– А слизней в подвалах не нашлось? – тихо и мечтательно спросил он. – Нежное, деликатесное мясо. Не хуже виноградных улиток.
Самого младшего все же вырвало. Он зло и жалко всхлипнул и ушел в дальний угол обширного зала, бормоча что-то невнятное и почти бессвязное. Седой удивленно и почти благодарно отметил – малыш ругал не его странные слова, а жестокость своих напарников.
Четверо старших молча и потрясенно смотрели. Им уже не было смешно. Когда пленник закончил ужин, арбалетчики сели и стали следить за ним куда пристальнее. «Умный» мечник сходил и привел младшего из эльфов. Тот все еще всхлипывал и смотрел на страшное существо в клетке с каким-то окончательным отчаянием. Что могло так изуродовать эльфа, от природы – доброго и мягкого, если на нем действительно лежит известная каждому из стражей страшная вина? Правдивы ли обвинения в адрес пленника? Что надо сделать с эльфом, чтобы он ел столь мерзкое – с настоящим удовольствием? Как король может радоваться мукам своего подданного, пусть и не самого верного? Теперь мальчик думал много, нервно и невнятно. И мысли, не всегда разборчивые для него самого, – Орильр чуть усмехнулся, припоминая королеву, – действительно читались до смешного отчетливо на лице, в глазах, даже по неуловимым движениям рук и смене позы. Это и называется – разница в возрасте.
Пленник улыбнулся. Может, он и поумнел. Но говорить комплименты и играть на арфе так и не научился. Как бы глядела на него Тиэса, узнай она, что у непутевого храна нет не только образования, но даже самой малой толики отпущенного каждому эльфу музыкального слуха? Наверное, она бы посочувствовала.
– Не переживай, малыш, – мягко посоветовал седой. – Жизнь штука сложная, а вы так много спите и мало помните, что забыли и это. Глупые и злые шутки тоже идут от излишней простоты. Я не в обиде на этот нелепый ужин. Все лучше, чем голодать, уж поверь.
– Не понимаю, – в полном отчаянии всхлипнул арбалетчик.
– О, это куда честнее и взрослее, чем всё и сразу понимать, – утешил его Орильр. – Прежде эльфы жили дольше и становились по-настоящему взрослыми. Они уважали королей не потому, что так им велели. Сами выбирали правителей и не исполняли злых и глупых приказов. Я свою королеву выбрал и присягал только Тиэсе-а-Роэль, древней королеве, именуемой Сердцем эльфов. Лирро – не мой мир, я родился в прежнем нашем краю, Рэлло, и помню его. Здешние правители меня не интересуют, ни умершие, ни живые. Но я рад, что некоторые до сих стараются думать самостоятельно и растут.
– Ты, как утверждает наш не слишком честный служитель, убил короля, – нервно прищурился старший, все более досадуя на странную беседу. – Это стоит наказания, и самого тяжкого.
– Да сдался он мне! – тихо рассмеялся седой. – Ничтожество, огородившее страну Стеной, лишившее вас радости и права познавать мир. И все же он был куда лучше нынешнего подлеца. Если бы я взялся за дело, начал бы с Лэйлирра. Скажи лучше, вас очень сильно накажут за мой побег?
– Наглец, – почти восхитился младший, даже слезы высохли.
– Если упустим в прямом бою, само собой, не пощадят, – куда практичнее прикинул старший. – Но ты же двигаешься с трудом, зверек.
– А если по недосмотру советника? – задумчиво уточнил пленник.
– Тогда голову снесут советнику, – с явным удовольствием предположил мечник. – А нас в ссылку, во внешний дозор, в дикие леса. Хорошее дело, от дворца далеко.
Орильр покачал головой. Смешная беседа. Кошки-мышки. Стоящие вне кружева каминной решетки полагают, что он, сухой седой старик, – жалкая безумная мышь. Младший даже жалеет сумасшедшего родича, теперь уже это совсем очевидно. Хороший, добрый мальчик, в лесу ему будет и правда куда как уютнее. Мутные усталые глаза поймали взгляд синих наивных, которым весь мир в новинку.
– Флягу не подаришь? – серьезно спросил седой.
Малыш задумался. Неуверенно помялся, глянул на старшего, решительно качнувшего головой. Мол, нельзя. Да и к решетке подходить – строго запрещено. Малыш снова вздохнул, потом упрямо закусил губу и непослушными пальцами стащил флягу с длинным ремнем. Еще раз пожевал губу и зажмурился. Потом все же шагнул вперед, и еще, еще…
Идти ему было страшно, а бросить флягу издали не позволяли ни воспитание, ни вполне способная вырасти в нечто стоящее пока еще детская и глупая храбрость. К тому же теперь он мог хоть немного ослабить бремя вины за шутку с крысиным ужином.
