произнёс:
— Ну и ну. Восьмое марта уже месяц как прошло вроде. Женский день сегодня, что ли, в нашей бане?
Но кроме неунывающей Косы на его шутку никто не ответил.
— Давай к нам, командир, заодно и помоешься, — весело хохотнула она.
Потом он повёл всех по узкому мрачному коридору в конец корпуса, где другой офицер уже распахнул для них массивную дверь. А когда они все зашли туда, эта тяжёлая, обитая с обеих сторон толстым железом дверь с грохотом захлопнулась и слышно было как лязгнул, запирая их, огромный засов.
Когда стали выводить мужчин, Юра вышел первым и прошёл в корпус. Он очень удивился, увидев, как помимо тех двух человек, которые сидели с ним в клетке в суде, к ним присоединилось ещё шесть заключённых. В темноте клетки воронка он даже и не видел, что внутри уже кто-то был. Почти все были со спортивными сумками или вещмешками, а у него в руках было пусто и ему казалось, что именно поэтому на него так косятся двое из тех заключённых, кого он в суде не видел. Вид у них был такой, что он сразу вспомнил все виденные им про тюрьму или зону фильмы.
«Какие там были цивильные, белозубые бандиты, по сравнению с этими рожами», — думал он, совсем забыв, что в кино бандитов изображали актёры, а теперь он попал в настоящую, не киношную жизнь.
Когда к ним присоединился последний арестант и все собрались в коридоре корпуса, один из офицеров повёл их в какую-то комнату, если её можно было так назвать.
— А чё, всех на шмон что ли? Мы же с суда трое! — попробовал воспротивиться один из тех, кто сидел с Юрием в клетке суда.
— Давай, давай, не базарь, расчехляйся, — оборвал его грубым голосом офицер и спросил у кого-то из подчинённых: — Где там Женя?
— Ну п…здец, — выругался вполголоса тот, который не хотел идти на обыск, — щас придёт, дьявол. Этот может и в жопу палец засунуть.
— Кто? — удивленно спросил Юрий, раздеваясь вместе со всеми.
— Щас увидишь кто. Женя Шмон щас придёт.
Одновременно с этими словами в помещёние зашёл невысокого роста светловолосый офицер лет пятидесяти. Когда-то, обыскивая подозрительного заключённого в нетрезвом состоянии, этот служака засунул тому арестанту палец в анальное отверстие, чтобы проверить, нет ли там торпеды с деньгами или ещё с чем-то запретным. Повторялось ли это неоднократно — неизвестно, не каждый же будет рассказывать, что ему в попу пальцем ткнули. Но того одного раза, когда это произошло на глазах у всего этапа, было достаточно, чтобы об этом офицере, ответственным за обыски заключённых и камер, слагали легенды.
Этот Женя Шмон цепким взглядом оглядел всех и выборочно полапал своими руками одежду некоторых арестантов уже после того, как её осмотрел сержант.
— Нагинайся. Булки раздвинь, — спокойно и привычно командовал он. — Одевайся.
Заключённые по очереди подходили к нему голыми и, нагнувшись, раздвигали руками свои ягодицы. АЖеня, полуприсев, вглядывался в анус каждого с расстояния вытянутой руки. Палец он никому не засунул, но когда дошла очередь до Юрия и Шмон позади него немного задержал свой пристальный взгляд на его анусе, Юра весь сжался в ожидании того, что вот сейчас-то этот дьявол и пустит свой знаменитый палец в ход, а точнее, в проход.
Но офицер не стал этого делать и Юра облегченно выдохнул, когда последовала команда одеваться. То ли от пережитого волнения, то ли ещё от чего, у него заурчало в животе и нестерпимо захотелось в туалет. Он сказал об этом тому заключённому, с которым уже хоть немного пообщался.
— Терпи, чё делать, — ответил тот равнодушно, складывая свои развороченные вещи обратно в сумку. — Щас в отстойник отведут, там сходишь.
— Куда? — переспросил Юрий, думая, что отстойником тот называл туалет.
— В этапку, — пояснил его «товарищ по несчастью» более популярно, поняв, что в тюрьме человек впервые.
Но Юрий всё равно не знал и этого слова и, чтобы не показаться полным профаном, он кивнул головой, как будто он понял и, сжав мышцы ягодиц, стал терпеливо ждать. Рядом складывал вещи второй сосед по судебной клетке. Он был очень крепкого телосложения и казался просто огромным.
— Первый раз здесь? — спросил этот здоровяк, и в ответ на кивок Юры предложил: — Держись рядом со мной, не пропадёшь. Меня Олег зовут.
— Меня Юра, — кивнув головой ответил он, обрадовавшись поддержке.
Когда все оделись и вышли обратно в коридор, тот офицер с грубым голосом, которого сосед по клетке назвал ДПНСИ, скомандовал с иронией в голосе:
— Та-ак! Красные, зелёные, голубые выходи!
Заключённые, уже привыкшие к юмору тюремного офицера, заулыбались. А Юрий ничего не понял и остался стоять в недоумении, не зная, что делать. А когда из их строя вышло двое человек со своими вещами, он уже хотел спросить у Олега, что это всё означает, но его оборвал грубый голос ДПНСИ.
— Этих — в восьмёрку! — скомандовал он одному из своих помощников и, когда вышедших двоих куда-то повели, повернулся к оставшимся. — За мной.
