доковых ворот. Воздуха оставалось секунд на тридцать… Но это было уже не важно. Через секунду пирата изрешетила плотная очередь разрывных пуль. Его душераздирающий крик прохрипел в эфире за пару разрывов до того, как сдетонировал расстрелянный 'Корсар'.
— Первый, прием… вызывает «Око»… — Голос оператора станции внешнего наблюдения был явно хмурым.
— Первый на связи. — Нетерпеливый голос Академика Терона Верона столь мало сопоставлялся своей стилистикой с эфирными помехами — что было даже забавно.
— Пять минут назад в зону нашей прямой видимости прибыла яхта конфедератов класса «Плиния». Они запарковались в двух километрах от нас. Судя по всему — это микролаборатория, прям как наша… они расположились под тем же углом, к наблюдаемому сектору, что и мы… явно собираются телеметрировать Событие.
Терон перевел на Кардинала медленный взгляд. Иногда правдивость темных нод проверяется сама собой. Кардинал неторопливо кивнул в ответ.
— «Око», оставайтесь на позиции. Продолжайте телеметрику пространства. До События пять минут. Повторяю. Предпринять все необходимые меры для непрерывной телеметрической записи всех бортовых систем. Конфедераты нам мешать не будут.
— О Боже!!! — Возглас оператора заставил вздрогнуть академика. — Невероятно! Вы только взгляните…
Экран в Центральной Обсерватории Ватикана в мельчайших деталях передал завораживающий космический пейзаж. Зеленоватая звезда Корун мило улыбалась безграничной пустоши, раскинувшейся вокруг хрусталиками мигающих звезд. Четвертая планета, голубая до невозможности в изумрудных лучах занимала пятую по размерам и первую, по красоте, позицию на картине.
И резкий клубок искр, несущийся по параболической траектории, огибавшей планету. Столь рукотворный и негармоничный, что Вселенная обомлела от удивления и никак не отреагировала.
— Первый, наблюдаю огневой бой экспедиционного фрегата против штурмового крейсера класса «Блейд»… Ставлю сто юникредов на конфедератов…
Терон пропустил нахала мимо ушей.
— «Око», внимание… минута до События… Начинаю обратный отсчет… Пятьдесят девять, пятьдесят восемь…
Центральный экран окрасился зелеными подтверждениями об успешном тестировании всех бортовых систем станции «Око», производившей запись первого в истории человечества темпорального прыжка.
Кардинал размашисто перекрестился. Прости нас, Господи, мы лишь пыль в руках твоих… даже меньше…
Владелец антикварной лавки подскочил со стула, как ужаленный:
— Проходите, месье Войнич! Проходите! Как я рад вашему посещению…
Его кругломордое личико в пенсне выражало максимальновозможную степень расположения и подобострастия. Еще бы — лучший покупатель…
— Проходи, Этель… — мистер Войнич пропустил жену и прошел за ней, сняв шляпу.
— Мадам, рад приветствовать вас снова в моем скромном магазинчике… Я ваш большой поклонник. Ваша книга — это шедевр! Я купил десять экземпляров… Сам прочел и роздал всем родственникам! — Продолжал барыга свой танец.
— Мне очень приятно, пан Кацман… — Изящная бледная женщина улыбнулась и грациозно опустилась на предложенный стул.
— Я так горд иметь вас среди своих клиентов! — Моим Кацман умел радоваться абсолютно искренне. — Месье Войнич, а у меня для вас есть сюрприз! Особая, особая книга… Как раз из тех, что вы любите!
Господин в дорогом костюме, с тростью, которая сама по себе стоила с пол-лавки, улыбнулся. Забавный человечек… Но книги у него — блеск. Не чета остальной рухляди.
— Вот, полюбопытствуйте… — Перед паном Войничем возник на столе увесистый манускрипт в старой-старой коричневой обложке. — Эту тетрадь я приобрел в Ватикане…
Коллекционер старинных книг листал плотные пергаментные листы. Книга древняя. Испещренная убористым текстом и множеством непонятных картинок. Растения какие-то… Бассейны с купающимися девушками… Астрономические диаграммы…
— И на каком языке написан сей шедевр? — Войнич убрал монокль и посмотрел на продавца. Тот с удовлетворением отметил интерес, с которым покупатель изучал манускрипт.
— Никто не знает… — Кацман сделал таинственное лицо. — Эта рукопись хранилась у известного францисканца Роджера Бэкона. Поговаривают, что он сам изобрел язык и алфавит, которым и написан этот труд. Якобы, здесь он зашифровал свои многочисленные алхимические знания. Не пристало, ведь, монаху- иезуиту алхимией заниматься… Хотя есть и другая версия…
Моим подошел к витрине, заставленной африканскими масками, индейскими тотемными столбами и китайскими фарфоровыми вазами. Выдержал многозначительную паузу и продолжил:
— Сам Бэкон писал в записках, что впервые увидел манускрипт в 1465 году. Он попал к нему из женского монастыря Сен-Прельен, расположенного в предместье Парижа. Однажды ночью, был страшный ливень, в ворота монастыря постучала молодая женщина. Она не понимала ни слова, на каком бы языке к ней не обращались. Куталась в лохмотья и крепко прижимала к груди сверток с этим самым пергаментом.
Кацман резко повернулся к зрителям:
— Россказни, наверное… Сам я не очень верю в такую теорию происхождения. Однако, существует важный момент, прямо-таки мистический. Ни один криптограф до сих пор не смог расшифровать написанное. Ни в Ватикане… Ни в любом другом месте… Так что… Уж и не знаю, во что верить… А над разгадкой шифра или языка, если быть более точным, бились лучшие умы, начиная с самого Роджера Бэкона…
Кацман сделал максимально печальное выражение лица. Правда, оно быстро просветлело. Как только раздался голос мистера Войнича:
— И сколько же вы хотите за манускрипт, пан Моим?