Сухая рука пленника приняла флягу под донышко, не угрожая неосторожному стражу. Двое арбалетчиков, нервно выцеливавших врага, чуть расслабились. Синеглазый шагнул назад и выдохнул.
– Зря ты тратишь время на арбалет, – задумчиво сказал Орильр. – Не твое, сразу видно. Ты из рода потомков фамилии Шаэль, это очень заметно. Вы всегда были хороши с парными клинками. Легкими, сабельного типа. Теперь, пожалуй, и не учат такому бою.
– Не учат, – преодолевая дрожь голоса кивнул малыш. – Я думал – в главной библиотеке…
– Нет там ничего путного, – сморщился Орильр, все более забавляясь беседой. – Зато если внимательно смотреть на узоры стен Зала туманного восхода, это отсюда в двух коридорах к востоку, можно кое-что и рассмотреть. Как-никак, строил это чудо старой столицы Бильоль-а-Шаэль. Он был отменным бойцом, хоть и сущим мальчишкой. Сходи, когда удастся сюда вернуться. Назови себя и попроси об уроках.
– Слушай, зверек, – перебил старший, – мы сменимся через десять минут. Так что или заканчивай с трепом и совершай чудо. Или просто отдыхай. Позже не получится ни то ни другое.
– Значит, по счастью, еще есть немного времени, а я чудовищно устал от молчания, – рассмеялся седой. – Дождусь, пока придут ваши сменщики. Вам же лучше – лишние свидетели, меньше вина и ответственность. Знаете, я очень рад, что мы так мило поболтали. Тяжело покидать Лирро, полагая своих соплеменников слабыми и гнусными слугами ничтожества. Увы, как бойцы вы не стоите ничего, уж извините. Но зато в остальном вполне нормальны, а это куда дороже и важнее.
– Почему не стоим? – возмутился старший. – Меня учил сам Рольэри-а-Лоэ.
– То-то и оно, – вздохнул седой. – Его учил Дольмиль, а малыша наставлял Шильосэль, которого кое-чему вразумлял относительно нормальный воин, хоть и не знавший настоящих боев, Кэльвиль. – Седой с едва уловимой иронией добавил: – Ученик самого Жависэля.
– Точно, – удивился мечник. – Это не многие помнят.
– Мне, наоборот, трудно забыть, – рассмеялся Орильр. – Поскольку Жаса учил я. И тебя, придурка, тоже. Еще до прошлого твоего сна. Чем глаза лупить, попытался бы хоть теперь наскоро вспомнить то, что прежде неплохо знал. Ну как ты держишь клинок, смотреть тошно! Из всего, что я тебе дал, ты запомнил и странным образом выловил в своем пустом, как нутро барабана, сознании, только одно слово. Вот и цепляйся за него, пробуя восстановить прочее.
– Ты опасный зверек, – замотал головой мечник. – То есть пленник.
– Очень опасный, – уточнил Орильр. – Я говорил в твоей прошлой жизни, что настоящего бойца из тебя в мирное время не выйдет, нет практики. Но все же ты вполне юркий, опасный и хищный…
– …зверек, – с усмешкой кивнул мечник. – Тогда хоть понятно, с чего ко мне это странное словцо привязалось… мастер.
Орильр довольно кивнул, мягко встал и отошел к середине каминного круга. Синеглазый охнул и замотал головой, удивляясь новой и незнакомой легкости движений «умирающего».
Потом резко обернулся – звук открывающейся двери застал юношу врасплох и показался ему грохотом. Впрочем, почти так и было. Из коридора появились, зазвенели цепями для пленника, служители пыточного дела. Они вошли деловито, осмотрели зал мрачно, с равным презрением мазнув взглядами по пленнику и его охране. Сегодня – охране, а завтра – кто знает – от «визита» в подвалы никто не гарантирован…
Седой с насмешливым прищуром приветливо махнул прибывшим рукой. Эльфы резко остановились, заподозрив неладное. Весьма памятный Орильру по долгим и мучительным прежним «беседам» Высокий служитель пыточного дела бросил звякнувшую инструментами сумку и торопливо рванул с плеча малый арбалет. Он даже почти успел. Болт звучно щелкнул по закрывающимся за спиной исчезающего пленника треугольным лепесткам камней в центре камина.
Сопровождавший прибывших Высокий хран зарычал на своих подчиненных, требуя сделать хоть что-то, достойное внесения в отчет. Те усердно взялись обыскивать и обстукивать зал – полы, стены, колонны…
– Хватит глупостей, – негромко и с отчетливым презрением приказал служитель. – Уводи своих бездарей, хран. Им, как и тебе, теперь столицы веков пять не видать. Проворонили вы королевского пленника.
