новаторов прошлых лет стала вызывать интерес людей, игравших в богему. Изменились и симпатии- антипатии художественной богемы Парижа. Она резко «полевела». Этому способствовала русская революция. Новая Россия вызывала огромный интерес. Эренбург писал: «Пикассо обнял меня и сразу заявил: 'Ты знаешь, мое место там. Что мне делать во Франции мосье Мильерана?'» В это же время Альбер Глез выставил панно «Проект росписи одного из московских вокзалов». Поэт Сальмон прочитал Эренбургу поэму, озаглавленную русским словом «Приказ», Диего Ривера интересовался, как ему пробраться в Россию, а Леже мечтал работать в московском театре.
Творчество Пикассо тоже претерпевает изменения. Но если до 1917 года деление на периоды по признаку метода, манеры более или менее оправданно и удобно, то дальше оно теряет смысл, поскольку методы художника бесконечно варьируются, применяются одновременно и параллельно. Клод Руа вспоминал: «В день, чем-то для него омраченный, он мастерил рыбу, – получалась мрачная рыба, рыба- тоска, рыба-ужас… Почти все, что делает Пикассо, есть показатель температуры и освобождение… Среди холстов Пикассо есть такие, которые сделаны буквально тремя взмахами черпака, но я бы не советовал слишком долго оставаться наедине с ними в сумерки: они заразительны в высшей степени, они вас свалят с ног, вы будете охвачены самой черной, самой едкой, самой бешеной тоской, вы будете нокаутированы. И есть у Пикассо среди рисунков, сделанных в две минуты, вещи иного рода: простой арабеск, выполненный цветными карандашами, быстрый набросок на литографском камне. Но как они согревают, сколько в них радости, света, чувства довольства!»
Теперь оформление спектаклей Дягилева имело успех. Он доказал, что кубистские условности могут органически жить на сцене, хорошо сочетаться с пластикой андалузского народного танца или со старинной итальянской комедией дель арте.
Параллельно с этими изменениями в кубизме Пикассо исчезают урбанистические мотивы и ассоциации с царством машин. Его привлекает уже не индустриальный город, а южные, морские края. Он начал писать картины, воспроизводящие формы открытого окна, из которого видно то, что происходит снаружи.
В 20-х годах Ле Корбюзье еще пел дифирамбы «прямому углу», а Пикассо уже успел охладеть к его эстетике. Стремление товарищей-кубистов к математической рациональности, расчету, техницизму не получило никакого отклика в душе художника.
Окрыленный успехом Дягилев со своим балетом отправился в Латинскую Америку. Ольга решила остаться с Пикассо. Выбор сделан. Многие друзья отговаривали Пикассо от брака с Ольгой, считая, что он будет неудачным. Художник не внял их советам.
Вернувшись во Францию, они поселились в маленьком доме в парижском пригороде Монруж – со служанкой, собаками, птицами и тысячью разных мелочей, которые везде сопровождали художника. Пока они жили почти в деревне, Маршан Поль Розенберг подыскивал им квартиру в самом Париже. Им было хорошо вдвоем. Она неплохо говорила по-французски, хотя и с сильным русским акцентом. Он рассказывал ей длинные фантастические истории и продолжал много работать, обычно по ночам. Однажды, разбуженный немецкой канонадой, Пикассо не нашел чистого холста и стал писать натюрморт с гитарой и бутылкой порто прямо на подвернувшейся ему под руку картине Модильяни. Именно в Монруже он написал знаменитый «Портрет Ольги в кресле», который сейчас выставлен в парижском музее Пикассо. Глядя на фотографию, сделанную в момент позирования для этой картины, посторонний наблюдатель легко заметит, что художник слегка приукрасил свою будущую жену.
12 июля 1918 года в мэрии 7-го парижского округа прошла церемония бракосочетания Пабло Пикассо и Ольги Хохловой. Оттуда они отправились в русский собор Александра Невского на улице Дарю, где состоялось венчание. На свадьбе присутствовали почти все друзья Пикассо: Дягилев, Аполлинер, Кокто, Гертруда Стайн, Матисс. Пабло был убежден, что женится раз и на всю жизнь, и поэтому в их брачный контракт включили пункт об общности имущества. Таким образом, в случае развода все имущество (включая все картины и скульптуры) делилось пополам.
После свадьбы молодожены поселились в большой квартире в самом центре Парижа на улице Ла Боэти. Рядом находилась галерея, где выставлялся Пикассо. Ольга с первого дня вжилась в роль хозяйки и принялась обставлять квартиру, руководствуясь собственным вкусом.
