которым должна была последовать трехдневная поездка на яхте.
Мы сели в мой «бронко», нагруженный выше крыши пивом, едой и рыболовными снастями. Все было как в добрые старые времена, с той только разницей, что Каролин теперь сидела за рулем, а Эдвард не вертелся как юла на сиденье. Он спокойно смотрел по сторонам, как юноша себе на уме, — возможно, на уме у него была девушка, которую он оставил в колледже. А Каролин стала настоящей женщиной, и кто-то, но не я, научил ее водить машину. Куда летят годы?
Наконец мы прибыли на территорию яхт-клуба. Этот клуб, основанный Уильямом К. Вандербильтом, расположен на Центральном острове, который в наше время практически превратился в полуостров с заливами Ойстер-Бей, Колд-Спринг-Харбор и Лонг-Айленд Саунд. Это царство старых денег. Здесь совсем не помешало бы установить на дорогах знаки, запрещающие проезд.
По дороге из гравия мы приблизились к зданию клуба, трехэтажному особняку с черепичной крышей и боковой верандой. Он был выстроен в 1880 году и представлял собой нечто вроде гибрида, сочетавшего в себе архитектуру домов с крышей из деревянной черепицы с архитектурой в стиле классицизма, правда, колонны и прочие детали были не из мрамора, а из выкрашенного в белый цвет дерева. Вероятно, форма этих колонн и дала клубу второе название — «Коринф». А сиуанака — это название индейского племени, которое когда-то жило в этих местах. Так что полное название клуба тоже представляло собой гибрид двух цивилизаций — общим у них было то, что обе уже давно исчезли.
Одним словом, это был очень приятный домик, без всяких претензий, но сохранивший все свои достоинства и удачное сочетание чисто американского стиля с некоей фривольностью.
Каролин припарковала машину, мы вышли и направились к клубу.
Столовая клуба выходит окнами на Ойстер-Бей, мы выбрали столик у большого окна. Отсюда была видна наша яхта. Тридцать шесть футов в длину, класса «Морган». Название у нее — «Пауманок», так называли индейцы нынешний Лонг-Айленд.
Я заказал бутылку местного вина — «Банфи шардоннэ», его производят в бывшем поместье Вандербильтов, которое сейчас представляет собой настоящую ферму. Возможно, и нам удастся спасти Стенхоп Холл, превратив его в плантации олив или инжира. Вот только где взять столько денег на дополнительное освещение? Итак, я налил нам вина, и мы чокнулись за нашу встречу.
Я считаю, что детям надо разрешать пробовать вино как можно раньше. Это дает им возможность видеть в спиртном самую обычную вещь, а не тайну и не табу.
Еще бы, ведь его вам предлагает мать или отец. Это сработало в моем случае, в случае с Сюзанной — мы никогда не злоупотребляли алкоголем в юности. Я не говорю при этом о зрелом возрасте.
Мы поговорили о школе, о поездке Каролин в Кейп-Код и о нежелании Эдварда покидать колледж, которое и в самом деле было связано с девушкой, студенткой последнего курса близлежащего колледжа в Дартмуте. Мне кажется, что многие решения в жизни Эдварда будут обусловлены его страстями. Это нормально. Я сам такой и считаю себя вполне нормальным.
Потом разговор зашел о местных новостях и о планах на лето. Эдвард на третьем бокале разговорился. Каролин же ничем не проймешь, из нее не вытянешь ни слова, пока она сама не захочет заговорить. Каролин также необычайно проницательна, в этом она похожа на свою мать. Она спросила меня:
— У тебя все нормально?
Я решил, что не буду прикидываться и скажу правду.
— У нас возникли кое-какие проблемы. Вы слышали о наших новых соседях?
Эдвард встрепенулся.
— Да! Фрэнк Епископ Беллароза. Он что, угрожает вам? Да я с ним в два счета разберусь. — Он засмеялся.
— Наоборот, он и его жена — очень милые и приятные люди, — сказала Сюзанна.
Я не был в этом уверен, но добавил:
— Мы ему, вероятно, понравились, но не знаем, как реагировать на это. То же самое касается и других людей, соседей, знакомых. Так что вам могут при встрече всякого наговорить, не удивляйтесь.
