На том стоим!», сегодня же решила нарушить давно сложившийся ритуал.
– Вам и правда нравится? – спросила я Славика и фривольно облизнула губы кончиком языка по примеру раскрепощенных порнодив.
Станислав Яковлевич остолбенел. Отлаженная программа дала сбой, и он совершенно растерялся. Из его рук выскользнул реферативный журнал «Механическая обработка резаньем» и подбитой серой птицей спланировал на пол. Разумеется, наши руки, в соответствии с классикой отечественного и зарубежного кинематографа, встретились, когда мы оба одновременно попытались его поднять.
– О! У вас и ногти в цвет утренней зари! – вынужден был промямлить Славик.
– У меня еще масса других достоинств, – доверительно шепнула ему я прямо в испанскую бородку (поскольку до уха не доставала) и, покачивая бедрами в кожаных обтягивающих брюках, продолжила свой путь в библиотеку. Затылком я чувствовала, что Федоров провожает меня глазами, как намедни провожал Беспрозванных. Что ж, кажется, стрельнув по двум зайцам, я попала в обоих! Валерий Георгиевич здорово струхнул, а что произошло со Славиком, выясним немного позже. Главное, не форсировать событий!
Баклажановая Альбинка привела своих мышиных библиотекарш в состояние полнейшего ступора. На абонементе скопилась целая очередь жаждущих технической литературы, потому что две ее товарки путали стеллажи и книги, то и дело оглядываясь на колер волос моей подруги. Сама Альбинка гордо восседала посреди зала, занимаясь изыманием из каталога карточек устаревшей литературы. Я подошла к ней и спросила:
– Ну как?
– Супер! – восхитилась Альбинка. – И как называется твой цвет?
– Кое-кто назвал его «вином утренней зари».
– Красиво. А кто назвал?
– Образец № 2.
– Что еще за образец?
– Ну... это... говоря условно... В общем, так назвал мой цвет волос один очень импозантный мужчина.
– Тот, про которого ты вчера рассказывала?
– С ума сошла! Разве я тебе рассказывала про импозантного?
– А про какого?
– Про нестандартного.
– А разве это не одно и то же?
– Конечно, нет. Импозантных – пруд пруди, а нестандартных... В общем, в нашем паршивом техническом бюро и его окрестностях всего один такой.
– Слушай, Наташа! – Альбинке показалось, что она снизила голос до шепота, на самом деле зашипела настолько змеевидно, что половина очереди повернула к нам свои головы, жаждущие технической литературы и ничего не имеющие против ознакомления с чужими секретами, раз уж все равно пока нечего делать.
– Давай выйдем, – сказала я подруге, и мы под ручку вышли из зала.
– Ну! – прижала я ее к стене коридора. – Что опять учудил твой ощипанный филин?
– Не в нем дело! Вот посмотри! – Альбинка вытащила из кармана джинсов газетку «Будни тяжелого машиностроения» и сунула мне в нос последнюю страницу.
Я терпеливо отвела ее руку от своего лица, сказав, что давно уже не интересуюсь ни машиностроением, ни его буднями, а заодно и праздниками.
– Да там... на последнем листе... внизу, – засуетилась Альбинка, – то, что надо для этого... ну который нестандартный...
Я недоверчиво покосилась на смятый газетный листок. Внизу значилось: «Легкий флирт – дело нелегкое!» Мне пришлось еще раз вернуться к первому листу газетенки, чтобы удостовериться, что легким флиртом заинтересовалось именно машиностроение.
