И почему брат Лезье так ненавидел передачу? Ведь он, хотя и был самым молодым из добровольцев, совсем не боялся ее. И брат Лезье никогда не восхищался добровольцами, в противоположность брату Дорфусу. Для брата Лезье годились любые средства, чтобы хоть ненамного задержать приказ о включении передатчика. Может быть, он боялся потерять одного из юных послушников Святой Станции? Каждый год с момента выведения станции на орбиту число добровольцев утраивалось… Может быть, он мечтал о времени, когда святая Церковь Экспансии будет играть решающую роль в делах человечества? Впрочем, его мечта уже близилась к воплощению.
Человечество конца ХХI века, преодолевшее первый великий технологический кризис, готовилось к великому исходу, к переселению в иные места, показанные святому Франсуа в его видении… Этот исход стал реальностью после открытия передачи и благодаря тонким политическим взаимодействиям между Святой Станцией и юной марсианской конфедерацией, уверенно игравшей все более и более важную роль в международных отношениях.
Иногда брат Лезье сопровождал добровольцев до самого сердца часовни, до портика из огня и хрусталя, через который они должны были пройти. Брат Доломар при этом видел его в нескольких шагах от себя, в то время, как тот всеми фибрами своей души впитывал лучи чужих солнц в те мгновения, когда назначенный для передачи брат готовился отдать бренные атомы своего тела и неразрушимые кристаллы души потокам энергии Передатчика.
Меркюрье и Делишер мечтали о будущем человека.
Святой Франсуа увидел это будущее.
В нескольких шагах от мальстрема атомных частиц, пленник портала передатчика, брат Доломар подобно зеркалу жадно ловил отражения. Отражения идей и фрагменты образов.
Иногда он просыпался ночью в своей келье и улавливал горячую вибрацию, приливы и отливы энергии передатчика, вихри странности, которые на долю секунды вырывались в пространство из его лабиринта…
Он проснулся, погруженный в австралийскую ночь.
Аэрокар мирно посвистывал над черными водами озера или большой реки. Далеко справа танцевали оранжевые вспышки. Ярко-розовые лучи перекрещивались в небе, образуя ажурную паутину, непрерывно распадавшуюся и рождавшуюся вновь.
Он проснулся, но ощущение, охватившее его во сне, сохранялось. Ощущение энергии работающего где-то неподалеку передатчика.
Значит, именно на это они и рассчитывали. Он был не единственным добровольцем, не единственным братом Святой Станции, который улавливал вихри энергии, ощущал субпространство с такой же легкостью, с которой обычный человек ощущает пламя костра. Но, возможно, он был единственным, кто так часто просыпался ночью по безмолвному призыву передатчика.
Брат Лезье и суровые марсианские функционеры остановили свой выбор на лучшей ищейке…
Он увидел под собой поле, усеянное огромными воронками, настоящими кратерами с покрытыми стекловидной коркой откосами. Городок в руинах. Еще один поселок, почти полностью уничтоженный пожаром. Несколько танков, несущихся по дороге с потушенными фарами. Две ракеты, устремляющиеся в небо на колоннах из бурого дыма. Аэрокар тут же изменил курс и выбросил цепочку пузырей, очень похожих на мыльные. Первая ракета тут же превратилась в пучок быстро разлетевшихся в стороны искр, затем медленно опустившихся на землю. Другая закружилась вокруг аэрокара в бешеном балете и тоже взорвалась, не причинив ему ущерба. После нескольких минут отчаянного бегства аэрокар вернулся на прежний курс и постепенно набрал высоту, двигаясь точно на восток.
Вот это и есть война, подумал брат Доломар.
Он только что видел обычный голофильм, не более того. И любовался молчаливым фейерверком, в котором не принимал участия.