Их повели длинными тюремными коридорами в другой корпус, это было понятно по одному узкому переходу, по бокам которого не было дверей тюремных камер. Все шли молча, но расслабленно, видно было, что этот маршрут для них привычен. Юрия тоже окружающая обстановка не напрягала, как бы она не была мрачна. Пока он беспокоился только об Ольге и совсем не думал о себе, к тому же сильно хотел в туалет и думал о том, что скорее бы прийти в этот отстойник или как его там «сосед» назвал.
Наконец их подвели к двери, на которой крупными цифрами было написано 74, и какой-то прапорщик, ожидающий их возле камеры, отворил для них эту дверь.
Как только девушки и женщины оказались в своём отстойнике одни, Коса сразу подошла к Ольге.
— Ну что, лапочка? Попала? — тон её был насмешливый, но наглый вид и бегающий по Ольгиной одежде взгляд не предвещал ничего хорошего.
На Ольге был дорогой деловой костюм, подаренный накануне Юркой в день её рождения. На суде хотелось выглядеть прилично и она надела его. Глаза Косы ясно выражали её заинтересованность этим костюмом, так же как и плащём, который Ольга, как назло, одела сегодня, несмотря на уже установившееся тепло. Не ускользнули от её взгляда и модные сапожки Ольги, тоже подаренные Юркой на прошедший женский день.
Даже невооружённым глазом видно было, что вся эта одежда будет мала Косе, выглядевшей крупнее Ольги. Также видно было и то, что наглая заключённая очень переживает по этому поводу и усиленно думает, что бы предпринять. Упускать такие шмотки ей явно не хотелось, но и напялить это всё на себя она не смогла бы. Даже её рот, не умолкающий до этого ни на минуту, сейчас не изрекал никаких выражений.
Наконец, решившись довольствоваться хотя бы плащом, который тоже стоил немало и его можно было бы выгодно обменять на что-нибудь, она с сожалением произнесла.
— Да-а, повезло кому-то, в чью хату попадёшь. Дайка плащ твой посмотрю, — она протянула руку, одновременно доставая из кармана пачку сигарет.
Голос Косы звучал так грубо и уверенно, что Ольга безропотно подчинилась и стала снимать плащ. Вид этой агрессивной арестантки, спокойно прикуривающей сигарету и даже не смотрящей на саму Ольгу, не оставлял у девушки сил и мужества сопротивляться. Но не успела она ещё раздеться, как дверь открылась и на пороге появились женщины в военной форме.
— Вещи к осмотру приготовили, — скомандовала та, что была с офицерскими погонами.
Коса, не спуская глаз с плаща, который Ольга сняла и отдала одной из досмотрщиц, стала распаковывать свой мешок, который ей передали в суде через конвой.
— Больше вещёй нет? — спросила Ольгу после осмотра плаща военная. — Раздевайся.
После обыска всех арестанток офицер взяла у своей помощницы, держащей стопку каких-то папок, листок бумаги и зачитала список фамилий.
— Кого назвала, пошли. С вещами, — скомандовала она и встала в дверях.
Все стали собираться, кроме Ольги и ещё одной женщины. Коса, поглядывая на стоящую в проходе досмотрщицу, сверлила взглядом Ольгу и находящийся в её руках плащ. Но присутствие людей в военной форме всё же остановило её и, бросив на Ольгу последний печальный взгляд, она вышла из помещёния последней вслед за остальными заключёнными.
— Куда их? — спросила Ольга у единственной оставшейся сокамерницы, когда дверь опять закрылась.
— По хатам, они-то уже прописаны все. А мы с тобой ночевать будем здесь, в отстойнике, — отвечала сокамерница, расстилая на нарах свою джинсовую куртку. — Меня Лера зовут. Тебя как?
— Ольга, — коротко ответила она, и тут же спросила про Юрку. — А парней куда отведут?
— Он у тебя красный? — спросила Лера.
— Нет, — ответила сначала Ольга, поняв вопрос сокамерницы буквально.
— Ну если не красный и не петух, то на новом корпусе в отстойнике щас будет после шмона. А если б красный был, то вот здесь за стенкой бы сидел, — хлопнула Лера по стене у себя за головой.
Как раз в это время послышался лязг стальных засовов соседней камеры и топот ног в коридоре.
— Вон как раз с нашего этапа закрывают, — пояснила происходящее Лера.
Ольга, услышав, что любимый мог бы быть за стенкой, сразу встрепенулась и оживилась. Её шоковое состояние уже начало проходить, и она постепенно стала воспринимать реальность. Ещё и сознание возможной близости с Юрием заставили её сердце биться чаще.
— Слушай, а что такое красный или петух? — спросила Ольга, в надежде, что хоть какое-то из этих определений относится к Юрке. — А то я не поняла сначала, может он у меня и относится к кому-нибудь.
— Петух — это пидор, — объяснила Лера. — Это-то знаешь что такое?
Ольга кивнула.
— Ну вот, — продолжала сокамерница, — а красный — это вязаный по зоне, — сказала она и, видя, что Ольга не понимает значение и этих слов, предложила: — Да ты спроси у них сама, чё ты. Туда ещё стукачи ломятся и те, кто на следствии сдавал, бывает. Может в натуре туда кинули.
— А как спросить? — подскочила Ольга, молясь, чтобы Юрка оказался кем-нибудь из названных Л ер ой непонятных слов.
— Да по параше вон, — кивнула сокамерница на то место, которое Ольга считала туалетом. И видя её округлившиеся глаза, взяла её за руку и подвела к этому месту. Вытащив за верёвочку целлофановый кляп, который закрывал сливное отверстие, она крикнула туда, наклонившись немного. — Восьмёрка!
