зданием располагается теннисный корт, который находится в полном ведении Сюзанны. За кортом начинается холм, заросший деревьями, — я остановил машину у его подножия и вышел наружу. Через лужайку от меня, ныне заросшую дикими цветами и травами, возвышался Стенхоп Холл. Дом был выстроен в стиле, который характеризуется архитектурными справочниками как подражание французскому и итальянскому ренессансу. Однако снаружи он украшен не европейским мрамором, а простым американским гранитом. Вдоль фасада идут колонны с капителями в ионическом стиле, в центре здания расположен открытый портик с классической колоннадой. Крыша плоская, вдоль нее по всему периметру дома устроена балюстрада. Строение несколько смахивает на Белый дом, но отличается более солидной архитектурой.
Когда-то особняк был окружен парком, разбитым на террасах. Каждый год в эту пору начинается цветение роз, лавра, разноцветных азалий — природа празднует торжество свободы от человеческой опеки.
Кроме европейских черт в доме есть также масса деталей, характерных только для Америки. В задней части дома устроены большие окна во всю стену, чайная комната построена в виде теплицы, чтобы в ней и утром было много света. На крыше сооружен солярий. Отопление и электрическая проводка сделаны по- американски основательно.
Но, отвечая на вопрос Лестера Ремсена, необходимо все же признать, что никаких архитектурных достоинств у дома все же не имеется. Это типичный особняк европейского типа, хотя Макким, Мид и Уайт, планируя его, видели в нем образ американского дома нового типа. Их мнение подхватили те, кто в 1906 году провозгласил, что «подобного дома нет нигде в стране».
Архитекторы и их клиенты той поры стремились подражать увядающей европейской культуре. Не знаю, что у них было при этом на уме, мне не дано влезть в их шкуру, но я искренне симпатизирую их стремлению найти себя, я отлично понимаю их замешательство перед вопросами, мучающими американцев с самого начала, — «Кто мы? Зачем мы здесь? Куда мы идем?».
Мне не раз приходила в голову мысль, что здесь имеет место пародия не только на европейские модели в архитектуре, но и в более широком смысле. В Америке, в отличие от Европы, такие имения никогда не были источником доходов от использования земель под посевы, под выпас скота, под виноградники. Здесь не знали радостей сбора плодов земли — «роллс-ройсы» хозяев появились вовсе не в результате их сельскохозяйственных трудов.
Я и сам чувствую, что в моей крови нет влечения к земле, хотя предками моими были фермеры и рыбаки. Я способен только к рыбной ловле. Мои познания в выращивании фруктов и овощей равны нулю, на что и указал мистер Беллароза при нашей первой встрече. Я вспомнил, как гордо он катил свою красную тележку с рассадой овощей, купленной по баснословным ценам в элитном питомнике. Я решил, что и мистер Беллароза — это тоже пародия.
Весь этот глупый Золотой Берег являлся пародией, американской аномалией в стране, которая была пародией на весь остальной мир. Да, что ни говори, обретение истины не приносит счастья, оно лишь дает вам свободу.
И конечно, меня ожидало еще много неоткрытых истин. Ими пока обладали другие, у меня же все было впереди.
Я снова окинул взглядом Стенхоп Холл. Роскошный бельведер — еще одно американское приобретение из Европы — виднелся позади главного здания в тени сикомор. Чуть дальше находился парковый лабиринт — забавное развлечение для английских светских дам и кавалеров прошлого века. Впрочем, они, вероятно, предпочитали это развлечение утехам в «храме любви».
Дальше начинался главный спуск с холма и виднелись верхушки сливового сада, в котором часть деревьев уже погибла. Этот сад, по словам Сюзанны, когда-то называли священной рощей. В центре ее располагался «храм любви» на древнеримский манер — округлая беседка с колоннадой. Фриз ее был украшен барельефами на эротические темы. В куполе «храма» есть круглое отверстие, через него в определенные часы проникает лунный или солнечный свет, освещающий две статуи из розового мрамора, одна из них изображает мужчину или же бога, другая — грудастую Венеру, попавшую в его объятия.
Назначение этого сооружения всегда было для меня загадкой. Кстати, эти «храмы» построены во многих здешних усадьбах. Остается только предположить, что в те времена пуританских нравов лишь нагота классических статуй была доступна для обозрения, да и то только миллионерам. Голые груди и задницы на самом деле были не произведениями искусства, а средством разжигания страсти для тогдашних богачей.
Не знаю, отваживались ли леди тех времен посещать этот порнографический храм, но мы с Сюзанной частенько наведывались сюда летними вечерами. Сюзанна любила изображать девственницу- весталку, захваченную врасплох во время молитвы Джоном-варваром. Она лишалась здесь невинности раз шестьдесят, что можно считать своеобразным рекордом.
«Храм» был также пародией, но пародией прекрасной. Сюзанна вовсе не была девственницей, а я — грубым варваром, но наши судорожные оргазмы были всамделишными. Даже в Диснейленде с реальными людьми происходят реальные приключения.
Я понял в те минуты, что, несмотря на мое недавнее разочарование моей «страной чудес», мне всегда будет не хватать ее, я буду по ней скучать.
Я снова сел в мой «бронко» и поехал в сторону дома.
Глава 8
Лестер Ремсен появился в моем офисе в Локаст-Вэлли в понедельник во второй половине дня, чтобы принять на себя хлопоты о десятимиллионных проблемах миссис Лаудербах. Точная цифра, по словам Лестера, составляла десять миллионов сто тридцать две тысячи пятьсот шестьдесят четыре доллара и несколько центов. В нее входила сумма невыплаченных за шестьдесят лет дивидендов, на которые, к сожалению, не полагалось никаких процентов.
У миссис Лаудербах на это время был назначен визит к парикмахеру, и она не смогла присоединиться к нам, но я обладал правом подписи в качестве ее доверенного лица и был готов подписать все необходимые бумаги. Лестер и я поднялись в библиотеку на втором этаже здания, которая служила нам кабинетом. Мы разложили на столе бумаги.
Лестер начал пояснения.
— Вот это документы по бухгалтерскому учету. Как ты думаешь, она захочет на них взглянуть?
— Кто ее знает? — Я пожал плечами.
Лестер улыбнулся, и мы начали кропотливую работу над бумагами, к которой у меня было еще меньше интереса, чем у миссис Лаудербах. Когда мы уже были близки к завершению нашей работы, я заказал кофе. Лестер наконец протянул мне бумаги для подписи, я расписался и вернул ему один экземпляр. Лестер, казалось, думал о чем-то постороннем, он положил документы на стол и спросил:
— Сколько ей лет? Семьдесят восемь?
— Ей было столько, когда мы с тобой начали копаться в этих бумагах.
Лестер не заметил моей шутки.
— Ты являешься также доверенным лицом по ее завещанию? — поинтересовался он.
— Точно.
— Могу я спросить, кто наследники?
— Спросить ты можешь, но я не смогу ответить, — сказал я, однако добавил: — У нее трое детей.
Лестер кивнул.
— Я знаю ее дочь Мэри. Она замужем за Филом Кроули. Они живут в Олд-Вестбери.
— Так оно и есть.
— Никогда не знал, что у Лаудербахов так много денег.
— Да и сами Лаудербахи об этом не подозревали.
— Ну, жили-то они всегда хорошо. Ведь это им принадлежала усадьба «Бичз»? — Он взглянул на
