которая гласит, что да, так и было, но умами некоторых историков и исследователей вот уже без малого два столетия овладевают сомнения. Попробуем же в них разобраться.
Сомнение первое
Если император скончался утром 19 ноября (1 декабря по новому стилю) 1825 года, то почему тело привезли в Петербург лишь в начале следующего, 1826 года? Зима зимой, но все-таки…
Сомнение второе
За несколько часов до того, как скорбный кортеж прибыл в столицу, жителей предупредили: неумолимый тлен обратил державный лик в черно-зеленую маску, неузнаваемо исказив черты. Вполне, казалось бы, объяснимо, и тем не менее – настоящего лица, выходит, увидеть не было возможности. Значит, есть, как минимум, повод сомневаться…
Сомнение третье
Гроб Александра I так и не был открыт. Когда его на короткое время поставили в Петропавловском соборе, то лицо покойника видела лишь комиссия из четырех человек, среди которых не было родственников. А потом и это тело пропало. Есть многочисленные свидетельства, что, когда в 1921 году саркофаги членов царской фамилии были вскрыты большевиками, все останки лежали на своих местах, отсутствовал лишь прах Александра I.
Сомнение четвертое
Профессор И. Т. Тарасов, племянник лейб-хирурга, подписавшего свидетельство о смерти царя, утверждал, что его дядя называл Александра I «человеком святой жизни», но избегал разговоров о дне его кончины и почему-то не заказывал по нему панихид вплоть до 1864 года. После чего стал служить их ежегодно. Знаменательно, что именно в 1864 году, 20 января, в Томске скончался старец Федор Кузьмич.
Сомнение пятое
Не так давно было напечатано сообщение, что сотрудник кафедры судебно-медицинской экспертизы Сибирского государственного медицинского университета В. В. Федоров доказал – посмертная маска императора Александра I была снята с лица живого человека. То есть, собственно говоря, маска эта посмертной не является, а значит…
Сомнение шестое
Сомневаться заставляют и зафиксированные современниками императора его неоднократные заявления вроде: «Поселиться бы с женой на берегах Рейна и жить спокойно, обычным человеком – в обществе друзей и изучении природы» (в юности), «Я скорее отращу себе бороду и соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества!» (после взятия Наполеоном Москвы, когда шла речь о подписании капитуляции) и т. д. Покидая 1 сентября 1825 года Петербург, Александр прощался со всеми так, как прощаются навсегда: плакал во время молебна, посетил келью схимника Алексея и обратился к монахам: «Помолитесь обо мне и о жене моей».
Возможна ли подмена тела первого лица государства?
Приходится признать, что без помощи венценосной супруги Елизаветы Алексеевны и, что важнее, Якоба Виллие такая подмена невероятна. Ведь даже если допустить, что девять медиков, подписавших заключение о смерти, недостаточно хорошо знали покойного императора в лицо, то это никак не относится к военному врачу, главному военно-медицинскому инспектору, президенту Петербургской медико-хирургической академии Виллие, близко знакомому с царственной парой. По крайней мере, кто-то же должен был перечислить в документе особые приметы почившего – след от удара конским копытом или рожистого воспаления.
Что касается Елизаветы, то можно допустить разные варианты развития событий. В недавно вышедших книгах «Жены русской короны», «Жена и муза» их автор Л. Н. Васильева приводит несколько версий этой легенды. Версия первая: Елизавета не заметила подмены тела, и ее излияния горя были искренни. Вторая версия: Елизавета заметила подмену, но никому ничего не сказала по каким-то своим соображениям. Третья версия: Елизавета была соучастницей Александра в его побеге с русского престола. И вполне возможно, пишет Васильева, вместе с нею он составил план своего ухода. Более того, исследовательница выдвигает четвертую версию, очень близкую ко второй: Елизавета не знала, что Александр задумал оставить престол и приказал подменить себя. Увидев чужое тело, она и бровью не повела, лишь посетовала, что он не предупредил ее. Взяв на себя ложь, она должна была, заключает Васильева, оберегать эту ложь до той минуты, когда он, живой, даст ей знак, как действовать дальше.