Пикассо ограничился тем, что навел беспорядок в мастерской этажом ниже, разложив коллекцию разных предметов и расставив вдоль стен свои картины и полотна Ренуара, Матисса, Сезанна, Руссо.
Теперь, когда Пабло стал знаменит и денег хватало не только на необходимое, но и на капризы, он оставался весьма непритязательным в быту. Пикассо не возражал, когда Ольга покупала себе дорогие наряды, но сам предпочитал ходить в одном и том же костюме. Деньги он тратил на приобретение всевозможных экзотических вещей, подстегивавших его воображение, и щедро помогал неимущим собратьям по цеху. Последнее Ольге не слишком нравилось. Она надеялась вести светскую жизнь, приличествующую супруге признанного живописца. Ей нравились обеды в дорогих ресторанах, приемы, балы, которые устраивала парижская знать. Новоявленная аристократка была так настойчива, что ей даже удалось на какое-то время добиться желаемого и заставить мужа вести жизнь светского льва, а заодно и оттеснить «неподобающих» друзей.
В сентябре 1918 года Дягилев повез «Парад» в Лондон. Поскольку он собирался там работать над новым балетом «Трикорн» в постановке того же Мясина, Пикассо, который написал для нового спектакля эскизы декораций и костюмов, захватив жену, тоже поехал с ними. Они жили вместе с труппой в дорогом отеле «Савой» и по вечерам ходили с одного приема на другой. Пикассо вместе с молодой супругой повсюду оказывался в центре внимания и постепенно втягивался в вихрь светской жизни. Он заказал себе множество туалетов, носил золотые часы в кармашке своего жилета, не пропускал ни одного званого обеда. В течение нескольких недель человек, который до этого времени вел богемную жизнь, стал настоящим денди, таким же, как его друг Стравинский.
Надо признать, что, превратившись в салонного льва, Пикассо не утратил своей нечеловеческой работоспособности, стремления к совершенству. Он написал портреты Дягилева, Стравинского, Бакста, Кокто. На литографии, которая была использована для пригласительного билета на его выставку, он в очередной раз изобразил Ольгу.
Практически безупречное совершенство многих из рисунков тех лет напоминало бы работы Энгра, если бы в них не присутствовал карикатурный акцент. Художник словно следовал совету Ван Гога, который писал в письме брату Тео: «преувеличивай самое существенное». В те годы Пикассо заявил: «Искания в живописи не имеют никакого значения. Важны только находки… Мы все знаем, что искусство не есть истина. Искусство – ложь, но эта ложь учит нас постигать истину, по крайней мере ту истину, какую мы, люди, в состоянии постичь».
Постепенно необузданная художественная натура Пикассо взбунтовалась; художнику надоела великосветская и насквозь снобистская жизнь, которую ему приходилось вести. С одной стороны, впитанное с молоком матери, понятное каждому испанцу стремление иметь дом, жену, детей. С другой стороны, Пабло чувствует себя стреноженным, Минотавром, запертым в Лабиринте условностей, которые мешают его творчеству. Он хотел оставаться абсолютно свободным человеком и был готов во имя этого пожертвовать всем остальным.
Теперь Пикассо – признанный мэтр. Его наперебой приглашают в салоны. И, с удовольствием надевая безупречный смокинг, он по-прежнему не относится к своим одеяниям всерьез – они были и остаются для него частью маскарада, мистификации, даже эпатажа. Однажды на балу у графа де Бомонт Пикассо произвел фурор, явившись в блестящем костюме матадора. Он полон сил, у него фешенебельная мастерская на улице Ла Боэти. Пикассо не желает быть «прирученным» художником, он всегда поступает наоборот. Не дает ни малейшей потачки публике, презирает ее.
Но время бунта еще не настало. 4 февраля 1921 года у Пабло и Ольги рождается сын Поль (Пабло, Пауло). В 40 лет Пикассо впервые становится отцом. Это событие заставило быстрее забиться сердце художника и наполнило его нежностью. Он сделал множество рисунков, запечатлевая на них первенца и жену. На каждом из рисунков отмечен не только день, но даже час. Здесь нет ничего от кубизма или сюрреализма – все они выполнены в неоклассическом стиле, а женщины в его изображении напоминают мадонну.
Несмотря на то, что Пикассо всегда пользовался успехом у противоположного пола, к женщине, ставшей матерью, у него было другое отношение. На его взгляд, женщина, которая не произвела на свет
