силах диссимулировать эти явления и впервые раскрывались.
Следует отметить, что отношения между проявлением галлюцинаций в клинике и в эксперименте не столь прямолинейны и постоянны. У некоторых больных во время эксперимента под влиянием прислушивания галлюцинации не появлялись, а исчезали, т. е. не удавалось выявить даже обычных для них, наблюдавшихся в отделении, галлюцинаторных переживаний. Так, например, больной с острым дебютом шизофрении был настолько охвачен слуховыми вербальными галлюцинациями, что совершенно не отвечал на вопросы окружающих, оставался недоступным для своего врача. Будучи приведен в лабораторию, он очень охотно прислушивался к звукам, старательно пытался их узнать и удивил своего врача изменением психического состояния, своей, впервые возникшей доступностью. Очевидно, для некоторой небольшой части больных слушание реальных звуков создавало какое-то облегчение в отношении галлюцинаторных переживаний.
Зависимость между объективными раздражителями и галлюцинациями у этих больных обнаруживалась редко, несравненно меньше, чем у больных во время реактивных состояний. Иногда эта зависимость обнаруживалась у недавно заболевших. У остальных галлюцинаторные образы носили какой- то застывший, однотипный характер. Каждый из этих образов был по своему оригинален и мало похож на образы другого больного. Но у одного и того же больного эти образы были довольно стереотипны, фиксированны. Процесс прислушивания провоцировал их усиление, редко и мало влиял на содержание.
Следовательно, при незначительной зависимости галлюцинаторных образов от реально слышимых звуков можно было бы считать, что эти галлюцинации являются «восприятиями без объекта». Однако анализ историй болезни и экспериментальных данных приводит к мысли, что «восприятия без объекта» генетически произошли из искаженных образов или иллюзий, но постепенно фиксировались, превратились в патологические стереотипы. Когда экспериментальная либо иная ситуация вынуждает больных прислушиваться — прислушивание, особенно тревожное и утомительное, то провоцирует у них эти фиксированные стереотипные, патологически привязанные к любым шумовым или интероцептивным раздражителям образы.
За это говорит и тот факт, что на начальных этапах заболевания шизофренией эксперимент провоцировал иллюзорную искаженную переработку реального звукового раздражителя, а на поздних этапах течения болезни — при наличии шизофренического дефекта — эксперимент провоцировал у каждого больного свой, присущий ему, фиксированный галлюцинаторный образ.
О возможности патологической фиксации галлюцинаторных образов и о том, что они могут как бы «привязываться» к разным источникам звука либо интероцептивным ощущениям, писал В.М. Бехтерев.
4. В последнюю группу вошли результаты исследования больных в период выхода из различных психотических эпизодов алкогольного генеза (делириозные состояния с вербальными галлюцинациями и собственно вербальный галлюциноз у алкоголиков, который стал предметом изучения в докторской диссертации А.Г. Гофмана). Эта часть работы проводилась совместно с ним. Особенностью слуховых восприятий этих больных была яркая предметная образность, сценичность представлений, возникавших в связи с теми или иными звуками.
В ряде случаев наблюдались синестезии. Больной говорил, что «звук пролетел завизжающий», говорил, что слышен «звон колоколов сиреневый». Другой говорил, что слышно три «желтых звука с хриповатостью» или «звук зигзагами».
Многие (10 человек) слышали музыку, песни. Этот факт интересен потому, что во многих клинических описаниях галлюцинаторных явлений у алкоголиков отмечено, что эти больные ошибочно слышат музыку, песни.
У некоторых больных во время эксперимента возникали сопутствующие слуховым восприятиям зрительные обманы. Так, например, один больной убеждал экспериментатора и врача в том, что не только слышал, но и видел, как вода стекала по стенке репродуктора, жестами показывал, где именно текла вода. Другой больной ошибочно услышал в звуке трения — песню, показывал рукой на поверхность репродуктора, описывал, как одеты певицы, описывал различный цвет платьев этих женщин. Больной X., который услышал звук грома и грохот летящего самолета, видел на поверхности репродуктора молнию. Только у пяти больных слуховые восприятия провоцировали зрительные обманы, но почти у всех можно было отметить сценичность, яркость, образность восприятия предметного источника звука.