Кого же тогда похоронили в столице? Князь Барятинский, самый известный дореволюционный исследователь легенды о старце Федоре Кузьмиче, доказывал, что под видом праха царя в Петербург привезли тело фельдфебеля лейб-гвардии Семеновского полка Струменского. И впрямь – не зря же незадолго до официальной даты своей кончины государь посетил военный лазарет. Вполне возможно, что там он и нашел похожего на себя умирающего.
А как же мать, спросите вы? Могла ли пожилая женщина при дрожащем свечном освещении на панихиде 26 февраля (9 марта) 1826 года не узнать умершего за три месяца до этого сына? Конечно, такое вполне возможно. Кстати, целовала она ему не чело, а руку… Обратите внимание, уважаемый читатель, и на то, что кроме нее да все того же доктора Виллие больше никто из близких знакомых не видел открытый в Царском Селе для опознания гроб.
Старец Федор Кузьмич
Нет ни одного свидетельства о детстве, отрочестве и юности Федора Кузьмича, старца, в которого, согласно очень устойчивой легенде, «превратился» после своей мнимой смерти император Александр I. 4 сентября 1836 года в Красноуфимском уезде Пермской губернии был задержан проезжающий на лошади, запряженной в телегу, неизвестный человек, который при допросе в земском суде показал, что он, Федор Кузьмич, 70 лет, неграмотный, не помнящий своего происхождения, направляется в Сибирь. Документов при нем обнаружено не было. Несмотря на величественную наружность, приятное обхождение и манеры, что расположило к нему судей, по решению уездного Красноуфимского суда 12 октября старик все же был наказан двадцатью ударами плетью и на следующий день под конвоем отправлен в Сибирь. 26 марта он прибыл в село Зерцалы близ Томска и был помещен на казенный каторжный Краснореченский винокуренный завод в 15 верстах от Зерцал. Здесь он прожил пять лет, но не работал ни на каких принудительных работах. Утверждают, что в 1837 году цесаревич Александр – сын Николая Павловича, – путешествуя по Сибири, встречался с Федором Кузьмичом и имел с ним продолжительную беседу. Это заставило Федора Кузьмича перебраться в другую келью – близ села Краснореченского. Но, покидая Зерцалы, старец оставил в здешней часовне образ Печерской Божьей Матери, Евангелие и раскрашенный вензель на бумажном листе – букву «А» с царской короной над ней.
В 1842 году казак Семен Сидоров, заметив у Федора Кузьмича желание удалиться куда-нибудь подальше от народа, построил возле своего дома в станице Белоярской небольшую избушку и уговорил его переселиться туда. В Белоярской старец прожил недолго. Однажды в гости к Семену Сидорову зашел другой казак – Березин, который долго служил в Петербурге. Он увидел Федора Кузьмича и ахнул – опознал в нем покойного государя. Старец ничего не сказал и молча ушел в свою келью. А вскоре те же подозрения подтвердил сосланный в Сибирь декабрист Кюхельбекер, поговоривший с Федором Кузьмичем «о большой политике». Признал в странном затворнике императора и местный священник – отец Иоанн Александровский, высланный из Петербурга за какую-то провинность.
Федор Кузьмич опять перебрался в келью по месту своей прописки в Зерцалах. Там старец жил очень скромно – питался обычными сухарями, вымоченными в воде, хотя не отказывался и от мяса, пирога с рыбой, если угощали. Денег же ни от кого не принимал, а в церкви вел себя скромно, всегда стоял поблизости от двери. Никто не видел, как он молился, и лишь после смерти обнаружилось, что колени Федора Кузьмича представляют собой сплошные мозоли.
В 1858 году он переехал в Томск, где вначале жил в доме купца Хромова, а затем – в келье при доме на пасеке. Последние шесть лет жизни он провел на заимке Хромова около Томска.
Аристократическая внешность старца, его разностороннее образование и строгий аскетический образ жизни породили загадки о его высоком происхождении. Многие замечали его светские манеры, он обнаруживал знание всех дворцовых событий до мелочей, рассказывал в подробностях о триумфальном походе императора Александра против Наполеона. Купец Хромов настойчиво поддерживал версию о тождестве Федора Кузьмича и Александра I, якобы не умершего, а скрывшегося из Таганрога в 1825
