— Это почему?
— Потому что я — из Макферсонов, а они все жадные, хитрые и очень осторожные. Я буду свирепым кредитором и постараюсь глаз с тебя не спускать. Знаешь, Ланс, я всегда так тосковала, когда тебя не было в Камелоте!
— Дженни! Я не хочу больше ни единого слова слышать от тебя ни о Реальности, ни о Камелоте! С Реальностью покончено, ты меня слышишь, Дженни?
— Да слышу я, слышу… Пойду—ка я лучше вместе с Патти цветы собирать, а то ты на меня кричишь. Ты пока подремли на солнышке.
Ланселот так и сделал и даже уснул. Разбудила его Дженни, сунув ему в лицо нагретые солнцем цветы.
— Понюхай, сэр Ланселот, как они пахнут! В Логрисе таких не было!
Ланселот чихнул и похвалил цветы. Дженни бросила всю охапку на одеяло, села рядом и принялась их разбирать.
— Знаешь, моя мать не разрешает держать дома живые цветы ни в горшках, ни в вазах. Считает, что это негигиенично. Но зато у нас полон дом искусственных цветов. Перед Днем Месса и Хэллоуином все эти букеты отдают в химическую чистку.
— Что такое 'химическая чистка', Дженни?
— Это такое особое предприятие в сфере обслуживания Семьи. Те, кому разрешено носить свободную одежду и пользоваться коврами, мехами и прочими старинными вещами, могут сдать туда эти вещи, чтобы их почистили.
— Дженни, так твоя семья имеет отношение к Семье?
— Разве я не говорила? Все мои старшие братья — члены третьего круга Семьи, как и все офицеры, а мать как дочь генерала входит даже во второй круг и имеет еще больше привилегий.
— А ты, Дженни?
— Я обыкновенная планетянка, но с некоторыми привилегиями, положенными мне как члену семьи членов Семьи… Фу, заговорилась!
— Не мудрено. Довольно запутанная иерархия.
— Угу… Мне разрешено носить любую одежду и длинные волосы, пользоваться косметикой и не пользоваться едальником. Ты пробовал еду из Центра питания? Это такая гадость! Но все это уже не имеет значения, потому что теперь все планетяне должны сами себя обеспечивать и едой, и одеждой, и бесплатное удаление волос упразднили, так что все планетяне начинают постепенно обзаводиться прическами… Ланс, ты случайно не умеешь плести венки? Я хочу сплести веночек, но у меня ничего не получается. Оказывается, это гораздо труднее, чем вязать на спицах.
— Когда—то мы плели венки с матушкой. Отбери цветы с гибкими длинными стеблями, одуванчики, например.
Ланселот не сразу, но все—таки вспомнил, как плетутся венки, и показал Дженни. Она очень старалась, и через полчаса венок был готов.
— Что это он у тебя такой растрепанный? — спросил Ланселот.
— Такой фасон.
— Впрочем, твоим буйным кудрям именно такой и подходит, другой в них просто потеряется.
Надев венок, Дженни спросила Ланселота:
— Хороша ли я, сэр Ланселот Озерный?
— Ослепительна!
— Теперь я больше похожа на принцессу, чем на короля, не правда ли, сэр Ланселот?
— Скорее на пейзанку.
— А это еще кто такое?
— Пейзанка — это на куртуазном языке значит крестьянка.
— А что такое 'куртуазный язык'?
— Это тот язык, на котором рыцарям приличествует разговаривать с прекрасны ми дамами.
— А кто не разрешает мне вспоминать о Реальности?
— Дженни, ты же не думаешь всерьез, что рыцарство существует только в Реальности? Оно и на самом деле существовало.
— Все—то ты знаешь, Ланс.
— Не все, но многое мне известно.
— Задавака. А вот знаешь ли ты, что будешь делать, когда вернешься исцеленный из Иерусалима?
— Знаю. Сделаю тебе предложение.
— Я согласна!
— Ну, Дженни, ты покладиста, как настоящая пейзанка! К чему такая спешка? Мы же говорим о будущем.
— Мы говорим о том, что ты собираешься сделать мне предложение. Могу я заранее дать свое согласие, чтобы потом не было недоразумений? Или нет?
— Можешь, конечно.
— Значит, с этого дня мы можем считаться женихом и невестой?
— Считайся, пожалуйста. Можешь даже сказать доктору Вергеланну, что мы обручились. Но учти, я верну тебе слово, если мое исцеление не состоится.
Дженни резким движением убрала руки назад.
— Ну уж нет! Я свое слово назад не возьму, мое слово — королевское!
— Ребенок ты, а не король. И знаешь, что я тебе скажу, невеста? Пора нам собираться и увозить отсюда Патти, а то как бы он у нас не лопнул. Ты погляди, какое он себе пузо наел!
Патти и вправду стоял, свесив крепко набитое брюшко между расставленными точеными ножками, и травкой похрупывал больше из принципа, чем от голода. Он задумчиво жевал, а длинные стебли травы и цветов свисали по бокам его хитрой морды, чрезвычайно ее украшая.
— Тиран ты и деспот, сэр Ланселот. Тут так хорошо, и солнышко нет—нет да выглянет, и Патти так доволен жизнью, и я хотела еще травок лекарственных пособирать, а ты хочешь нас загнать домой…
— Скоро похолодает, и я могу простудиться.
— Ты нашел сногсшибательный аргумент! Собираемся.
Дженни помогала Ланселоту забраться в коляску, явно даже не вспомнив о 'правиле вытянутых рук'. 'Это она уже чувствует себя невестой!' — подумал он. Потом она сложила плед и корзинку с остатками еды в сетку, прикрепленную под сиденьем коляски, и они отправились по лесной тропе к берегу. Цветы она несла в руках, а Патти шел за нею и время от времени через плечо поворовывал из ее букета цветочек— другой.
ГЛАВА 8
В зале заседаний дворца Мессии шел совет, но на этот раз за столом сидели не члены мирового правительства, а маги, астрологи, пророки, колдуны, ведьмы и экстрасенсы.
Докладывал главный астролог планеты Паоло Лоба. На столе перед ним была расстелена астрологическая карта, испещренная линиями, значками и цифрами. Он заканчивал доклад:
— Можно с уверенностью сказать, мой Мессия, что звезды на вашей стороне: Марс — во втором доме, Венера — в четвертом, Меркурий — в зените. Отсюда следует, что ни вам лично, ни благоденствию Планеты ничто не угрожает. Трудности настоящего момента связаны с тем, что Фаэтон все еще находится в пятом доме, но его власть уже подходит к концу, и нас всех ждут счастливые перемены!
— Ты, Лоба, помнится, примерно то же самое говорил и в прошлом месяце. Где же предсказанные тобой перемены?
— Если Мессия позволит, я замечу, что перемены предвещаю не я, а небесные светила. Что же касается гороскопа минувшего месяца, то должен заметить, что я никогда не обращаюсь к своим прошлым