Образ мертвой женщины в первой деревне (как там она называлась - Кинвик? Или Киндик?) вынырнул из глубин его памяти. Войной были также тюлень Клюти и человек, имя которого начиналось с пяти букв - Денфо…
Он закрыл глаза на несколько секунд. Да, это было очень похоже на передатчик. На поток энергии, бушевавший в часовне Святой Станции. Энергии, поступавшей извне и исчезавшей в туннеле передатчика. Чтобы в то же мгновение возникнуть где-нибудь в другой звездной системе, разбив по пути ваше сознание и разорвав в клочья вашу память.
С приборного щитка раздалось негромкое кваканье. Судорожно замигала узкая световая полоска.
«Сообщите свой пароль! Сообщите свой пароль!»
Снова послышалось кваканье. Теперь он разобрал, что кто-то обращался к нему на немецком языке.
«Нейтрал! Нейтрал!» отвечали на всех диапазонах радиопередатчик и фары аэрокара. Но землю явно не удовлетворял такой ответ, и менее, чем в километре впереди по курсу к небу поднялась стена заградительного огня.
Брат Доломар рванул на себя рычаг под табличкой «Экстренное бегство».
Ускорение раздавило ему грудную клетку, и некоторое время он отчаянно боролся за право сделать очередной вдох.
Аэрокар отчаянно маневрировал между клубками разрывов. Пение динамо перешло в ультразвуковой диапазон, и цепочка пузырей позади аппарата превратилась в почти непрерывную ленту, дальний конец которой терялся в дыму и вспышках.
Пересекая первое облако газа, брат Доломар почувствовал, что хлебнул кислоты. Спазмы кашля бросили его на приборный щиток, о который он сильно ударился головой. Боль привела его в чувство. Он вытер струившиеся по щекам слезы, на ощупь нашел висевшую сбоку маску и едва не захлебнулся холодным, насыщенным кислородом воздухом.
Мотаясь из стороны в сторону, подобно шлюпке в бурном море, аэрокар перепрыгнул через гряду холмов и нырнул вниз, в тишину и покой.
Рев потока энергии ощущался сильнее, чем когда-либо прежде.
Брат Доломар подумал, что находится в нескольких шагах от сердца часовни.
Темная река, усеянная блестками отражавшихся в воде звезд. Лес, черный, как чернила, над которым висели клочья тумана. Долина, невысокие скалы, извилистое ущелье. Аэрокар мчался на максимальной скорости.
Брат Доломар скомандовал ему приземлиться. И в эту секунду, зажмурившись, он увидел древо света в центре своего сознания.
Наступил час исполнения обязанностей. Брат Моренар и брат Гренье пришли вместе с учеником к келье брата Лезье и остановились на пороге, ожидая, пока тот не решит, какие распоряжения нужно отдать им на сегодняшний день. Но произошло нечто неожиданное.
– Я услышал призыв, - промолвил брат Лезье, сидя на постели. - Я должен отправиться к нему, чтобы услышать его пожелания.
С тех пор, как в прошлый раз эти слова произнес брат Дорфус за несколько часов до своей кончины, никто не высказывал подобного требования. Брат Лезье имел в виду, что он хочет спуститься в склеп, где покоится святой Франсуа. В место, еще более таинственное, чем сердце часовни, где бушевали вихри лабиринта и таились адские опасности. Требование брата Лезье могло иметь лишь один смысл, крайне важный для Станции: он должен был принять титул Отца. Последующие его решения могли коренным образом изменить течение жизни всех обитателей Станции.
– Мы будем сопровождать вас, брат мой, - торжественно сказал брат Гренье, старший по возрасту. - Но Дуглас, пришедший сюда вместе с нами, еще ученик. Он не может идти туда.
– Да будет так, - пробормотал брат Лезье, обуваясь.
Ученик Дуглас последовал за братьями по трем коридорам, затем по главному саду с бассейном, где большие рыбы, с которыми человек познакомился во время колонизации Венеры, разговаривали друг с другом, обмениваясь пузырьками времени между стеблей кувшинок и других водных растений.