Эдвард на это ничего не ответил, он вообще такой — если что взбрело ему в голову, то он добьется своего. Он с энтузиазмом воскликнул:
— А как он выглядит? Я могу с ним встретиться? Я хочу потом хвастаться, что знаком с ним. О'кей?
Эдвард ведет себя всегда очень непосредственно, несмотря на годы учебы в частной школе и на то, что большинство его родных корчат из себя аристократов.
Он похож на сорванца со своей копной рыжеватых волос, которые торчат в разные стороны. Рубашка у него все время вылезает из штанов, на галстуке и пиджаке постоянно какие-то пятна, а мокасины выглядят так, словно их долго жевала корова. Конечно, многое из этого делается нарочно, этот вид бездомного оборванца был всегда моден в колледже Святого Павла. И вообще, Эдвард — неуправляемый, но добрый мальчишка с дьявольским характером. — Если хочешь повидаться с нашим соседом — просто стучи к нему в дверь, — посоветовал ему я.
— А что, если его головорезы схватят меня?
Каролин закатила глаза. Она всегда считала своего братика неспособным на решительные поступки, трусишкой, хотя никогда и не говорила об этом. Они, несмотря на это, хорошо ладили между собой, но, возможно, благодаря тому, что виделись очень редко.
— Но ты же сразу уложишь их на лопатки, Шкипер, — поддразнил я Эдварда.
Он улыбнулся, услышав свое детское прозвище.
Каролин сказала, обращаясь ко мне и к своей матери:
— Я бы не потерпела, чтобы другие указывали мне, с кем мне дружить, а с кем — нет.
— Мы и не идем ни у кого на поводу, — заверила ее Сюзанна. — Но некоторые наши друзья огорчены. Это произошло, собственно, из-за одного случая в клубе «Крик». — Сюзанна вкратце рассказала о случившемся. В заключение она добавила: — Вашему отцу позвонили один раз по поводу того вечера, а мне — целых два раза.
Каролин обдумывала сказанное. Она превратилась теперь, как я уже говорил, в молодую женщину, уверенную в себе и в своем будущем. Ей наверняка будет сопутствовать успех в юридической карьере. Я даже сейчас могу представить ее в очках в строгой оправе и с папкой в руках. Леди-адвокат — так мы их называем в нашем кругу зубров адвокатуры.
— У вас есть конституционное право вступать в отношения с любым лицом, — безапелляционно заявила она.
— Мы это знаем, Каролин, — улыбнулся я. Студенты часто воображают, что открывают в колледже не известные никому вещи. Я тоже несколько лет думал, что получаю в Йеле уникальную информацию. — Наши друзья также имеют это право, и некоторые из них используют его, прекращая всяческие с нами отношения.
— Да, — согласилась Каролин, — наряду с правом свободной ассоциации в обществе есть также право на отказ от ассоциации.
— И в связи с этим мой клуб имеет право исключить меня из своих рядов.
На этом пункте Каролин споткнулась, так как по натуре она привержена либерализму.
— Почему вы не уедете отсюда? — спросила она. — В этих краях нет ничего, кроме анахронизмов и дискриминации.
— Поэтому нам здесь и нравится, — сказал я и получил в ответ нахмуренные брови. Каролин напоминает мне ее мать в том, что касается всяческой общественной деятельности, она является членом сразу нескольких организаций в своем студенческом городке. Я считаю эти организации весьма подозрительными, но не высказываюсь на этот счет, так как не спорю о политике с теми, кому еще нет сорока. — Куда же, по-твоему, мы должны уехать? — полюбопытствовал я.
— Поезжайте в Галвестон, поселитесь на пляже рядом с тетей Эмили.
— Неплохая мысль. — Каролин тоже обожает Эмили, так как та не побоялась пойти против законов супружеской морали и превратилась сейчас в вольную обитательницу пляжей. Каролин, впрочем, на подобное не решилась бы. Ее поколение не такое дикое и необузданное, каким было наше. Они лучше одеты и не покинут родной дом, не взяв с собой кредитную карточку. Но надо отдать ей должное, Каролин
