- Вполне хорошо, - ответил Митя.
Теперь он может слушать бред В.В. хоть всю ночь... Но есть же еще завтра! Завтра он не будет заходить домой, а сразу же поедет туда, к Анне. И Митя, несколько взбодрившись, стал прислушиваться к тому, о чем вещает В.В.
А В.В. вещал о том, что завтра днем они должны лететь в Н. и что если Митя плохо себя чувствует ( В.В. уже злился на эту вечную митину инфантильную рефлекторность), то В.В. возьмет кого-нибудь другого, хотя надобен ему там Митя...
Митя вздохнул. Стоило ему подумать о завтрашнем свидании с Анной, как тут же он узнает, что завтра... Рок какой-то!..
Но сказал он то, что и полагалось: что чувствует он себя вполне нормально, просто сегодня был напряженный день и он под конец несколько подсломался...
Он летит завтра с В.В., конечно, если В.В. еще берет его с собой...
В.В. смягчился. Митя был покорен, стал обычным, милым и обаятельным, а Нинэль Трофимовна так мила и так тепло и по-московски уютно в их доме...
Они с Митей обсудили детали поездки и В.В. собрался к себе. Митя проводил его до двери. В дверях В.В. приостановился, положил Мите руку на плечо и тихо сказал: ничего, Вадим Александрович, дорогой мой, все образуется... и все - к лучшему.
И Митя подумал, что эта старая лиса знает о нем всю подноготную...
Прошло несколько дней командировки и Митя вдруг на самом деле успокоился.
Встал однажды утром в своем гостиничном номере, подошел к окну, посмотрел на серое низкое небо, голые сучья ветвей, и почувствовал, что ему далек и как-то даже непонятен жар недавних дней. Да, Анна Шимон очень красива, но судя по всему, - девушка ограниченная. А может быть она и красива, и умна, - ему до этого нет дела. Она перестала быть ему нужна. Любовь и сожаление о ней ушли вместе.
Когда они уже летели обратно, и В.В. странно высказался, что сожалеет о том, что стал невольным препятствием...
Митя совершенно искренне ответил: наоборот, вы оказали мне неоценимую услугу - отрезвили... И ему захотелось рассказать кое-что В.В. и он даже произнес, - я хочу пояснить...
В.В. перебил его: не стоит, Вадим Александрович, не надо. Я ничего не знаю и не хочу знать.
Однако он счел, что лучшего времени и места для поучительной беседы не найти.
- Дорогой мой, - начал В.В. проникновенно, - вы - безумно юны и поэтому для вас многое еще сокрыто. И конечно, выбирая профессию, вы и не думали, насколько она сложна. Вернее, думали, конечно, но совсем не в том аспекте. Дипломат - профессия не трудная для человека неглупого, способного к языкам, реально мыслящего и так далее... Она сложна, вернее трудна, - для человека эмоционального и эмоционально свободного, своим желаниям не ставящего запретов. А ведь наша жизнь здесь должна строиться просто и строго. Работа. Жена, и только жена! Дети - сколько угодно!
Развлечения? Только у кругу друзей. И никаких отклонений. Мы должны быть Идеальной ячейкой нашего общества. Помните, на 17ой улице в витрине квартира? Кукла - хозяин, куколка - жена, куклята - дети... Увы, такими мы должны быть здесь. Фактически вся жизнь в рамках - от и до. Жизнь, как бы поточнее сказать, - постная. Кровь наша - подкрашенная водица, нервы - или канаты или от них надо избавляться. Я нарочито говорю преувеличенно образно, но для того, чтобы вы лучше поняли суть нашей работы. Вадим Александрович, подумайте и скажите мне, не сейчас, естественно, дня через два-три, - сможете ли вы? Сдюжите ли? Есть ли для такого силы? Если нет, бегите, сбегайте отсюда! Ищите СВОЕ место в жизни. Мне кажется вот в том аспекте, что я вам преподнес, - это место не ваше.
В.В. закурил. Он видимо, волновался и чтобы скрыть это, рассмеялся: вот и заговорил я менторски...
Митя, дитя момента, считал, что прямо сейчас может ответить В..В. положительно. Это его место! А воздержание и холодность, - признаки настоящего мужчины, каковым Митя и является. Он готов на все. И он может стать таким, как надо. Он начал говорить об этом В.В.
