Только так называемые «бетонки», а чаще и вовсе «грунтовки» обеспечивают «пунктирное» транспортное сообщение между поселками в теплый период. В холодный же — их сменяют более многочисленные «зимники». Оба типа путей бьются, пробиваются к началу соответствующего сезона, а на следующий возобновляются и обслуживаются только в том случае, если их обслуживание именно на данном участке по-прежнему нужно. Нередко бывает, что путь, в прошлом легко проходимый, сегодня выглядит неоправданно опасным — его поглотила природа: тундра, ручьи, реки. О таком пути просто забывают, никто и не заметит, что здесь еще недавно струилась ниточка человеческих связей. Перед тем как отправиться путешествовать по Чукотке, благоразумно собрать подробные сведения у водителей, но это не всегда удается. Ведь каждый из них с достоверностью может говорить только о «своем», привычном участке, и просто не знает, что творится в соседнем районе.
На этом «подготовительном» этапе суровый автономный округ встречает нас по высшему классу — бетонкой до столицы. Вообще, свидетельствую: Анадырь в XXI веке — настоящий город.
Дома в основном пятиэтажные, окрашены яркими веселыми красками, и они, как детская книжка с картинками, притягивают к себе наши взгляды, отвыкшие в мягком буро-коричневом пейзаже от цветового разнообразия. Тротуары украшены клумбами, есть большой кинотеатр, гостиниц — целых три, в том числе пятизвездочная. Светофор, правда, всего один, на центральной улице Отке. Он мигает напротив огромного супермаркета «Новомариинский», название которого повторяет старое имя города, а ассортимент и интерьеры — не уступают европейским. Причем цены не так высоки, как обычно на российском Севере. В общем, заплутав в продуктовых рядах, кто угодно забудет, что находится в суровом краю, и только огромный плакат на фасаде пятиэтажного здания «Не спи, а то замерзнешь», слоган местной радиостанции «Радио «Пурга», да и само ее название позволяют об этом вспомнить.
Да, столица Чукотки, возможно, в большей степени, чем любая другая на свете, живет отдельным островом, изолированной судьбой.
…Жаль, что, несмотря на общие обнадеживающие тенденции, нельзя пока так же сильно, как за Анадырь, порадоваться за другие чукотские города, которых и всего-то на карте два: Билибино и третий по величине Певек.
В Певеке, расположенном на берегу Восточно-Сибирского моря, осталось не больше 5 000 человек: в последнее трудное десятилетие многие уехали.
Вспоминаю 1999 год — унылые ряды контейнеров выстроились вдоль домов: семьи, прожившие здесь годы, месяцами ждали очереди, чтобы отправиться вместе с нажитым добром на «материк», на Большую землю, — так здесь называют всякую сушу, которая не есть Чукотка. Некоторые не выдерживали и бежали налегке, бросая и имущество, и квартиры.
Год 2005-й — до сих пор зияют голыми оконными проемами целые ряды брошенных пятиэтажных домов. Ни неоновых огней, ни тротуаров, не говоря уже о клумбах, ходишь по бетонным блокам, прячущим от холода городские теплотрассы, и спотыкаешься об узелки железной арматуры, которые никому никогда не приходит в голову убрать.
Впрочем, одно изменение есть: наряду с кафе «Ромашка»— еще недавно единственным местом встреч певекских жителей — открылся крупный, пестро обставленный развлекательный киноцентр, который отчаянно контрастирует с расположенной рядом серой баскетбольной площадкой советских времен. Еще дальше — океанский берег. Говорят, иногда южный ветер уносит мячи в воду — прямо «с игры».
Казалось бы, безрадостная картина, кому сюда захочется возвращаться? Тем не менее меня тянет в Певек. Почему? Быть может, именно здесь я ощущаю тот самый дух Чукотки, который действительно интригует, дух «страны мужчин, бородатых «по делу», а не по велению моды, страны унтов, меховых костюмов, пурги, собачьих упряжек, морозов, бешеных заработков, героизма — олицетворения жизни, которой вы, вполне вероятно, хотели бы жить, если бы не заела проклятая обыденка. Во всяком случае, вы мечтали об этом в юности…» (Олег Куваев, «Территория»).
Чукотке, чтобы выжить, приходится быть страной героев, и все жители Певека — маленькие герои. Причем они в большинстве своем не мечтали о героической доле. Ехали сюда в 50—60-е годы не для того, чтобы прославиться, и не для того даже, чтоб родине послужить, а просто искали хороший заработок, острые ощущения, нестандартный образ жизни и для этого готовы были претерпеть многие неудобства. Мой знакомый, водитель, крутивший здесь баранку семнадцать лет, с упоением вспоминает о том «золотом веке»: «Летал в Москву, чтобы поужинать в ресторане». Теперь не летает и по срочным семейным делам: денег хватает на скромную жизнь. Другие не летают потому, что незачем — много раз я слышала одну и ту же историю: «Переехал сюда, чтоб заработать на машину. Потом так получилось — остался. Женился, понимаешь, пошли дети… Куда ж теперь? Тут вся жизнь. Там меня никто не ждет». И так далее. Разнятся только подробности…
Все это — очевидные и хорошо известные мотивы. Однако кто-то уехал, а кто-то всетаки остался. Как мне кажется, не расстались с Чукоткой те, кто в глубине души не смог отказаться от возможности испытывать и проявлять себя каждый Божий день. Они знали, что на Большой земле придется жить по тем общим правилам, которые и на Чукотке тоже известны, но как бы на время «оставлены». Здесь жизнь экстремальна, и нужно снисходительно относиться к чужим поступкам, соответственно так же можно относиться к своим. Заповедь, в общем-то, известная, но на Западе ей мало осталось места.
