еще помнят, что такое слово – хотя бы в делах благородных семей. Дед дурехи, имперской невесты князя Вершня, старый Марий Роль’гис страшно недоволен браком внучки. По сути, Амалия отдает огромные деньги и само имя Роль’гис северу, не понимая своих действий. Дедушка Марий весьма благосклонно отнесется к определенным новостям с севера, особенно если получит их прежде или хотя бы не позднее дяди императора. Кроме того, в Империи принято иметь в деле высокого покровителя. Марию Датиусу Роль’гис, я уверен, нужна ваша дорога, а гномам не помешают его связи при дворе. Доверять ему как другу нельзя, но гномы куда практичнее поморцев и умеют вести дела без привязанностей, только по интересам.
– Договорчик сделаем, по всей форме, с магами и клятвами, – уверенно кивнул Грудр. – А то у нас на два горных хребта морока: куда золото деть? Мы их поддержим, они нам пособят. Ясное дело, подарки таким не делают, секир не куют и к столу не приглашают. Для того у нас в Леснии друзья имеются, да и в краю эльфов – это уж само собой, прям родня. Ну спасибо за науку. Сразу видно, у рыжего эльфа Жаса работают толковые люди, на своих местах. Ты уж посиди в шатре, при князьях-то, а?
– И ты уходишь? – поразился Орильр.
– Так – в Империю, скорым бегом. Через Эрхой, само собой, наши там шибко шумят. Хорошую ты мне идейку подкинул, про Мария, и имя дал, и как его затравить в дело! Вернусь, что сочтешь нужным, с меня требуй, с Грудра Гррхона Пятого. Чтоб толком, не в спешке рассчитаться. Будь добр, ну посиди ты с Добром… – Гном вздрогнул и смолк ненадолго. – Ух и устал слушать скандал, аж стихами заговариваюсь! Головную боль от их ругани я тебе возмещу. Без пригляда-то князья опять начнут шуметь, а время дорого.
– Посижу, – пообещал Орильр.
Гном кивнул и пошел прочь. Орильр улыбнулся ему вслед и мысленно пожелал удачи. Империя еще не знает, что такое гномьи договоры! И как досконально приходится отчитываться за золото, выдаваемое щедро и охотно. Привыкнут, им пойдет на пользу. Уже давно замечено: кто начинает честно торговать с гномами, меняется. Подгорники трудолюбивы, активны и организуют мир вокруг себя. Южане получат то, о чем и не думали. Дорогу, давнюю мечту императора, строить которую даже ему не по карману. Орильр рассмеялся. Только гномы могли додуматься оплатить самостоятельно свое же строительство! И купить половину знати Империи, вернув до последнего медяка выданные на подкуп деньги. Ничего, старый Марий Роль’гис не глуп, найдет, где взять прибыль. Он первым получит план дороги и скупит лучшие земли, пока дядя императора будет пытаться понять и поправить свои безнадежные дела в Поморье.
Эльфам эти игры людей и гномов малоинтересны, пока они не грозят войной. Орильр одернул куртку и решительно двинулся к шатру князей. Вежливо покашлял у полога, вошел.
Оба князя сидели молча, исчерпав гнев – со стороны Добра и готовность принимать его молнии на склоненную голову – со стороны Вершня. Поморец своему магу обрадовался, как родному.
– Нисий, я сижу и не решаюсь слово молвить! Ну помири нас, ты же умный человек, да и вины перед дядькой Добром за тобой нет. А то эльф рыжий про какие-то балы и приказ королевы, гном про исчезнувшие бумаги… Мы запутались!
– Помирю, – кивнул Орильр, устраиваясь у большого стола. – Добр Зорич, а ведь княжна Устина с вами приехала, я уверен.
– Может, и приехала. – Багровый от крика лесниец достал огромный клетчатый платок гномьего фасона, явно одолженный Грудром, и промокнул пот со лба. – Она умных советов деда не слушает, упрямая стала. Ну чем ей этот срамник хорош? Старый ведь дурень, ни ума, ни сердца.
Говорил он без выражения, крик вытянул из большого тела не только злость, но и силу – нелегко лезть в драку, когда тебя держат за обе руки, а он упирался, пока мог. Выплеснул в словах копившиеся годами обиды и сник. Если бы князь Вершень спорил, сложилось бы иначе. Но поморец молчал и слушал, кивая убито-покаянно. Мол, виноват, признаю, все сам порушил – старую дружбу, родство, доверие… Орильр знал, что дома Добра Зорича зовут «железным дубом» за непомерную силу и упрямство, сравнимое только с этой самой силой. Темноволосый и кареглазый, он уродился в маму, привезенную не менее упрямым отцом Зоренем из далекой южной Бильсы. Наверное, и горячий норов унаследовал от нее. Спасибо хоть отходчив! При отцовских росте и массивности в ином случае был бы совершенно неуправляем – как сегодня. Но такие вспышки для Добра огромная редкость, он обычно спокоен и невозмутим.