Но тот замахал на него руками: не сейчас, не сейчас, Вадим Александрович, дорогой! Подумаете и скажете.
Вдохновленный монологом В.В., Митя смотрел на Нэлю новыми глазами. и почувствовал, если уж не влюбленность, то свежую нежность к ней.
И Нэля, заметив этот новый взгляд Мити, удивилась и обрадовалась. А Митя думал о ней торжественно, - моя вечная подруга, до конца моих ли, ее дней. И испытывал гордость: он приносит себя в жертву Отечеству! Сознание самостоятельного отречения от страстей приносило Мите радость целый день. Он даже по своем прилете, это было днем, затащил Нэлю в постель и свершил мужественный достойный акт.
Так закончилось обучение Мити азам дипломатической службы.
Но в пять часов утра, когда мгла за окном ( никогда не просыпайтесь в пять утра зимой! Летом - это даже нужно, именно в чудный светлый час! пять утра. Чтобы задался день. Но зимой!..), так вот, в пять утра Митя проснулся, и в тоске пробуждения вдруг понял, что правда В.В. - это только его правда, и таких, как он. Что сам Митя никогда не сможет жить, застегнувшись на все крючки, пуговицы и кнопки. И что ему делать? - он не знает. Острая жалость к себе прошила насквозь его мозг, тело, душу... И такой е болью отдалось воспоминание об Анне Шимон.
Но мысли при пробуждении лишь вспышка, которая по законам вспышек, быстро гаснет, оставляя по себе лишь легкий запашок га
ри...
Митя был не глупый мальчик и понимал, что если назвался груздем и полез в кузовок, то надо как-то там пристраиваться среди других грибков, находить свою нишку.
В Москве, наконец, разродилась Риточка. К этому времени уже прилетел Анатолий и они жили теперь втроем в квартире Риты и ее матери, работницы склада. Раиса Артемовна была женщина простая, любящая заложить за воротничок и жизнь ее настоящая заключалась во второй половине дня, когда она приходила со своего склада, а к тому времени во дворе, за дощатым покосившимся столом, уже собиралась компания доминошников. До поздней-поздноты забивали они козла, попивая портвешок или еще что покрепче.
Раиса в этой компании была единственной женщиной и не какой-нибудь подвывалой, а заводилой: и за бутылкой сбегает, и мошенника за руку схватит и опозорит, и понарасскажет историй, от которых волосенки дыбом... Была Раиса небольшого росточка, с мордочкой до того опухшей, что различить, есть ли у нее глаза там или губы, - было невозможно. Вот нос был. Сизой пористой грушей нависал он на лице, будто следя за всем. Мужики с ней дружили, но к ночи разбирались по своим бабам и никто за Раисой не 'ухаживал'. Шла Раиса злая домой, а там единственное развлечение - терзать дочь: почему не рожала в своей Америке, чего сва
лилась ей на голову, почему мужик ее не приехал и всякое другое.
Беременность у Риты проходила тяжело и последние два месяца она почти все время лежала. Раиса, за интересной игрой, иной раз
забывала о дочке. В общем, помереть бы Риточке и ее нероженому
ребеночку с голодухи, если бы не соседская девчонка лет пятнадцати, которая за рассказы об Америке и подарочки - тряпочки бегала по всем магазинам, приносила еду и даже варила что-нибудь простое. Но при всем том, Раиса дочь любила, просто она считала, что неумеху надо учить жить.
И гвоздило Раису одно, - чей ребеночек-то родится?
Раиса с подходцами к дочке подъезжала, - мол, Анатолий сподобился?.. Та отмалчивалась. А Раиса своим разумом думала, где там, в Америке, забеременеть? Не от негра ж? И продолжала счи
тать, что Анатолий протрясся. Так ей было спокойнее.
Зять Анатолий прибыл перед самыми риткиными родами. Навез всего, еще половину, сказал, на складу оставил, потом возьмет. А домой привез два телевизера, да еще видок какой-то, а на кухню - кухонный комбайн. Но сказал Раисе, чтоб она ни до чего не дотрагивалась, сломает еще. Раиса обиделась и поняла, что они это все для себя привезли. Деньги они копили на кооперативную квартиру. У Анатолия на двоих с матерью - комнатенка всего. У них-то хоромы: одна - шестнадцать метров, другая - восемнадцать. И все есть: и стенка, и паласты, и тахты для спанья...
