— Привет, Джон.
— Привет, Сюзанна. — Я поздравил ее с успешным завершением судебного процесса. Она вся светилась от радости, что, в общем, естественно после того, как тебя обвиняют в убийстве, а ты выходишь на свободу, да еще при том, что свидетелями этого убийства были шестеро агентов ФБР. Впрочем, они не могли точно припомнить, как все произошло.
Мы немного поговорили, в основном, о наших детях, а не о нашем разводе.
— Ты на самом деле сумасшедшая? — поинтересовался я у нее в какой-то момент.
— Достаточно сумасшедшая для того, чтобы выйти из суда свободной, — улыбнулась она.
Я улыбнулся в ответ. Мы оба сошлись в том, что нам очень жаль бедную Анну, но, возможно, теперь ей стало легче, хотя мы и не верили, что это действительно так. Сюзанна спросила меня, был ли я на похоронах Фрэнка.
— Да, конечно, — ответил я.
— Мне тоже следовало прийти, — сказала она, — но я побоялась, что это будет не совсем удобно.
— Да, это могло показаться неудобным, — согласился я и подумал: «Ведь это ты убила его». Но, похоже, она уже абстрагировалась от этого неприятного эпизода.
Сюзанна, кстати, выглядела прекрасно. На ней был серый шелковый костюм, очень подходящий для появления в суде, и туфли на высоких каблуках, которые ей, видимо, не терпелось сбросить.
Я не знал, увижусь ли с ней снова, поэтому сказал:
— Я все еще люблю тебя.
— Скажи по-другому: «Я буду любить тебя всегда».
— Буду любить тебя всегда.
— И я тоже.
Мы расстались там, на ступеньках суда, — она отправилась в Хилтон Хед, а я на Лонг-Айленд. Я жил теперь в сторожевом домике, несколько потеснив Этель Аллард, которая настояла на том, чтобы я переселился в сторожку, когда Сюзанна продала свой дом. Этель и я стали ладить друг с другом лучше, чем прежде. Я возил ее по магазинам и в церковь по воскресеньям, хотя сам я ни в магазины, ни в церковь больше не хожу. Жизнь идет своим чередом — я рад, что имею возможность помочь человеку, который нуждается в помощи, а Этель довольна, что ей наконец-то удалось приютить у себя бездомного. Отец Хеннингс тоже одобряет этот шаг.
Дом, в котором я и Сюзанна провели двадцать два года совместной жизни, в котором мы вырастили двоих детей, был куплен энергичной молодой парой, переведенной на новое место службы в их мощной корпорации. Раньше они работали в Дюбюке или в Дюлюте, точно не помню. Им предстоит головокружительная карьера по служебной лестнице в их родной корпорации. Они уезжают на Манхэттен рано утром и возвращаются поздно вечером. Они, видимо, не до конца отдают себе отчет, в каком месте живут, но с нетерпением ждут, когда в новые дома переселятся новые жильцы, чтобы наладить здесь игру в боулинг или во что-то подобное.
Дженни Альварес и я встречаемся время от времени. Она увлеклась сейчас какой-то бейсбольной звездой из клуба «Метц», но я стараюсь в наших разговорах не затрагивать эту тему.
На похоронах Белларозы я действительно присутствовал, как я и сказал Сюзанне. Месса прошла в соборе Святой Лючии — монсеньер Кьяро отслужил прекрасную службу и очень хорошо говорил об усопшем, так что деньги по чеку были, видимо, получены вовремя.
Сами похороны состоялись на старом кладбище Бруклина. Это были настоящие похороны главаря мафии — сотни черных «кадиллаков» и так много живых цветов и венков, что они закрыли по дюжине могил по разные стороны от его могилы. Там был, конечно, Салли Да-Да — мы с ним раскланялись; был Джек Вейнштейн — мы договорились как-нибудь позавтракать вместе, но не уточнили дату. Были также Энтони, его освободили под залог по какому-то делу, Толстый Поли и еще человек с наполовину исчезнувшим лицом — как я понял, именно он должен был быть моим крестным отцом; там присутствовали также прочие персонажи со здоровыми лицами, многих из них я помнил по вечеру в отеле «Плаза» и по ужину «У Джулио». Анна в трауре выглядела не очень хорошо, даже можно сказать совсем нехорошо. Она стояла в окружении такого количества рыдающих женщин, что не видела меня, но это к лучшему.
Вместе с Анной здесь были, конечно, и трое ее сыновей — Фрэнки, Томми и Тони. Фрэнки, старшего, я сразу узнал — этакий толстый увалень, который выглядел скорее невинным, чем опасным. Томми, студент из Корнелла, представлял собой типичного американского юношу, у которого есть все шансы сделать карьеру в любой из лучших компаний Америки. Тони, которого я видел раньше, присутствовал на похоронах в форме студента Ла Саля, он был подтянутым и хорошо сложенным парнишкой, но если вы приглядитесь внимательней, то увидите, что под униформой спрятался маленький Фрэнк Беллароза. Вы увидите глаза, которые оценивают мгновенно все и вся. Он посмотрел на меня, и я понял, что он и меня оценил в одну секунду. Сходство с его отцом было настолько разительным, что я заморгал, чтобы убедиться, не привиделся ли мне призрак. В какой-то момент во время службы у могилы, я перехватил взгляд, которым Тони смотрел на своего дядю Сэла, он же Салли Да-Да; на месте дяди Сэла я бы не спускал глаз с этого мальчишки.
Мистер Манкузо также присутствовал на церемонии, но тактично держался в стороне вместе с четырьмя фотографами, которые делали снимки на память или с какой-то другой целью.
Я вспомнил слова, которые произнес у могилы монсеньер Кьяро, цитируя святого Тимофея: «МЫ НИЧЕГО НЕ ПРИНОСИМ В ЭТОТ МИР И ПОЭТОМУ НИЧЕГО НЕ УНОСИМ С СОБОЙ В МОГИЛУ». Это что-то новенькое, раньше я слышал, что «Мы приходим на эту землю лишь однажды».
Вот обо всем этом и вспоминал я, когда брел по дороге между тополей, которые так нравились Фрэнку Белларозе. Я думал также о том, что во всем есть свои приливы и отливы, есть время строить и время разрушать, есть короткие вспышки счастья в истории и в жизни мужчин и женщин, есть восторг и есть цинизм, есть мечты, которые сбываются, и мечты, которым не суждено сбыться никогда.
А было, знаете ли, время — и оно было не так давно, в моем детстве, — когда все вокруг верили в будущее и с нетерпением ждали его и стремились ему навстречу. Однако сейчас все, кого я знаю или кого знал, стараются, наоборот, замедлить ход времени, так как будущее все больше представляется местом, в которое не хочется попасть никогда. Хотя, возможно, это не глобальное культурное или национальное явление, а всего лишь дающий о себе знать мой возраст, да и сумрачное время года.
Но настанет черед весны — это так же точно, как то, что зиме придет конец. Верно? А я уже присматриваюсь к пятидесятифутовому «Союзнику». Эту яхту я смогу купить зимой за бесценок, правда, если мне удастся получить свою долю в моей престижной адвокатской фирме. Тогда на Пасху мы с Каролин и Эдвардом испытаем яхту в недельном плавании, а летом я буду готов выйти в открытое море с моими детьми, если они согласятся приехать, или с кем-то еще, кто захочет составить экипаж яхты «Пауманок-II». Я сделаю остановку в Галвестоне, чтобы увидеться с Эмили, а затем, если мне удастся завлечь ее и Гэри или других двух-трех человек, любящих приключения, мы отправимся в кругосветное путешествие. А что, почему бы и нет? Ведь живем-то один раз.
Я проскользнул через ворота «Альгамбры» и пошел по Грейс-лейн к сторожевому домику, где Этель уже приготовила для нас жаркое.
И возможно, подумал я, вернувшись обратно в Америку, я поеду в Хилтон Хед и мы посмотрим, на самом ли деле «всегда» значит «всегда».
Примечания
1
Одно из значений этого слова — «милость, благоволение» (англ). — Здесь и далее прим. перев.
