угрызений совести. Когда Тао было совсем плохо, он в отчаянии отправился к старосте и доложил, что в тайге скрывается преступник, разыскиваемый князем Юйтаном Янчу, наместником провинции Гуандун.
Тогда Юну показалось, что староста ему не поверил, а если и поверил, то ему и в голову не придет докладывать об этом деле вышестоящему начальству. Да и едва ли Юйтан станет разъезжать по всей стране, лично проверяя каждое донесение.
Между тем, когда князь отдал приказ найти Киана, чтобы его покарать, повторилось то же самое, что было тогда, когда он в отчаянии разыскивал сына, желая прижать его к сердцу.
Во дворец устремлялись толпы людей, якобы совершенно точно знающих, где скрывается преступник, и желавших получить за него награду. Из отдаленных провинций приходили депеши, в которых говорилось, что Киан схвачен, брошен в тюрьму и ждет наказания. Однако все было напрасно: самозванец как в воду канул, а вместе с ним — мальчишка и Мэй.
Когда Юйтан получил донесение о том, что Киан с семьей скрывается в тайге, в артели искателей женьшеня, он почти потерял терпение и надежду отомстить самозванцу.
Князь приказал проверить сведения, послав в деревню своих людей. Совпадало все, кроме одного: у мужчины и женщины было, два сына одинакового возраста. Юйтана поразили имена детей, Айсин и Ан, и он ломал голову над тем, что бы это значило.
Не полагаясь на подчиненных, он собрал небольшой отряд и отправился на север.
Глава 10
С некоторых пор пребывание в горах стало не просто сносным, а превратилось в полноценную содержательную жизнь. Мэй часто слышала, как люди говорили: для того чтобы быть счастливым, надо следовать своей дорогой, доверять собственной натуре и сердцу. Она могла бы ответить, что стремление ее сердца заключается в том, чтобы всегда быть там, где находится Кун. При этом она вовсе не думала, что предназначение женщины — слепо следовать мужской воле.
Айсину и Ану исполнилось по полтора года, то были всеобщие любимцы и великие непоседы. Артельщики понаделали им игрушек и соорудили что-то вроде большого загона, откуда мальчишки не могли ненароком уйти в лес. Что касается бродивших в округе диких зверей, И-фу полагался на заклинания, какими оградил лагерь живущий в деревне старый маньчжурский шаман.
Едва Тао выздоровела настолько, что смогла говорить и ходить, Юн увез ее в Кантон. Хотя было ясно, что она никогда не станет прежней, к ней вернулись разум и память.
Младший брат довольно сдержанно простился со старшим, ограничившись общими фразами и избегая смотреть ему в глаза. Мэй полагала, что в конечном счете у Юна и Тао все сложится хорошо. Он любил ее, а она с некоторых пор зависела от мужа так, как ребенок зависит от матери, и беспрестанно жалась к нему, словно пытаясь набраться тепла, здоровья и силы.
После того, как был найден шестилистный банчуй, Кун стал пользоваться безграничным уважением артельщиков: можно было не сомневаться в том, что никто из них не станет его выдавать.
Мэй могла только догадываться, вспоминает ли Кун о словно парящем в небе дворце, его покрытых красным лаком галереях, выложенных узорчатыми камнями прудах, павильонах и террасах, казалось, выраставших прямо из воды и вечно смотрящих в свое отражение, ажурных мостиках и покрытых широкими плитами дорожках сада. Он неизменно был бодр, даже весел, любил ее и одинаково обожал обоих сыновей.
В то утро она как всегда рано проснулась и, проводив мужчин на промысел, занялась хозяйственными делами.
Пахло дымом, хвоей и влагой. Мэй уже научилась различать запахи различных времен года, угадывать перемену погоды и замечать присутствие посторонних, прежде чем они приблизятся к лагерю.
Впрочем, чужие здесь появлялись редко. Иногда (как некогда Юну) кому-то был срочно нужен банчуй или в лагерь, случайно забредали охотники.
Ненадолго оставив детей одних, Мэй отправилась к ручью, чтобы прополоскать белье. Сидя на корточках, она приметила стайку птиц, с громкими криками перелетавших с ветки на ветку, а после услышала, как шелестит трава и похрустывают густо переплетенные корни под ногами людей, которые редко бывают в лесу или не считают нужным скрываться.
Бросив белье, она побежала к лагерю. Там хозяйничали какие-то воины. Одни заглядывали в хижины, другие бесцеремонно крушили и переворачивали все вокруг. Под одним из деревьев сидел проводник из ближайшей деревни. Он выглядел испуганным и бледным, а его руки были связаны за спиной толстой веревкой.
Стоявший в центре лагеря мужчина не двигался, он лишь наблюдал за происходящим тяжелым, зловещим взглядом.
Какими чужими выглядели здесь эти богатые одежды! Каким знакомым показалось Мэй это суровое, словно высеченное из камня лицо с гневно сведенными бровями и плотно сжатыми губами.
Когда Юйтан посмотрел на нее, она поняла, что он тоже ее узнал.
Один из княжеских воинов вынес из хижины детей, держа их за воротник одежды, как за шкирку. Напуганные мальчишки вопили во все горло.
Мэй бросилась к ним, но путь преградил меч Юйтана.
— Почему их двое? Откуда второй ребенок? — мрачно произнес он.
— Это сын Сугар, настоящий Айсин, — прошептала Мэй.
— Ложь! Айсин погиб по время тайфуна.
— Каким-то чудом ему удалось выжить. Мы нашли мальчика у бродячих артистов, сохранивших пеленки, в которые он был завернут.
— Они у тебя?
— Да. Я покажу их вам, только прикажите вашему человеку отпустить детей.
Юйтан сделал знак, и воин опустил ревущих мальчишек на землю.
Мэй принесла тряпку и протянула ее Юйтану, после чего, присев на корточки, обняла и прижала к себе ревущих мальчишек.
— Который из них? — спросил князь после долгого молчания.
— Я не скажу. Они одинаково дороги мне.
— Неправда! Хочешь сохранить жизнь своему щенку?! Ничего не выйдет.
Он сделал шаг вперед, и в этот миг Мэй увидела, как из гущи леса появился Кун. Возможно, чутье заставило его вернуться в лагерь или он приметил сверху качающиеся деревья и вспугнутых птиц.
— Вы всегда успеете убить невинных детей. Сначала сразитесь со мной.
Пронзив друг друга взглядами, они скрестили оружие с такой силой, что брызнули искры. Кун был проворнее, ловчее, легче, однако Юйтана вела в бой затмившая разум ненависть, дающая такие силы, что молодому воину оставалось только защищаться.
Сражаться с Юйтаном было все равно, что сражаться с судьбой: Кун едва успевал угадывать по движению глаз и плеча, что замышляет противник, у него с трудом получалось отбивать и отводить удары.
Их битва казалась Мэй похожей на завораживающий танец, танец смерти.
Она знала, что ни ей, ни Куну не удастся спастись. Кругом были воины Юйтана, и пусть он приказал им не вмешиваться, они не отпустят Куна живым. А еще Мэй поняла, что он ни за что не сможет заставить себя убить того, кого столь долгое время называл отцом.
— Думал, я не доберусь до тебя?!
— Нет. Я знал, что вы придете. От судьбы невозможно укрыться.
— У тебя хватило наглости жениться на принцессе и смешать свою презренную кровь с кровью сына Неба! Разумеется, я не стану лишать жизни внука императора, а вот другого мальчишку поддену на острие меча и поджарю на костре!
