староиспанском рукописные тексты, вымаранные инквизицией. От этого занятия меня отвлек Андрей: ему надо было донести до дона Пепе свое желание сфотографировать содержимое какого-то таинственного сундука под пятью замками. «О, в нем раньше хранилась вся университетская казна. Ключами владели пятеро хранителей, но, лишь собравшись вместе, они могли его открыть. А сейчас там только Тора. Единственный сохранившийся на полуострове список из Кордовы», — «хоббит» неохотно открыл сундук. Желтоватый свиток с иудейскими письменами сиротливо покоился на самом дне и, судя по всему, не служил предметом особой гордости библиотекаря: «Лучше взгляните на эти четыре глобуса. Их привез из Парижа в самом конце XVII века один из наших профессоров. Его послали вообще-то за книжными новинками. А он привез «игрушки», безделицы. Университетский канцлер тогда очень возмутился и отказался возвращать потраченные деньги транжире. Но тот не растерялся и в описи указал: «Куплены 4 круглые книги…»
Тем временем пришла пора спешить на церемонию: преподаватели уже нестройными рядами потянулись к мессе в университетскую церковь под аккомпанемент старинных духовых инструментов чиримийас.
Мы за ними, однако, не последовали, а отправились сразу в бывшую аудиторию канонического права «Паранимфо», где уже многие столетия в этот день торжественно и чинно при огромном стечении народа оглашается подробнейший доклад об ушедшем годе. Затем преподаватель одного из факультетов, признанный в докладе особо отличившимся, читает присутствующим первую лекцию — эдакий аналог «урока мира» в советской школе. Вести «урок мира» считается неслыханной честью: в 2005-м ее удостоилась одна дама, профессор медицины, которая говорила о «Прививках как о способе борьбы с инфекционными заболеваниями». Студенты, как вы догадываетесь, после оглашения темы потихоньку из зала расползлись, зато седовласые доктора всех наук слушали с живейшим участием.
Естественно, юные, семнадцати-восемнадцатилетние организмы первокурсников еще плохо приспособлены к долгим официальным мероприятиям. Им приятнее заниматься своими нехитрыми делами: греться в жарких солнечных сентябрьских лучах на лестнице филологического факультета, лениво листая увесистые томики расписания, пить пиво на улице Либрерос, где раньше, как явствует из названия, торговали больше книгами, чем напитками. Кто-то еще толпился у окошка секретариата: несмотря на всю ученость экзаменаторов, ряд работ они так и не успели проверить, соответственно, десятки абитуриентов в первый учебный день еще не знали своей участи. Тут уж не до «прививок»…
Завтра все изменится. Неудачники этого сезона разъедутся по домам, везунчики начнут потихоньку втягиваться в водоворот обычных саламанкских забот. Главная из них, конечно, поиск жилья. Самая распространенная здесь форма студенческого бытия — снимать вскладчину квартиру на несколько человек. Половина города живет на доходы от сдачи внаем жилья близ университетских корпусов. Средняя цена за комнату в такой «коммуналке» — 150 евро в месяц, что в пять-шесть раз дешевле, чем в «законном» общежитии. Выбор, как говорится, очевиден.
Впрочем, не пустеют и общаги — родители побогаче предпочитают, чтобы их неоперившиеся дочери и сыновья находились под постоянным надзором администрации, мало ли что. Правда, допускаются к проживанию в домах, принадлежащих университету, — за большие деньги — только те, кто хорошо учится. Эти «богатенькие ботаники» и заполняют все 520 мест в длинных узких строениях, которые, между прочим, до сих пор делятся на женские и мужские для поддержания иллюзии «нравственной чистоты» (опять-таки типично испанский «рудимент», замешанный на лукавстве, уважении к чужому личному пространству и безобидном ханжестве).
Как правило, почтенные отцы и матери каждый сентябрь сами наблюдают за вселением своих чад в храм знаний, после чего, успокоенные, уезжают, не подозревая, какое испытание ожидает новоселов уже через пару суток. Неофициальное посвящение в студенты по-саламанкски — это не шутки. Старшекурсники обходятся с салагами разве что чуть мягче армейских «дедов»…
...На Центральной площади большая группа девиц производила какие-то необыкновенно шумные ритуальные действия. Я протиснулась в середину, схватила одну из них за рукав и «потребовала объяснений». Девушке, видимо, давно не терпелось их кому-нибудь дать, потому что она очень обрадовалась и тут же возопила: «Всем построиться! Эта сеньорита — журналист, представьтесь по форме!» И, к моему удивлению, примерно половина девиц действительно встали во фрунт. По очереди, делая шаг вперед, каждая докладывала: я, нижайшая и глупейшая студентка имярек (следует факультет и прозвище), не смею ослушаться старшей, а если осмелюсь… — далее следует перечисление кар, которые присягающая призывает на свою голову в этом страшном случае. Вторая половина барышень — лет на пять повзрослее — со строгим видом наблюдали.
Забава называется «новатада» (от слова «novato» — новичок) и потешными клятвами не ограничивается: всю первую неделю учебного года «желторотых» интенсивно учат жизни. Самая невинная шалость — нарядить вчерашних школьников и школьниц как можно нелепее (обмотать пищевой пленкой, напялить нижнее белье поверх джинсов) и выгнать в какое-нибудь общественное место, где полно народу. Жаловаться, убегать, прятаться, сопротивляться — запрещается. На полном серьезе. Еще испытуемые должны знать гимн своего общежития, отзываться на присвоенную кличку и уметь, как было описано выше, представляться «по форме» любому прохожему. Потом ребят сгоняют в какую-нибудь просторную средневековую залу университета и устраивают «работорговлю»: «связками» по 3—4 человека «вручают» тому «старику», который изъявит желание их «приобрести». Правда, отдавая дань плодам просвещения и исконно кастильскому добродушному благородству, «слуг» и «служанок» всего-навсего заставляют раза два сбегать за пивом или попаясничать перед окнами женского общежития. Не более.
Традиция новатад, как вы уже догадались, имеет средневековые «плутовские» корни и произрастает из той самой стихии, которую известный всем филологам мира ученый Михаил Бахтин называл «народносмеховой культурой». В эпоху ее расцвета все было далеко не так безобидно: практиковались и денежные поборы, и показательные порки, и даже омерзительная невада (то есть «снегопад») — новичка ставили в круг и плевали в него до тех пор, пока он не становился похожим на снеговика. Случались «перегибы», и уже многими столетиями позднее ректорату и администрации общежитий пришлось даже официально запретить новатады. Взамен были предложены теплые и милые вечера знакомств за чашкой какао. Студенты вняли лишь отчасти: теперь они сначала пьют какао, а потом высыпают на улицы и принимаются за старое. Сентябрьская Саламанка, таким образом, представляет собой сплошной парад озорства и дуракаваляния. Сами испытуемые, кстати, совсем не против: на этом карнавале, по словам опрошенных, им легче перезнакомиться. И вообще там весело — чего еще надо?
