агрессивность, исключительную сопротивляемость темной магии. Заклинали, не пытаясь осознать и оценить, как это влияет на природу и судьбу будущих эльфов.
Единственная узнала об опасном опыте магов. Она умела выяснять самые темные тайны. Никому не ведомо, каким способом. Война еще только начиналась, воспринимаемая большинством как нелепые и случайные стычки с загадочными существами – ведимами, полулюдьми, порождением темной, чуждой миру Саймили магии. Совет знати вечных – ранга дании – решил использовать тот же способ, улучшить «породу» воинов. Получится – их сочтут разумными. Не выйдет – так ведь официально их нет в мире…
Тильо воспитывали в тяжелейших условиях: непосильные тренировки, скудная пища, постоянный недостаток сна, жестокие наказания. Их опасались и стремились сделать послушными.
Он отлично помнил, как впервые увидел королеву. Тиэса приехала одна, верхом. И алииа – наставники – вынуждены были склониться перед ней. Тильо велели лечь лицами в траву.
– Отчего же, пусть стоят, – холодно велела королева. – Валяться в траве и умолять – ваше дело, нарушившие древний закон. Природа разумных вне грубого и глупого вмешательства.
– Но решение высочайших… – прошелестел один из учителей.
– Есть законы, нарушение которых отдает все права в мои руки, – мягко напомнила королева. – Никто более не повторит вашего греха, я уже позаботилась об этом. А юные эльфы…
– Мы не уверены, что тильо вполне нормальны, – снова перебил тот же наставник.
И тогда в ее глазах полыхнуло серебряное пламя. Орильр помнил, как стоял и завороженно смотрел. Это было самое удивительное, что он видел за свою короткую жизнь. Прекрасная женщина с серебряными волосами, которой не смеют возражать наставники. Не просто не смеют – не могут! Магия Единственной лишила их дара речи, погрузила в забытье.
Серые глаза утратили странный блеск, стали теплыми и спокойными. Королева оглядела рослых угрюмых воинов.
– Я не могу идти против Совета знатных дании во многом, – грустно сказала Тиэса. – Иначе лишусь того влияния, которое оказывает лишь королева, и в Рэлло станет еще хуже. Мне ведомо, кого они желают видеть во власти. Такое решение лишит эльфов последней надежды выжить. А мне бы хотелось, чтобы род вечных одолел страшное время. И я смею надеяться, что вы мне поможете. Вас намерены сделать оружием Совета. Пройдет еще несколько дней, и заклятие подчинения исказит ваше сознание, лишая рассудка. Поэтому я здесь. И вот что я вам могу дать. Уходите из долины Рэлло немедленно и навсегда, вас не остановят, такова моя воля. Или оставайтесь, мне нужны храны. До сих пор такого ранга не было, но я его создам. Если вы останетесь, вы присягнете мне, а не долине. Подчиняться станете мне, а не Совету. Они и тут наплетут ограничений, но главного не изменят. Решайте, у вас есть пять дней. Каждый пусть сделает свой выбор.
Сребровласая королева еще раз обвела взглядом воинов, развернула своего коня и уехала прочь по той же тропе, которая вывела ее к лагерю. Эльфы тихо переговаривались. С ними впервые общались так – объясняя и давая право выбирать. Это оказалось для многих странно и трудно. Даже само звучание слова «хран» требовало привычки.
Орильр – тогда еще его звали Лиль – не нашел повода к задумчивости. Если он создан, чтобы защищать, то теперь точно знает, кого обязан хранить. Понял с первого взгляда, услышал в голосе… – и решительно нырнул в заросли. Бегать он умел и тогда стремительно.
Королева удивилась, застав на опушке леса одного из бывших тильо.
– Ты быстро бегаешь и еще быстрее принимаешь решения, – улыбнулась Тиэса. – А не передумаешь?
Он упрямо качнул головой. Королева тихонько рассмеялась и указала место рядом с конем, по правую руку. Шум выдал скорое появление новых эльфов. Их оказалось пять, и хран наблюдал прибытие гостей, уже стоя возле королевы, на своем законном месте. Это были те самые дании – высочайшие, создатели закона Рэлло. На ничтожного тильо, не склонившего головы, смотрели с возмущением, граничащим с ненавистью. Но глаза Тиэсы снова сверкнули серебром – и решения королевы никто оспорить не посмел.