Интересны в связи с этим наблюдения М.И. Мацкевич. Она исследовала с помощью той же методики и той же ленты слуховые восприятия галлюцинирующих больных старческого возраста. Оказалось, что в старческом возрасте звуковые раздражители провоцируют не только слуховые, но и зрительные и даже тактильные обманы.
Взаимодействия чувств, описанные С.В. Кравковым в норме, в патологии очевидно усиливаются, приобретают особый характер. Таким образом, исследование показало, что у всех больных длительное, напряженное, большей частью тревожное прислушивание к тихим звукам провоцировало различные обманы слуха.
И, наконец, о последнем, полученном в экспериментальном исследовании факте, который вначале казался каким-то побочным продуктом исследования, не предусмотренным гипотезой, но затем оказался наиболее значительным, интимно связанным с ней, подтверждающим самую главную мысль исследования.
У всех больных выявилось плохое качество слуховых восприятий. Это можно было установить по следующим признакам: 1) большое количество звуков, в том числе самых явных и определенных, больные не опознавали; они отмечали начало и конец звучания, давали иногда характеристику звука, но не узнавали его; 2) плохое узнавание звуков проявлялось также в скудности и однообразии гипотез; какое-то «шорканье», «шум какой-то» — заявляли многие больные относительно всех, или почти всех, звуков подряд; 3) плохое узнавание звуков сопровождалось ошибочной локализацией источника звуков, т. е. грубым нарушением бинаурального эффекта; больные слышали их из окна, сзади себя, сверху, из-за спины и т. д.; 4) многие ошибки в узнавании предметного источника звуков были вызваны ранее описанным явлением «запаздывающего узнавания».
Ухудшение качества слуховых восприятий было типично почти для всех больных. Правильно опознавалось лишь 40 % звуков. Следует подчеркнуть, что наши данные свидетельствуют не о повышении порогов слуховых ощущений (хотя это не исключено), но о недостатках слуховых восприятий, т. е. распознавания предметного источника звуков. Плохое восприятие предметных звуков, своего рода агнозия звуков, вынуждает больных при необходимости ориентироваться в окружающей обстановке, постоянно напряженно прислушиваться, так же как это вынуждены делать постепенно теряющие слух люди. Эксперимент лишь провоцировал и усиливал это напряженное прислушивание и трудность адекватной ориентировки.
Таким образом, гипотеза как будто подтверждается: длительная функциональная перегрузка слухового анализатора в форме прислушивания к едва различимым предметным звукам играет значительную роль в провоцировании и выявлении слуховых галлюцинаций. Это дает основание считать, что слуховые обманы у психически больных возникают как сложный результат психической деятельности (прислушивания), осуществляемой человеком при определенной (разумеется) патологии нервной системы.
Выявилось также ухудшение качества слуховых восприятий у больных, своеобразная агнозия предметных звуков. Связь агностических и галлюцинаторных расстройств в области зрения экспериментально исследована и описана в монографии С.Ф. Семенова «Зрительные агнозии и галлюцинации». Роль различной патологии слухового анализатора в возникновении слуховых галлюцинаций отмечалась многими авторами. Некоторые придавали значение снижению слуха или воспалению среднего уха (В.М. Бехтерев), В.А. Гиляровский подчеркивал роль возникающих в ушах шумов; описаны А.С. Шмарьяном и другие галлюцинации при опухоли височной доли. Фактов много и они очень разнообразны. В то же время предположение о роли одних морфологических изменений того или иного отдела слухового анализатора не может объяснить появление слуховых обманов у здоровых лиц. Между тем гипотеза о роли тревожного прислушивания как бы скрепляет все эти факты. Она объясняет, почему и у здоровых людей (при дефиците ожидаемой информации), и у лиц с различными поражениями слухового
