Англик. Синий в дюпель… с таким можно и попытаться… Если да — вечер завершится великолепно. Начнем с наивной-наивной улыбки. О, пополз, альбионец…
Митька очень правдоподобно взобрался на стул, чуть не перевернул на себя плошку со льдом. Потом, с третьей попытки выговорил 'вотс ап лейди' и улыбнулся самой гаденькой улыбочкой, на которую был способен.
Интересно тебе, детка… Еще бы — пьяный англик. Ставлю любимый доллар — таких еще не грызла.
— Вы сегодня самая красивая здесь… Вы из Швеции?
— Не угадали… — Неплохой английский, эк выдрочилась, сучка, — Я из Польши…
— Никогда бы не подумал, — спрятал 'не песди' Митька, зажмурившись. — Как же вы не боитесь одна… В окружении таких горячих мужчин… Вы такая смелая…
— Вы же будете меня защищать, мой рыцарь… — Ага, ладошки пошли. Шарь, свита во мне много. Глазки вспыхнули… То-то…
Машка убрала ладонь с его руки. Вот это телец. Нектара накопил — мама не горюй. Повсюду. Таких жирных телят она никогда не видела. Мамочки, красота!
А ведется как…
Он вился вокруг нее, Машка даже пару раз чуть не цапанула прямо там. Но вовремя спохватилась. Пойдем, мой сладкий. За мной, за мной…
Митька послушно плел ноги сквозь толпу, обхватив руками резинящую талию перед носом и, вообще, готов был распластаться в любой момент. Куда же ты меня отведешь, девица…
Машуня распалилась не на шутку. Кровь прильнула к лицу и болел низ живота. Ну быстрей же, ублюдок! Не могу же я накинуться на тебя здесь…
Митя тяжело опустился на стульчак унитаза, развалился, точно султан и состроил скабрезную мину. Отчаянная какая девка… Будет пить, не отходя от кассы.
Ну, вот, дорогой, мы и в домике. Кабинка тесная, но надежно скрывает от любопытных.
— Ду ю вонт ми? — Лисьи глазки лучились таким искренним животным желанием, что повелся бы не только англик, но и статуя Давида.
Но впиться не вышло. Что-то изменилось в атмосфере, или переменилась температура вокруг. Или звук, не слышимый ухом, но неизменно присутствующий в жертве, сбил свое течение. Она и не поняла поначалу, почему, сделав выпад — так и не ощутила поток вязкой патоки.
Машуня оторопело смотрела в холодный, трезвый, циничный взгляд странного человека. Пьяный англик менялся в лице считанными мимическими движениями, но становился совершенно иным.
Его энергия была жестко заблокирована. Вибрации — скрыты. Внутренний ритм больше не распознавался. Не подключиться. И не убежать… Пальцы занемели от страха и Машка не могла двинуться с места, упершись задом в дверь кабинки.
Митька медленно вынул из кармана ветровки длинную деревянную спицу и быстро придавил острие Машке к сердцу.
— Упс… Пить не дам. — Русская речь резанула Машу гораздо сильнее, чем неадекватный предмет в руке незнакомца.
— Что… вы позволяете… себе я буду кричать… Не смейте… — она бормотала бессвязно, но пошевелиться под его сверлящим взглядом так и не смогла.
— Попробуй.
— Что вам нужно… Кто вы?! Я вас знаю?..
— Вряд ли. И это наша последняя встреча, скорее всего… Мирная по-крайней мере. Молчи и слушай.
Машка сползла спиной по двери и снизу вверх смотрела на сидящего на троне. Потом перевела взгляд на острозаточенный карандаш, проковырявший платье и зудящий на груди. Теплая струйка медленно ползла от острия, окрашивала красным дерево.
— Если ты считаешь свои занятия невинной забавой — глубоко заблуждаешься… — Его голубые глаза передавали что-то неуловимое в такт речи. — Сейчас ты молода… Энергии, которую сосешь — хватает выше крыши. А потом ты начнешь стареть… Да, не так скоро, как простые граждане. Но, все равно — начнешь. Свит будет сжигаться в твоей топке вагонными нормами. Гораздо быстрее, чем поступать от тельцов… И каждая свободная минута будет наполнена одним желанием. Пить… Пить еще и еще. Только фиг ты утолишь жажду. В том расплата и заключается. Вот тогда ты и убьешь в первый раз…
Машка зевала ртом, дрожала, как заяц осенью, рада была бы не слушать, вырваться из западни. Волю парализовало, слова маньяка транспарантом всплывали в ее сознании. Она скорее читала их, чем слышала.
— Выпитые тобой сейчас — обязательно приходят в себя. Пару дней поболеют и нормализуются. Душевные их страдания — не в счет… А вот потом… Ты выпьешь первого до дна. Он в сознание не вернется. Смерть от естественных причин — напишет судмедэксперт. Поплачешь… Но остановиться не сможешь. И мы с тобой встретимся еще раз.
Он надавил деревяшкой чуть сильней. Ой, мамочки…
— Твоя жизнь — в твоих руках. Впрочем, как и всегда была. Сгинь с глаз моих. Поезжай домой, семью заведи. Картины начни писать… Или стихи… Шанс у тебя есть. Молодая ты и красивая…
Спица ушла обратно во внутренний карман, инквизитор поднялся, толкнул дверь, перешагнул через Машку и исчез.
Тишина… Только капает вода, кто-то не закрутил кран. Да гулко раздается бочка очередного трека.
Опомнилась Елкина уже в отеле. Лики не было. Рыдания душили, мысли скакали вшами… Не понимая до конца своих действий, Машка принялась паковать чемодан.
Слабенький итальянишка оказался. Лика безэмоционально глядела на голое тело, раскинувшее перед ней руки. Толком и напиться не успела. А какой был сочный. Витаминки надо кушать и спортом заниматься… Совсем распустился — простого поцелуя не выдерживаешь. Она приложила палец к мертвому горлу. Пульса нет… Значит — еще один. Пятый, кажется.
И никаких угрызений совести… Сам виноват. Нужно учиться сдерживать свою похоть. Цивилизованный ведь человек. Точнее — был.
Нужно валить. Консьерж на ресепшене видел ее. Видел и коридорный. Хрен что докажут. Ни химии в крови, ни повреждения кожных покровов. Сердце цело. Мозг цел. Всего лишь — вытекла жизнь. Смерть от естественных причин.
Да, странно, что в двадцать пять. Но при чем тут она…
Все равно нужно делать ноги. Начнут мурыжить, допрашивать — к чему этот цирк? Завтра утром самолет. Хороший был отдых.
Лика двумя пальцами растянула улыбку на лице мертвого парня.
В дверь осторожно постучали. Лика, крадучись, проскользила к проему и замерла, прислушиваясь.
— Румсервис… — проквакал араб. — Румсервис.
Черт вас всех дери. Лика быстро перевернула парня на бок. Спит человек. А что вечным сном — так и не видно.
— Лейте, плиз… Мы заняты… — Голос не дрожал и был вполне сонным.
— Румсервис… — Стук становился настойчивым.
Вот обезьяны. Не понимают русского языка. Лика быстро скинула платье и, неглиже, пошла открывать. Удар свалил ее с ног и сознание закружилось, как в ярмарочном калейдоскопе.
Она не отключилась. Несмотря на круговерть — вполне осознавала происходящее.
Сильные пальцы сдавили ее горло. Голубые глаза.
— Ты знаешь за что… Дракуле привет.
И резкая боль в груди, сквозь самое сердце.
Цепляясь за уплывающую дымку сознания, Лика ощутила, как свит струится из нее все нарастающим потоком…