Только внесли ряд поправок. Хранам запретили разговаривать с Единственной, их ранг приравняли к четвертому в общей иерархии. Всех обязали пройти полное обучение магии, до выхода из третьего круга, освоить оружие и навыки боя под руководством лучших мастеров. Потребовали от каждого знания этикета. Лиль истратил немало сил и лет на преодоление «поправок». Это не отменяло участия в боях и опасных вылазках следопытов. Лишь мешало делать то, ради чего он назвался храном: оберегать жизнь и покой королевы. Но он был упорен и попал ко двору, в личную охрану Единственной. Когда война охватила Рэлло, храны уже состояли при Тиэсе. Лиль, Виоль, Лоэль и Нориль – неотлучно.
У королевы Сэльви всего один хран. И ей никто не смеет приказывать. Нет более дании, нет Совета и иерархии. Даже он, король, не возразит, когда в черных глазах новой Единственной загорается пламя решительности – опасно и рискованно спорить с судьбой. Он ведь присягал ей, а не долине или законам древних…
– Не люблю я твои темные воспоминания и мрачные подозрения, – сварливо пожаловалась Сэльви, толкая мужа локтем в бок. – Ну что ты избу глазищами своими зелеными прожигаешь? Все будет хорошо. Рир, не смей переживать. Ты – мой король, если ты скажешь хоть слово, я не стану спорить, ты же знаешь.
– Не скажу.
– Тогда не дуйся, – куда веселее велела королева. – Поцелуй жену в щечку и скажи ей, что она умница.
– И красавица, – вздохнул Орильр. – Пошли, ведьма, делай все, что считаешь нужным.
Сэльви улыбнулась и – стала делать. План оказался не особенно сложным, но потребовал большой деликатности и вмешательства многих участников. Нашлось место в нем и для эфритов, и для людей, и для эльфов, само собой.
Последний месяц зимы у леснийцев зовется лютень. Староэльфийское его именование – тирлэй. Это значит «время пестрой кошки». Во многом древние обычаи разных рас сходны. Так, люди полагают, что неделя Масленицы представляет собой время, когда между явью и навью стирается грань и темные зимние силы правят миром безраздельно. От них надо прятаться под масками. А еще следует праздновать, чтобы чуяли: нет страха в живых, и нет сомнения, что тепло весны переборет холода, растопит снега, даст жизнь новым росткам зелени.
«Пестрая кошка» в представлении древних эльфов – это дух, способный видеть незримое зло. И изгонять его из дома, из долины, из всего мира. Накануне весны кошка играет, душит беду, как самую обычную мышь. И дает возможность добру, слабому и беззащитному, в дни, когда боги отдыхают, уцелеть и возродиться.
Люди празднуют Масленицу, сжигая чучело, символизирующее зиму. А эльфы отмечают середину месяца тирлэй, развешивая в лесах магические огни, освещающие ночь. И обязательно угощают всех, кто попадает в долину. Нельзя лишать крова и пищи путника, застигнутого в дороге темным временем.
Сэльви решила объединить два праздника. Эльфам для этого пришлось учить песни людей, леснийцам – пересказывать свои обычаи гостям. Получалось весело и нравилось всем. Особенно Кошке Ли, которая считала себя и пестрой, и способной загрызть любую беду, и – само собой – играющей, что следует из имени. По сути, твердила Лэйли, она и есть главный гвоздь праздника. Спорить с Кошкой Ли никто не желал: бесполезно, утомительно и опасно. Мудрая Эриль ловко подговорила королеву поручить дочери важное дело.
В первый день месяца тирлэй Кошка Ли надела лыжи, вскинула на плечи мешок с припасами, гордо оглядела провожающих и ушла за ворота, в лес. На календаре людей значилось «десятое лютеня». От него две недели до начала Масленицы.
Стоит ли говорить, что Рахта последовал за Лэйли. Кошке предписывалось встретить кентавров и поторопить их.
Ли бежала уверенно, она, как настоящая ведьма, чуяла брата издали. Собственно, Лоэль оказался почти рядом. Через два дня Кошка с восторженным визгом атаковала его ночную стоянку.
– Элло, я тебя нашла, сплошное мяу! – кричала она, толкая плечом тесный кров из шкур. – Вылезай немедленно! Меня мама послала, у меня важное дело!
