– Может, сейчас не сезон? – предположила она.
Мы подъехали к развилке.
– Налево, – подсказала моя пассажирка.
Я свернул налево, и улица привела нас к центру города – еще одна Лелой.
– Теперь направо, – скомандовала Сьюзан, и я удивился, откуда она все знает. По левой стороне располагались гостиницы, но ни одну из них я бы не принял за 'Рекс'. Если честно, я никогда не встречал таких мрачных городов, даже в Восточной Германии. Уж не сыграли ли восточные немцы шутку с вьетнамцами? Нам стали попадаться туристские автобусы и европейцы на улице, и мне стало легче.
– Может быть, нам позвонить из какой-нибудь гостиницы? – предложил я.
– Лучше с центральной почты, – отозвалась она. – Даже если не дозвонимся, там всегда найдется факс или телекс. А почтовых голубей здесь не держат.
Мы немного покрутились по центру, но в итоге нашли почту. Сьюзан соскочила с мотоцикла и прямиком направилась в здание. Люди косились на меня, но, слава дяде Хо, заинтересовались моей персоной не слишком.
Минут через десять ко мне подъехал джип с двумя полицейскими, и коп на пассажирском сиденье уставился на меня.
Он что-то произнес. Мне показалось, что он предлагал слезть с мотоцикла и спрашивал о самой машине. Я вспомнил, что иностранцам не полагалось управлять мощным транспортом и что на 'БМВ' номера Хюэ. И ответил по-французски:
– Le tour de Hanoi a Hue[85].
Полицейский как будто не понял. Да и что с него взять. Я сам с трудом понимаю свой французский. И поэтому повторил:
– Le tour de Hanoi a Hue, – что ничуть не объясняло, почему я торчу напротив почты.
Но коп заговорил с тем, что сидел за рулем, и я понял, что водитель соображал в языках лучше. Коп- пассажир посмотрел на меня суровым полицейским взглядом, что-то сказал по-вьетнамски, махнул рукой, и желтый джип укатил.
Я с облегчением вздохнул и впервые в жизни поблагодарил судьбу, что меня приняли за француза. И уже собирался идти искать Сьюзан. Но в это время она сама появилась на пороге почты. Сьюзан села на мотоцикл, и я вырулил на улицу Лелой, которая привела нас на шоссе № 1, и через несколько минут мы покинули Вин. Плакат на обочине не менее чем на дюжине языков сообщал: 'Родина Хо Ши Мина. 15 км'.
– Хочешь, соорудим там бревенчатую хижинку? – спросил я Сьюзан. – Поселимся и будем жить.
– Давай веди, – отозвалась она.
Мы ехали на север по шоссе № 1.
– Я не дозвонилась. Пришлось давать телекс и факс и ждать ответа.
– И каков результат?
– Тин сообщил по телексу, что никакой книги он не получал. Я промолчал.
– Путеводитель стоимостью в пятнадцать баксов представляет ценность для какого-нибудь рюкзачника, у которого нет карты. Мы уехали... так что этот Тин мог получить книгу и тут же ее продать, – предположила Сьюзан.
Я опять промолчал.
– Но там было послание от полковника Манга, – продолжала она. – Он желает мне приятного путешествия и выражает надежду, что фотографии мне понравились.
И снова я не ответил.
– Еще он говорит, что обнаружил в моем номере купальники. И очень переживает, что я их забыла.
Мы приближались к развилке, от которой уходила дорога к месту рождения Хо Ши Мина и куда только что повернули два микроавтобуса с западными туристами. Я остановился, вынул из седельной сумки фотоаппарат Сьюзан и на случай, если пленка попадет в руки местной полиции, щелкнул указатель.
– А меня тут разглядывал коп в джипе, – сообщил я ей. – И принял за француза. Я его убедил, что участвую в гонках, и мой парижский прононс его покорил.
– Северные вьетнамцы испытывают определенную симпатию к французам.
– Почему?
– Точно не знаю. Но сама видела, как в Ханое люди среднего возраста носят береты и среди них считается шиком немного говорить по-французски, поражать парижскими манерами и читать французскую литературу. В Ханое думают, что французы – культурный народ, а американцы – неотесанные материалисты, капиталисты и агрессоры.
– Но это отнюдь не означает, что мы плохой народ.
Сьюзан попыталась улыбнуться, но сразу посерьезнела.
– Я расстроилась по поводу этих фотографий.
– А я по поводу того, что не принесли путеводитель.
Она посмотрела на меня и кивнула:
– Извини. Что же нам теперь делать?
