неповоротливым, реакция у него была быстрая; тут сказывалась старая блатная выучка. Да и вообще руки его работали быстрее, чем голова.
И когда раздался за его спиною голос Самсонова, он выхватил кольт. Обернулся и выстрелил из-под локтя. И мгновенно отпрыгнул в сторону, к окну.
Выстрел получился удачным. Малыш с удовольствием отметил, как пожилой, седоусый человек в капитанских погонах вдруг схватился обеими руками за живот. И согнулся – словно бы переломился пополам.
И в этот миг Малыш начисто забыл о тлеющем шнуре.
А шнур догорел уже до конца. И в следующую секунду ударил гулкий взрыв.
И с грохотом взрыва слились звуки частых выстрелов; это палили оперативники, ворвавшиеся в барак вслед за своим капитаном.
Помещение заволокло густым едким дымом. И в дыму – мельком – увидел Малыш фигуру падающего Портвейна…
И еще он заметил, что та стена, к которой раньше было прислонено тело Ивана, – покосилась, покорежилась. А на полу, среди обломков досок, что-то чернело неясно. Что это было? Может быть, – останки Ивана? Останки человека, убитого за эту ночь дважды?
И больше он ничего уже не мог здесь разглядеть, – ибо ему надо было спасаться, уходить от вражьих пуль… Он вышиб плечом оконную раму. Прыгнул в ночь. Разрядил свой кольт в чьи-то вопящие лица. И побежал, кренясь и прихрамывая.
Малыш хромал оттого, что одна пуля все же успела кусануть его за левое бедро, а другая– обожгла бок…
Раны эти были, вроде бы, не шибко опасны, хотя и болезненны! Пули только задели его, поцарапали, и хоть он и хромал, но бежал весьма резво. Силенка еще жила в нем покуда!
И когда наперерез ему, из кустов, метнулся кто-то, – то он расправился с нападавшим легко, на бегу.
Это все случилось в нескольких шагах от того места, где лежал Николай Заячья Губа.
Николай умел быть, – когда надо, – таким же терпеливым, какими бывают прячущиеся звери.
Он лежал, не шевелясь, почти не дыша. И только чутко вслушивался в ночь. И ему довелось услышать многое… Когда вдали грохнул взрыв, он подивился: гранаты бросают там, что ли? Потом раздалась трескотня перестрелки. Очевидно, около жилого барака произошло серьезное столкновение… Столкновение – с кем? Николай терялся в догадках. Он же ведь даже и не подозревал о существовании Малыша и Портвейна! Ну, а мысль о том, что перестрелку мог затеять Иван, была им решительно отвергнута.
Николай давно был знаком с Иваном. И знал, что тот – несмотря на всю свою любовь к приключениям – является, в сущности, парнем тихим, не злым и не очень решительным.
Вскоре послышался громкий треск сучьев; кто-то бежал, направляясь к дороге. И затем, в кустах, – почти над самой головой у Николая, – произошла короткая яростная схватка.
Послышался хрясткий звук удара. Кто-то застонал протяжно… И один из дерущихся с шумом упал, а другой – пошагал, тяжело топоча, по бревенчатому настилу.
«Кто бы это мог быть? – удивился Николай. – У Ивана походка совсем не такая. Ах, черт, странные вещи творятся на нашей шахте! Что ж, надо будет еще полежать.»
И он осторожно шевельнулся, меняя позу, выпрямляя затекшую ногу.
«Все-таки, здесь я в укрытии, в безопасности, – подумал он с удовлетворением. – И слава Богу, что мусора на болотах не держат собак.»
Малое время спустя, Заячья Губа услышал возбужденные голоса, шум шагов; мимо него прошла большая толпа. Это возвращались на прииск участники облавы.
И они несли с собой раненых и убитых.
Из обрывков тех разговоров, которые Николай сумел уловить, ему стало ясно, что среди раненых находится сам Самсонов… А по поводу убитых, один из оперативников сказал:
– Получилось поровну! Как говорят блатные: «баш на баш». Два трупа наших и два – чужих… Я бы не сказал, что размен удачный.
– Да и кто они – эти «чужие»? – произнес другой голос. – Вот в чем вопрос! Вот главная загадка!
Разговаривающие остановились, прикуривая. И это дало Николаю возможность услышать дальнейшее.
– При них не найдено никаких документов, ничего! И, мало того, один из них вообще оказался без головы… Башка куда-то исчезла, – ну, прямо, как в страшных романах!
– М-да, случай редкий. Этот бродяга законспирировался, можно сказать, гениально. Полностью скрыл свое истинное лицо… Пожалуй, мы теперь никогда уже не сможем установить его личность.
– Ну, почему это – никогда? Ведь существует же, всетаки, дактилоскопия!
– Да, разумеется, – пальцы… Это годится – если он в прошлом судился. А если нет?
– Здесь мы столкнулись с профессионалами. Это наверняка! Капитан Самсонов, между прочим, был в этом твердо убежден.
– Кстати, как он – в сознании? Я же ведь не знаю всех подробностей. Все время находился в стороне… В дальнем дозоре…
– Пока в сознании, но – плох. Ранение в живот. Сам понимаешь.
– Кто ж теперь принял командование?
– Кравцов.
– Но ведь он же дурак!
– Зато у него школа хорошая. Самсоновская! И он уже отдал кое-какие распоряжения – по-моему, толковые.
– Какие же?
– Ну, например, он хочет завтра придти сюда снова – и все хорошенько обследовать, осмотреть. Особенно интересует его шахта! И Самсонов тоже о шахте говорил…
– Что ж там, в шахте-то, может быть интересного?
– Не знаю. Но проверить – надо.
– А здесь сейчас он никакого охранения не выставляет?
– Нет. Да и зачем? С рассветом будет блокирован весь оленекский район. Начнут задерживать всех подозрительных.
– Значит и тот, – сбежавший?…
– Далеко не убежит! Кравцов велел разослать радиограммы не только по окрестным селам, но также и во все оленеводческие стойбища.
– Приметы этого человека известны?
– Конечно. Я, например, видел его в бараке – вот так, как тебя.
В подслушанном разговоре далеко не все было ясно для Николая. Он так и не понял, – что же это за «трупы чужих»? И какая такая «исчезнувшая голова»? Голова – чья? И как и почему она исчезла? И, наконец, – кто же он, этот «сбежавший»?
Но более всего интересовали его, конечно, алмазы.
Милиция, вроде бы, еще не добралась до тайника. Но, судя по всему, добраться могла скоро. Шахта чем-то сильно заинтересовала мусоров… Ну, а коли так, то следовало немедленно заглянуть туда и проверить: все ли там в порядке? И, может быть, – постараться получше, понадежнее замаскировать мешки.
Подождав, покуда смолкнут вдали голоса, Заячья Губа поднялся. И осмотрелся настороженно. Вокруг клубилась непроглядная мгла. Туман затопил, казалось, весь мир; не было видно ни земли, ни неба…
Вслепую – кончиками пальцев – ощупал он стрелки ручных часов. (Как и многие таежники, он носил часы без предохранительного стеклышка.) И понял: время приближается уже к пяти.
Это была самая мрачная пора на северо-востоке Азии. Предрассветная пора, когда туман сгущается, а темнота становится особенно грозной.
В такие часы – по туземным поверьям – на поверхность выходят болотные духи Абаасы. И обретают особую силу все демоны мрака.
