Патопсихология: Хрестоматия

наиболее четко отразился отказ от изучения восприятия в отрыве от личности субъекта.

Однако основным недостатком этих исследований является эклектичность методологических позиций авторов, пытающихся синтезировать понятия гештальтпсихологии и психоанализа. Личностный компонент восприятия заключается для этих авторов в агрессивных тенденциях, чувстве тревожности, дискомфорте. Из сферы психологического анализа выпадает значение деятельности субъекта как основной формы проявления личностной активности, выпадает роль сформировавшихся в процессе этой деятельности социальных мотивов, их иерархия, их содержание и смыслообразующая функция.

Между тем из положений советских психологов вытекает, что смыслообразующая функция мотивации играет роль и в процессе восприятия. Работами А.Н. Леонтьева и Е.П. Кринчик показано, что введение подкрепления, имеющего различный смысл для испытуемого, по-разному влияет на время реакции. Ими выявлен активный характер переработки информации человеком, что нашло свое выражение в схватывании статистических характеристик объекта, в оптимизации деятельности испытуемого при построении вероятностной модели. Поэтому мы вправе были предполагать, что процесс восприятия не только строится различно в зависимости от того, какие мотивы будут побуждать и направлять деятельность испытуемых, но можно было ожидать разную структуру перцептивной деятельности у здоровых и больных людей, у которых клиника диагностирует те или иные изменения личности. Удалось экспериментально 1) показать зависимость восприятия от характера мотивации экспериментальной деятельности; 2) выявить особенности восприятия, связанные с нарушением смыслообразующей функции мотива.

Экспериментальная методика состояла в следующем. Предъявлялись сложные сюжетные картинки и картинки с неясным сюжетом в условиях разной мотивации. Мотивация создавалась, во-первых, с помощью различных инструкций («глухая», «исследование воображения», «исследование интеллекта»), во-вторых, разной степенью неопределенности изображений. Неопределенность перцептивного материала выступала непосредственным побудителем деятельности, роль смыслообразующего мотива выполняла инструкция. Используемые в эксперименте картинки представляли собой изображения более или менее сложных ситуаций (мать купает ребенка, группа чем-то взволнованных женщин и т. д.) или нечеткие снимки объектов (цветы, мокрая мостовая, пятна Роршаха).

Эксперимент включал три варианта исследования. В варианте А карточки- картинки предлагались с «глухой» инструкцией описать, что изображено. В варианте Б сообщалось, что целью эксперимента является исследование воображения и для правильного выполнения задания испытуемым необходимо проявить свои творческие способности. В варианте В испытуемых предупреждали, что задачей исследования является определение их умственных способностей. Чтобы мотивировка задания выглядела убедительной, а также для усиления мотивационного влияния инструкции, предварительно предлагалась серия заданий, где экспериментатор якобы оценивал интеллект испытуемых. В каждом варианте предъявлялись разные наборы картинок, содержание которых надо было определить. Таким образом, во всех трех вариантах исследования цель задания оставалась неизменной, менялась лишь его мотивация.

В экспериментах участвовали здоровые испытуемые, больные эпилепсией, больные шизофренией. Данные историй болезни и общепсихологического исследования показывают, что в клинической картине болезни на первый план у больных выступали личностные расстройства, типичные для выбранных нозологических групп. Между исследованными больными не было существенных различий в возрасте и образовании.

Суммируя особенности процесса восприятия, свойственные нашим испытуемым, отметим, что большинство из них (как в норме, так и в патологии) при предъявлении карточек-картинок выдвигают гипотезы. Первоначальное предположение может развиваться, дополняя или уточняя некоторый сюжет, или заменяться новым. При восприятии структурных картинок испытуемые пытаются определить, на что могут быть похожи изображения. В среднем на каждую картинку больными формируется примерно в 1,5 раза больше гипотез, чем в норме. Однако в условиях «глухой» инструкции не все испытуемые стремятся содержательно интерпретировать картинки. Одни ограничиваются перечислением отдельных элементов изображения, другие отказываются от выполнения задания, ссылаясь на его «бессмысленность». Формальные ответы составляли в норме 15 %, у больных эпилепсией — 10 %, у больных шизофренией — 16 %.

