Уральская Гиперборея

С Сиванму связан еще один интересный для настоящего исследования цикл древних мифов, посвященных великому стрелку И. Изгнанный богами с неба за то, что, спасая землю от нестерпимого жара, расстрелял из лука девять из десяти сиявших тогда в небесах солнц, — богоборец И отправился в далекую Западную страну к Хозяйке тамошних гор Сиванму, дабы выпросить у нее эликсир бессмертия. Это ему удалось. Однако его жена — небесная фея Чан-э — коварно решила одна воспользоваться чудесным снадобьем и выпила все содержимое заветного сосуда. За это боги наказали ее: превратили в безобразную трехлапую жабу-чань, которая и вознеслась на луну, где Чан-э и стала богиней ночного светила. Эти мифологические перипетии живо напомнят российскому читателю популярную сказку о Царевне- лягушке.

В повседневном обиходе китайская Хозяйка гор Сиванму нередко звалась просто Бабка. Хозяйка Медной горы в ряде случаев называет себя каменной бабой. Исключительно интересное признание! Само собой напрашивается предположение: а не воздвигались ли в честь Хозяйки и реальные каменные бабы, разбросанные на необъятных просторах всей лесостепной Евразии (один такой каменный истукан до середины XIX века находился в подмосковном Кунцеве — ныне городском районе Москвы)? А почему бы и нет? С одной стороны, распространенная среди археологов версия, что бабы водружались на месте смерти или захоронения матерей, жен, дочерей, любимых наложниц варварской либо кочевой знати, — слабо подкреплена материально. С другой стороны — имеется немало доказанных фактов: каменные бабы использовались как объекты культового поклонения, и им приносились жертвы (в частности, на Алтае).

Из истории хорошо известна еще одна Баба — Золотая. Чуть ли не до XVIII века для иноземной Европы и всего остального мира таинственная Золотая Баба выступала своеобразным таинственным символом России. Ее упоминали кстати и некстати, при каждом удобном случае изображали на картах, хотя мало кто мог сообщить что-либо вразумительное. Предполагалось также, что ее происхождение восходит к общемировому культу Великой Богини. Имеются глухие намеки, что двое детей, изображенных иногда возле нее, — это Артемида и Аполлон, и, следовательно, сама богиня — их мать, титанида Лето: по наиболее архаичным и точным сведениям, она зачала от громовержца Зевса и родила детей в Гиперборее (отчего божественные брат и сестра получили эпитеты Гиперборейских).

Ко времени начала покорения и колонизации Урала и Сибири Гиперборея давно уже канула в Лету, ее культура трансформировалась в мифологические представления, обычаи и верования новых и совершенно иных по антропологическому типу и языку народов. Им-то как бы по наследству и досталось древнее изваяние, а также его дубликаты разной величины, быстро приспособленные к культу северных аборигенов в качестве языческого идола. Поэтому вполне правдоподобно предположить, что у коми-зырян была своя «Злата Баба», у самоедов своя, у вогулов и остяков своя, у прочих народов Севера — тоже. Судя по находке в Кольском Заполярье, здесь поклонялись такому же древнему божеству, как и в других регионах. В любом случае изваяние, покрытое золотом, считалось величайшей реликвией и теми, кто им обладал, и теми, кто за ним охотился.

Поначалу, однако, пришлось вступить с ним в непримиримую борьбу, ибо оказалась Злата Баба кумиром, противным христианскому учению. На Северном Урале, во владениях пермяков первым с ней столкнулся еще в эпоху Дмитрия Донского святой Стефан — первый епископ Пермский (ок. 1345–1396), крестивший народ коми и одновременно истово выступавший против идолопоклонства. Пермяцкая Златая Баба была по возрасту старуха, а два младенца рядом считались ее внуками. В честь Златой Бабы устраивались богатые жертвоприношения, закалывались лучшие олени и другие животные, чье мясо тотчас же зажаривалось и поедалось жрецами и всем народом. В чашу, стоявшую рядом, складывались дорогие пожертвования — преимущественно золото и серебро. После крещения пермяков их святыня исчезла. Надо полагать, кумир был надежно спрятан от посторонних глаз, и ему по-прежнему продолжали воздавать подобающие почести.