– Не мы, – безмятежно улыбнулся Высокий хран. – Мои эльфы сменились пять минут назад и сдали пост, что подтверждает твой разряженный арбалет. Идею с камином-клеткой предложил ваш мудрый советник. Я был против и отослал свои соображения Верховному. Полного плана дворца нет, а пленник старше и опытнее любого из нас, я обязательно отмечу это и в новом отчете. Да, поскольку вы позволили себе при свидетелях усомниться в способностях моих починенных, мы удаляемся. Ищите его сами, такого ловкого и опасного. Если понадобимся вновь – пусть советник направит письмо Верховному храну двора, прошение будет рассмотрено в кратчайший срок. С тем позвольте откланяться. Хотелось бы увидеть восход уже в лесу.
Служитель отвернулся и сгорбился. Весьма прозрачный намек. Кое-кто от созерцания восходов будет отлучен надолго, если не навсегда! Место в подвалах есть, и даром совершенное сегодня не пройдет тем, кого признают виновными. Служитель нервно тряхнул головой, поежился. На охрану списать не получится! И, надо признать, их отбытие тоже будет наверняка признано его личной ошибкой. Грубой, оказавшей влияние на ход и успешность поиска бежавшего пленника. Высокий служитель зло выругался и почти бегом бросился за охранниками, на ходу извиняясь перед их начальником и с неподдельным отчаянием уговаривая помочь. Если пленника удастся вернуть – он, служитель, хотя бы умрет достаточно быстро…
Хран это отлично знал. Он с самого начала не желал втягивать своих эльфов в грязное пыточное дело. Когда осознал неизбежность происходящего, выбрал весьма занятный состав охраны. Тех, кто не захочет выслужиться в грязном деле.
И теперь ничуть не жалел мерзавца, которого считал позором дворца и нового короля. Палачи должны хоть когда-то в полной мере оценить то, что предлагали своим жертвам. Высокий хран подумал это и еще многое иное, но сказал, конечно же, предписанное этикетом. То есть всего лишь мягко выразил глубокое сожаление – он имеет прямой приказ и следует ему: охрана, сменившись, до распоряжения Верховного будет пребывать на первой западной лесной заставе у Стены. Контакты с внешним миром необходимо свести до минимума – таково веление самого советника, письменное…
Орильр слышал весь разговор, шагая нижним тесным коридором, щупая слабыми пальцами темные стены. Мысленно он пожелал удачи своему забывчивому ученику и мальчишке, подарившему столь необходимую в дороге флягу. Хран своих в обиду не даст. Рольэри не лучший воин в древнем представлении, зато опытный обитатель дворца и довольно порядочный – что даже странно для приближенного короля – эльф. Приятно, что не все еще прогнило насквозь в Лирро!
Идти было трудно, сил в сухом жилистом теле едва могло хватить на один короткий бой. Монотонное движение – дело совершенно иное, оно выматывало, требуя выносливости, которую седой давно и накрепко растерял, голодая. Свежие ожоги охватывали весь бок, ноги и локти горячим мучительным ознобом. Опять кожа станет линять и шелушиться, словно он удав или ящер, способный ее менять. Ничего. Главное – добраться до южного зала. Если все удастся, его никто не выследит. Спасибо изворотливому и неглупому храну, и следить пока особенно некому: во всем дворце от силы десяток служителей пыточного дела. Безнадежных бездарей в лесной науке, не способных уверенно опознать и внятного следа на мокрой траве.
До лаза в пески южного зала он дополз к утру. Взмокший, слабый и дрожащий. Ожоги еще вчера, на раскаленном полу, разрослись пузырями и лопнули, второй слой намокал сплошной горелой кровяной коркой. Жар все сильнее туманил сознание, лишая остатков сил и способностей внятно оценить окружающее. Орильр мучительно долго вслушивался, не доверяя своему полубредовому состоянию. Если рядом служители – он пропал. Даже драться он теперь уже не способен, даже на один хороший удар его не хватит. Еще час-другой – и всё, боль погасит сознание и лишит последней надежды. Если найдут, второго шанса не будет. А не отыщут – он тут и погибнет, не выбравшись наверх.
Крошечный куб в окончании лаза принял тело, плитка скользнула на свое место, отрезая путь назад, в нижний лабиринт. И сверху хлынул песок. Когда он закончил сыпаться, Орильр последним усилием рванулся вверх, стараясь встать, и вздохнул, кое-как дотянувшись лицом до поверхности.
Когда он очнулся, сразу осознал – вокруг светло, а телу легко и жарко. Заставил себя открыть глаза и закашлялся в счастливом смехе. Драконэль по-прежнему жила здесь и помнила своего давнего приятеля. Она выросла до непостижимого размера – не менее двадцати саженей от носа до кончика хвоста. И стояла над бережно выкопанным из песка телом, заслоняя его