В условиях варианта А процесс восприятия не обусловливался экспериментально заданной мотивацией. Тем не менее деятельность испытуемых в целом направлена на содержательную интерпретацию картинок и реализуется процессом выдвижения гипотез. Это заставляет предположить, что наше задание актуализировало какие-то мотивы, существующие у испытуемых потенциально, в форме своеобразной готовности, установки. Таким мотивом мог быть прежде всего «мотив экспертизы», который всегда актуализируется в психологическом эксперименте; являясь моделью частных ситуаций, эксперимент (особенно в клинике) испытывает влияние со стороны более широких жизненных отношений. Адресуясь к личности испытуемого, его уровню притязаний, самооценке, он придает любому психологическому исследованию «личностный смысл». Эта особенность экспериментальной ситуации подчеркивалась еще К. Левиным, считавшим, что именно наличие у испытуемого определенного отношения создает саму возможность объективного психологического исследования. Наряду с «мотивом экспертизы» деятельность испытуемых побуждалась собственным мотивом восприятия (СМВ). Определяясь свойствами перцептивного материала, СМВ как бы присутствует в самом акте восприятия, побуждает к ориентировочной деятельности, направленной на исследование характера стимуляции. Отчасти благодаря действию СМВ предъявление картинок в условиях «глухой» инструкции вызывает процесс выдвижения гипотез.

Таким образом, деятельность испытуемых определялась влиянием двух мотивов — мотива «экспертизы» и СМВ. Эти мотивы находятся в иерархическом отношении: «мотив экспертизы» порожден и опосредован социальными и личными установками испытуемых. Он не только побуждает деятельность, но и придает ей личностный смысл[7]. Собственный мотив восприятия играет роль дополнительного стимула. Совместное действие обоих мотивов обеспечивало содержательную интерпретацию картинок. В ряде случаев смыслообразующая функция «мотива экспертизы» могла быть выражена недостаточно. В силу этого непосредственная цель деятельности — содержательная интерпретация — не приобретала самостоятельной побудительной силы. Процесс интерпретации принимал тогда вид формальных ответов. Это явление наиболее ярко проявилось у больных шизофренией.

Качественно иные результаты были получены в вариантах Б и В, где введение инструкций-мотивов создавало определенную направленность деятельности.

Прежде всего отметим изменение в отношении к эксперименту. В норме это выразилось в том, что у испытуемых появился интерес к заданию и оценке экспериментатора. Изменился и характер формулировок гипотез — они стали более развернутыми, эмоционально насыщенными. Центральное место в описании сюжетных картинок занимает теперь раскрытие внутреннего мира персонажей. Изображения создают у испытуемых некоторое эмоциональное впечатление, приводящее к образности гипотез. Исчезают формальные ответы.

У больных эпилепсией изменение инструкции привело к полному переструктурированию деятельности. Больные с энтузиазмом приступают к заданию, подолгу с удовольствием описывают картинки. Резко сократилось количество формальных высказываний. Гипотезы становятся значительно более эмоциональными, часто сопровождаются пространными рассуждениями. В своих ответах больные не столько дают интерпретацию картинок, сколько стремятся продемонстрировать свое отношение к событиям или персонажам. Часто это достигается путем приписывания героям определенных ролей. Длинные витиеватые монологи героев комментируются «автором», вместе с предположением о сюжете дается оценка действующим лицам или событиям. Гипотезы превращаются в «драматические сценки». Употребление прямой речи, напевная интонация, иногда ритмизация и попытка рифмовать придают ответам исключительную эмоциональность. Приведем для иллюстрации выписку из протокола больного Г- ова.

Больной Г-ов Е.К., 1939 г. рождения, по образованию зоотехник. Диагноз: эпилепсия с изменениями личности. Болен с 1953 г., когда появились первые судорожные припадки. В последние годы отмечались