'Мерлин' бился бортами о ворота.
— Что будем делать с катамараном? — громко, стараясь перекричать ветер, спросил доктор.
— Давайте попробуем завести его под своды ворот, если тут уже достаточно глубоко.
— Я проверю, — сказал доктор и решительно шагнул в воду. — Так, здесь мне уже выше пояса.
— Хорошо. У 'Мерлина' малая осадка.
— Дальше еще глубже, но, кажется, я смогу добраться до катамарана, дно тут ровное. А что мы будем делать потом, когда вода спадет и 'Мерлин' окажется на суше?
— Про потом и будем думать потом, доктор. Отвяжите один конец и принесите его мне: я перекину его через внутренние ворота и начну тянуть, как только вы освободите катамаран.
После долгих трудов доктору и Ланселоту удалось затянуть катамаран в проход до самых внутренних ворот и там закрепить его.
— Теперь нашему 'Мерлину' никакой шторм не страшен, — сказал доктор, — и все наши вещи останутся сухими. Может быть, вообще не стоит перетаскивать их в замок? Мы сможем в любой момент сюда добраться, если нам что—то понадобится.
— Пожалуй. Но сейчас возьмите сухую одежду для себя — вам надо переодеться. Возьмите на всякий случай мое ружье и захватите один мешок с сеном, чтоб заткнуть окно. И Патти будет чем позавтракать, если шторм к утру не кончится.
Погрузив все вынесенное с катамарана на руки Ланселоту, доктор встал за спинку коляски, ухватился за поручни и повел коляску к замку.
— У вас это лихо получается, доктор! — крикнул ему Ланселот.
— Долгий опыт, друг мой! Прежде чем стать врачом, я несколько лет работал медбратом.
Дженни поджидала их в дверях. Она помогла перетащить вещи в караулку, а потом завести туда коляску Ланселота. Закончив хлопоты, они поужинали и принялись устраиваться на ночлег. Все улеглись, но уснуть никто не мог. Хотя окно было надежно заткнуто мешком с сеном, завывания взбесившегося ветра мешали сну. Мешали спать и мысли о войне.
— Как вы думаете, доктор, если это война, то чем она кончится? — спросила Дженни.
— Если исходить из событий недавнего времени, то война завершится не чьей—либо победой, а очередной Катастрофой.
— Как это понять?
— Когда в начале века американцам все—таки удалось развязать третью мировую войну, никакие миротворческие усилия России и союзников не смогли ее прекратить. Война была остановлена стихиями — серией страшных землетрясений, начавшихся в зонах военных действий. Сначала в Северной Америке и в Персидском заливе, а затем землетрясения волной прокатились почти по всему миру. Тем и кончился первый этап третьей мировой войны. Воевать стало некогда и некому, поскольку два главных противника к этому времени фактически истребили друг друга, а стихийные бедствия завершили это взаимное истребление. На первом этапе войны победителей не оказалось, и союзники той и другой стороны начали собирать силы для нового столкновения. Второй этап мировой войны закончился уже общей Катастрофой. Как говорили некоторые, пожар мировой войны был залит мировым потопом. Если мы сейчас наблюдаем третий этап все той же самой войны, значит, можно вновь ожидать вступления в войну третьей силы — разбуженных и оскорбленных мировых стихий.
— Землетрясения и затопления уже были, а что будет на этот раз? — испуганно спросила Дженни.
— Вода и земля уже сказали свое слово, небо, возможно, говорит сегодня…
— А четвертая стихия — огонь, — поеживаясь, сказала задумчиво Дженни. — Это будет всемирный пожар, как вы думаете, доктор?
— Возможно. Персоник все еще молчит, Ланселот?
— Молчит и не дышит. Похоже, что он совсем испортился.
— Как не вовремя!
Дженни в конце концов заснула, а Ланселот с доктором так и не спали, сидели и разговаривали до утра.
ГЛАВА 12
А утром пилигримы обнаружили, что шторм все еще продолжается. Огонь в камине разводить не стали, позавтракали хлебом и рыбой, принесенными с катамарана, запивали холодным чаем.
— Мои электронные часы встали, — вдруг заметил доктор. — Очевидно, русские что—то взорвали в космосе как раз над нами: вся наша электроника вышла из строя — персоник, фонарь и мои часы. Между прочим, я потерял мою свинцовую накладку, когда за водил катамаран под ворота, и теперь у меня ощущение, что мой код тоже вышел из строя.
— После свинца он всегда некоторое время бездействует, не волнуйтесь. У меня есть на 'Мерлине' свинцовые грузила, я сделаю вам новую накладку. А вот электроника — это тревожно. Хорошо, если она вышла из строя только у нас, но что если вся планетная электроника отказала?
— Все может быть, — задумчиво сказал доктор, — но мы об этом узнаем только когда встретимся с людьми.
— Ой, что же станет с планетянами, если заглохли все персоники? — ужаснулась Дженни. — Ни новостей, ни выхода в Реальность — люди начнут сходить с ума!
— Мы же не сошли, — пожал плечами Ланселот.
— Мы и не сойдем, потому что мы все трое — чудаки, нам и сходить—то особенно не с чего. Простите, доктор, это не касается ваших профессиональных качеств — тут вы ас. Но кто еще в наше время способен часами беседовать друг с другом, как мы? Нормальные люди давно разучились общаться без персоников, они просто не сообразят, о чем им друг с другом разговаривать и, живя рядом, погибнут от одиночества!
— Святая правда, — сказал доктор. — Только бы наше гостеванье в Эльсиноре не затянулось.
— Не будем неблагодарными, — возразил Ланселот. — Если бы мы во время космических взрывов оказались в море, мы бы неизбежно погибли. Здесь сухо и в общем даже тепло. Компания подходящая — тройка сумасшедших пилигримов, как сказала Дженни.
— А если нам вдруг надоест беседовать друг с другом, — сказала Дженни, — мы можем читать книги. У нас есть целых две книги — роман про Маленького Лорда, который читает доктор, и твоя Библия, Ланселот.
— Вот—вот, самое время раскрыть Библию и начать читать Апокалипсис, — усмехнулся доктор.
— Апо… Как вы сказали, доктор?
— Апокалипсис, Дженни. Это пророчество любимого ученика Христа апостола Иоанна Богослова о конце света, о гибели человечества.
— Ну и увлекательное же, должно быть, чтение! — заметил Ланселот. — А чего—нибудь повеселее в Библии нет?
— Когда я был юношей и читал Библию, мне казалось, что нет на свете книги более радостной, чем Новый Завет. Я тогда разрывался между двумя своими призваниями: мне одинаково хотелось быть врачом и принять священнический сан.
— Как хорошо, что вы все—таки предпочли медицину, доктор! — заметила Дженни. — Доктор, а в армии хорошие врачи?
— Я ничего об этом не знаю. Почему вы вдруг об этом спросили, Дженни?
— У меня отец и четыре брата военные. А тот брат, который доставил меня на твой остров, Ланселот, служит в ракетных войсках. Знать бы, что с ними…
Ни Ланселот, ни доктор Вергеланн утешительных слов для Дженни не нашли, а потому просто промолчали.
— Какая страшная буря и как темно, — сказала девушка тоскливо. — Как будто сегодня и не рассветало… Доктор, а почему вы хотели стать священником?