В 1517 и 1526 годах, в царствование Василия III, отца Ивана Грозного, Россию дважды посетил Сигизмунд Герберштейн (по национальности он был словенцем) — посол императора Священной Римской империи, находившейся в то время под властью Габсбургского дома. Через 23 года после последнего путешествия в Вене на латинском языке был издан объемистый труд посла под названием «Записки о Московии». Здесь как о само собой разумеющемся сообщались детальные подробности о местонахождении загадочного кумира:

«Золотая Баба, т. е. Золотая Старуха, — это идол, стоящий при устье Оби в области Обдора, на том берегу. По берегам Оби и по соседним рекам расположено повсюду много крепостей, правители которых, как говорят, подчинены Государю московскому. Рассказывают, а выражаясь вернее, баснословят, будто идол Золотой Старухи — это статуя в виде старухи, держащей на коленях сына, и там уже снова виден еще ребенок, про которого говорят, что это ее внук. Более того, будто бы она поставила там некие инструменты, издающие постоянный звук вроде труб. Если это и так, то я полагаю, что это происходит от сильно и постоянно дующего на эти инструменты ветра».^{36}

Последнее замечание относительно разного рода упорядоченных звуков превратилось впоследствии в одну из основных наводок при попытках отыскать Золотую Бабу. Каждый из искателей удачи не только напряженно всматривался в безмолвную даль или густую чащобу, но и вслушивался, пытаясь уловить — кто гармоничную мелодию, а кто — грозные сигналы труб. Тем более что сообщения о музыке и пении, доносящихся из-под земли, поступали (и записывались) неоднократно из разных районов Евразийского Севера, включая Новую Землю.

С началом русской колонизации Сибири Золотая Баба превратилась в навязчивый фантом, своего рода сибирский символ нечаянного богатства (наподобие «золотого человека» из Эльдорадо испанских конкистадоров). Искали его и сподвижники Ермака. Атаман Богдан Брязга (как о том сообщает Ремезовская летопись), посланный на усмирение остяков, видел ее собственными глазами при штурме Самарского острога, расположенного при впадении Иртыша в Обь: «И оттоль поидоша на Обь и виде много пустово места и жилья мало, и присташа на Белогорье; ту бо у них мольбище большее богыне древней: нага с сыном на стуле седящая; приемлюще дары от своих, и дающе ей статки во всяком промысле, а еже кто по обету не даст, мучит и томит, а хто пренесет жалеючи к ней, тот пере нею пад умрет, имяше бо жрение и съезд великии. Егда же вниде им в слух приезд Богдана, велела спрятатися и всем бежати, и многое собрание кумирское спряташа и до сего дни».

Эта «богыня древняя — нага с сыном (или сыновьями. — В.Д.) на стуле седяща» рефреном проходит и через все последующие сказания и сведения о Золотой Бабе. Григорий Новицкий, истовый православный миссионер Петровской эпохи, коего особо смущала неприкрытая женская нагота, активно искал проклятую золотую статую на Обском Севере с единственной целью — уничтожить древнего кумира, дабы никогда более не поклонялись ему язычники-ханты. Это стоило жизни христианскому проповеднику: при невыясненных обстоятельствах он погиб в стычке с непокорными идолопоклонниками, оставив незавершенные записки под названием «Краткое описание о народе остяцком».

То, что остяки (ханты) и вогулы (манси) сохраняют, успешно прячут и продолжают поклоняться Золотой Бабе было прекрасно известно во все последующие времена (жива эта легенда и по сей день). Вдумчивый исследователь северных земель и народов, самобытный сибирский писатель Константин Дмитриевич Носилов (1858–1923) в начале XX века выведал у слепого старика мансийца достаточно свежие сведения о Золотой Бабе. Еще в пору молодости и будучи зрячим, тот видел ее в глухих, недоступных местах — правда, не оригинал, а серебряную копию. Сама же Золотая Баба была тоже цела и невредима, но схоронена так, что ни одному чужаку ни в жисть ее не сыскать. «Богыня», по-прежнему нагая, сидела на собольей подстилке. «Голая баба — и только, — по-простецки характеризовал ее очевидец. — Всё сделано, как быть бабе…»

Вообще же существует стойкое мнение, что Золотая Баба при появлении чужаков (под коими разумеются прежде всего русские колонисты) либо исчезает (как это произошло с Ермаковым атаманом Брязгой), либо — по другим вариантам — бросается с берега в Обь. Последнее даже нашло отражение в вогульском (мансийском) эпосе «Янгал-Маа», записанном еще до революции от столетнего шамана- сказителя Кутони: