— Джон, я так счастлива.
— Ты просто вся светишься.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— А с тобой все в порядке?
— Да. Я, того гляди, свихнусь. Великолепное ощущение, скажу тебе честно.
Она засмеялась.
— Я выгляжу как загулявшая бабенка, а ты — как старый ловелас. Отец с матерью в шоке.
Я усмехнулся. Мои родители вовсе не ретрограды, но очень любят строить из себя хранителей семейных устоев, когда кто-то из детей выкидывает номера. Я не осмеливаюсь применить к ним слово «лицемеры».
— У вас с Сюзанной все в порядке? — спросила Эмили.
— Не знаю.
— По ее словам, ты в данный момент глубоко несчастен, а она очень желает тебе помочь. Она даже просила, чтобы я поговорила с тобой.
Я поболтал в стакане виски с содовой и немного отпил. Сюзанна понимает, что кроме нее есть только один человек, который способен поговорить со мной по душам.
— Большинство проблем Сюзанны — это ее собственное изобретение. Мои проблемы — это мое изобретение. В этом и заключается главная проблема. — Я подумал и добавил: — Мне кажется, нам обоим в какой-то момент стало скучно. Необходима разрядка.
— Вот и разряжайтесь друг на друге.
Я улыбнулся.
— Но при помощи чего прикажешь разряжаться? Вызвать друг друга на дуэль? К тому же в нашем конфликте нет ничего серьезного.
— А я считаю иначе.
— Тут замешаны я и она — больше никто. По крайней мере, с моей стороны дело обстоит именно так. — Я допил виски и поставил стакан на полку. — Мы с ней и сейчас прекрасно чувствуем себя в постели.
— Не сомневаюсь в этом. Тогда тащи ее немедленно наверх, там наверняка найдется постель.
— Ты так считаешь? — Почему-то люди, влюбившиеся в кого-нибудь по уши, думают, что тот, кто последует их примеру, найдет рецепт на все случаи жизни.
— Джон, она действительно беспокоится за тебя.
Я не могу сердиться на Эмили, но тут я все же высказал свое мнение тоном, не терпящим возражений:
— Сюзанна — самовлюбленная, взбалмошная особа, которой нет дела ни до кого. Для нее существуют только Сюзанна Стенхоп и ее кобыла Занзибар. Иногда еще Янки. Поэтому давай не будем больше спорить.
— Но она же любит тебя.
— Да, вероятно. Но мою любовь она считает чем-то само собой разумеющимся.
— Ах, — вздохнула видящая все насквозь Эмили. — Ах!
— Перестань ахать! — Мы оба рассмеялись, затем я сказал совершенно серьезно: — Я стал другим вовсе не для того, чтобы привлечь ее внимание. Я на самом деле стал другим.
— Объясни, что ты имеешь в виду.
— Ну вот, например, вчера вечером я напился и заснул под открытым небом. Потом вышло так, что я рычал по-собачьи и до смерти напугал одну почтенную матрону. — Своему давнему другу Эмили я мог откровенно рассказать, что со мной произошло сегодня утром. Мы так хохотали, что кто-то — не разглядел, кто именно, — заглянул в комнату и сейчас же в испуге захлопнул дверь.
Эмили схватила меня за руку.
— Знаешь такую шутку: «Назовите лучшее средство групповой терапии для мужчин». Мужчины отвечают: «Вторая мировая война».
Я на всякий случай улыбнулся.
Эмили продолжала:
— Кроме всяких возрастных проблем, Джон, есть еще одна очень важная вещь — мужчина в какой-то момент стремится во что бы то ни стало показать свою мужскую суть. Свою суть именно в биологическом смысле. Ему нужно пострелять на войне, дать кому-нибудь по башке, в крайнем случае — поохотиться или полезть в горы. Именно поэтому у тебя получилось такое утро. Я жалею, что у моего бывшего мужа никогда не было такого срыва. Он в свое время всерьез вообразил, что его бумажки — это и есть самое главное в жизни. Это ничего, что ты сорвался. Только теперь надо сделать так, чтобы извлечь из этого срыва пользу для себя.
— Ты просто гениальная женщина, Эмили.
— Я просто твоя сестра, Джон. И я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Мы помолчали, чувствуя себя довольно неловко, затем Эмили спросила:
— Твой новый сосед, этот Беллароза, он имеет отношение к твоим нынешним проблемам?
Имеет. Хотя я не совсем еще осознавал, каким образом появление Фрэнка Белларозы могло толкнуть меня на переоценку жизненных ценностей.
— Возможно… — ответил я вслух. — Понимаешь, этот парень плевать хотел на все законы, он живет на грани, а в то же время кажется совершенно довольным жизнью. Он чувствует себя как рыба в воде. Сюзанна считает его интересным человеком.
— Понимаю, тебя это здорово задевает. Как и всякого нормального мужчину. Но Сюзанна говорила, что к тебе он очень хорошо относится. Так?
— Вероятно.
— И ты хочешь не отстать от него.
— Нет… но…
— Будь осторожней, Джон. Сатана умеет расставлять сети.
— Это понятно. — Я переменил тему. — Ты долго пробудешь здесь?
— Гэри и я улетаем завтра утром. Если хочешь, заходи к нам сегодня в гости. Мы поселились в восхитительной дыре — в кемпинге на берегу. Едим крабов, запиваем их пивом, бегаем по пляжу и кормим комаров. — Она помолчала. — И занимаемся любовью. Если хочешь, приходите вместе с Сюзанной.
— Посмотрим.
Эмили положила свою руку на мою ладонь и заглянула мне в глаза.
— Джон, тебе надо уезжать отсюда. Этот мир себя уже изжил. Так, как здесь, в Америке уже нигде не живут. Тут скопилась трехсотлетняя история секретных протоколов, старых обид и закостенелых традиций. Вы живете на Золотом Берегу, как в золотой клетке.
— Все это я знаю.
— Подумай над этим хорошенько. — Эмили направилась к двери. — Ты собираешься еще немного поиграть в прятки?
Я улыбнулся.
— Еще чуть-чуть.
— Я принесу тебе выпивку. Опять виски с содовой?
— Угадала.
Эмили вышла и вернулась через минуту с высоким бокалом, полным льда и содовой, а также с бутылкой виски.
— Не уходи, не попрощавшись, — попросила она.
— Не исключено, что мне так и придется поступить.
Мы поцеловались, и она ушла. Я сел на табурет и начал потягивать виски, оглядывая комнату, в которой оказался. Тетя Корнелия использовала ее для хранения посуды: на полках стояли ряды бокалов, лежали приборы, стопки скатертей и салфеток. Возможно, Эмили права. Этот мир наполовину лежит в руинах, наполовину уже превратился в музей. Вокруг нас следы прежнего величия, это не самая лучшая среда для нашего коллективного сознания. Но что находится там, на остальной части Америки? Молочные