Выдав последнюю порцию возмущения, Добр прищурился и глянул на князя более деловито.
– У тебя ж вроде невеста имеется, с юга выписанная, для новой породы. Северные девки тебе не хороши, ну прямо мой батюшка, светлая ему память! Опять возок завернешь, девку опозоришь? Оно и понятно, отчего деток в роду Берников нет. Как с таким характером первую-то жену выбрал, ума не приложу. Жила близко, отослать не успел! – обличил Добр и вздохнул. – Не желаю родниться.
– Так он не вас в жены берет, – усмехнулся Орильр. – Устину-то не прячьте, пусть сама решает.
– Не пущу, – уперся Добр. – Мыслимое ли дело: две невесты в городе!
– Куда лучше, чем одна, да не та, – возразил Орильр. – А с Амалией можно по чести расстаться, без обид. У них на юге закон дозволяет это.
– Вершню нет у меня веры. Но девку жаль, сохнет по дурню, – вздохнул Добр. – Как узнала, что сюда едем, в один миг собралась. Повезу обратно, опять возьмется плакать. Да еще и эльфа при ней, вреднющая баба, хоть и толковая. Приданое в возок запихнула и сказала – так надо.
– И ты стерпел, дядька? – не выдержал Вершень.
– Как же, возразишь ей, магу, – охотно пожаловался тот. – Она когда сердится, опаснее меня. С тобой поедет, вот ужо не отвертишься!
Король эльфов давно заметил за старшими из эльфийских женщин опасную способность появляться, едва о них заговорят. И сидел, неодобрительно поглядывая на пожилого Зорича. Еще пару слов, и… ну вот, пожалуйста!
Вэйль возникла у полога шатра беззвучно и выглядела очень решительной. Хитроумная королева Сэльви лет сто назад изобрела занятное простенькое заклятие для временной смены цвета волос. Король знал – старалась, пытаясь подсунуть очередную невесту Жависэлю. Мол, хотел рыжую – вот тебе рыжая… Теперь в долине эльфов невозможно с уверенностью сказать, какой природной масти та или иная женщина из числа старших, опытных магов. Цвет определяется, исходя из тона настроения и оттенка платья. Парадокс состоит в том, что сама ведьма Сэль наигралась в перекраску за две недели – и вернулась к родному глубокому черному цвету. А другие не прекратили развлекаться.
Синеглазая Вэйль сегодня черноволоса, а это не обещает ничего хорошего, поежился король. «Цвет мрачной решительности» – так его описывает Сэль применительно к обожаемой названой бабушке…
– Полагаю, раз вы прекратили бестолково шуметь, я могу поторопить важные дела, – сообщила эльфийка тихо и отчетливо. – Полночь миновала, а ребенок не может спать! Она имеет право знать, решили ли вы главный вопрос. Добр, ты-то о чем думаешь? А ну марш отсюда, нерасторопный дед, пока борода не позеленела!
– Ох, опять началось. – Лесниец жалобно глянул на гостей. – Сама-то с виду мала да тонка, а только, кроме нее, никого во всем свете не боюсь. Аж заикаюсь. Иду, иду, не жги глазами. А еще говорят, одна королева у вас, у эльфов, ведьма!
– Королева – моя внучка, – гордо сообщила Вэйль и наконец-то рассмотрела Орильра под маскировкой Нисия. – Ага, нашелся. Ты тоже пошел вон, пока я до тебя не добралась! Довел дочь до того, что к ней женихи бегают свататься ночами, тайком от родителей!
– К которой? – оторопел Орильр.
– К старшей, – куда мягче и веселее сообщила Вэйль, выпихивая Добра, а заодно и Орильра, на поляну. – Устина, деточка, иди и поговори с этим нелюдем. Не стесняться и не запинаться, пусть он мучается, ведь кругом виноват! Если тебя устроят извинения, утром выезжаем в Белояр. Я уже распорядилась. А если не устроят – я его живо в горелый пенек обращу.
Добр довольно хмыкнул и ушел к шатрам. «Само собой, – улыбнулся Орильр, – чтобы сесть возле ближнего и оттуда приглядывать, как идут дела». Устину король эльфов последний раз видел чуть меньше года назад, перед отъездом девушки в долину Лирро. Тогда светловолосая сероглазая княжна еще горбилась, горе гнуло ее. И глаза были тоскливыми, темными. А рядом шипела непривычно сердитая на всех и все Вэйль. Она спасла тонущую княжну, сама выволокла из воды и теперь полагала ее очередной своей названой внучкой – младшей. Для окружающих это означало одно: кто расстроит Устину, тому придется иметь дело с госпожой Вэйль-а-Шаэль. И кажется, усердие бабушки наконец-то дало результат. Княжна
