семьи было продано, чтобы оплатить судебные издержки. Альфред Дуглас вопреки обещанию так и не сделал этого и даже не написал Оскару ни одного письма. Все эти новости едва не свели Уайльда с ума. Он бился о стены, кричал, что убьет вероломного Бози, а потом покончит с собой. Осмотрев заключенного, психиатры посоветовали перевести его в другую тюрьму, дать ему книги и работу на воздухе. В ноябре 1895 года Уайльд был переведен в тюрьму Рединга на юге Англии. По иронии судьбы он своей балладой создал этому заведению мрачную славу, однако на деле условия там оказались сносными. Через пару недель ему разрешили передавать продукты и книги, перестали брить наголо и поручили заведование тюремным цветником. На свидание приехала жена, сообщившая грустную новость: умерла леди Джейн Уайльд. Сама Констанс держалась отстраненно, но все равно оставалась «заботливой и нежной». Она не сказала мужу, что больна воспалением спинного мозга, которое погубило ее два года спустя. Это была их последняя встреча.
Были и другие новости: в Париже триумфально прошла премьера «Саломеи». Подражая героине пьесы, которую играла Сара Бернар, парижанки облачились в прозрачные туники, через которые просвечивала грудь. А газеты обличали лицемеров-англичан, засадивших в тюрьму великого писателя. Для Уайльда же тянулись долгие дни заключения, в один из которых он стал свидетелем казни солдата Чарлза Вулдриджа, убившего из ревности свою жену. Воспоминания об этом отлились в чеканных строчках «Баллады Редингской тюрьмы»: «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал. Один — жестокостью, другой — отравою похвал. Трус — поцелуем, тот, кто смел, — кинжалом наповал».
Здесь же было написано «De Profundis» («Из глубины») — признание в любви, обращенное все к тому же Альфреду Дугласу. Поистине Уайльд был неисправим. Но ни Бози, ни кто-либо другой не встретили его, когда за ним в мае 1897 года захлопнулись ворота Редингской тюрьмы. Проведя ночь в гостинице, он утром отправился в порт, откуда отплыл во Францию. Теперь у него не было ни родины, ни семьи, ни даже имени. Он просил называть себя Мельмотом в честь изгнанника из готического романа XIX века.
Искупление грехов
В приморском Дьеппе Уайльд остановился в гостинице, но скоро был вынужден съехать оттуда — английские туристы не желали жить рядом с «аморальным типом». Он нашел убежище в деревушке Берневаль, где дописал «Балладу Редингской тюрьмы». Надежд на публикацию не было, денег тоже.
Немногие оставшиеся друзья, включая верного Росса, подкидывали ему иногда несколько фунтов, которые он тут же тратил на парфюмерию и безделушки. Этот исхудавший, обтрепанный человек пытался сохранить последнюю привилегию эстета — любовь к красивым вещам. Страдая от одиночества, он забрасывал письмами Бози: «Я думаю о тебе постоянно и люблю тебя неизменно, но мрак безлунной ночи разделяет нас». Маркиз Куинсберри, прочитав одно из этих писем, так разбушевался, что его хватил удар. После этого Оскар и Бози в сентябре 1897-го смогли встретиться и даже отправились вдвоем в Италию. Но оказалось, что взаимные чувства умерли, к тому же друзья Уайльда, возмущенные его поведением, перестали слать ему деньги. Выдоив из покровителя последнее, Бози сбежал в Париж. «Он сделался ужасен, зол и низок во всем, что не касалось его собственных удовольствий», — жаловался Уайльд в письме Фрэнку Харрису.
В феврале 1898 года Уайльд поселился в парижской гостинице «Ницца». Там у него появился новый молодой спутник — журналист-англичанин Морис Гилберт. Вдвоем они ухитрялись жить на 250 франков в месяц, состоящие из подачек друзей и редких гонораров за переиздания. Уайльд писал Блэккеру: «Жизнь, которую я так любил, растерзала меня, как хищный зверь. Когда вы приедете, вы увидите, в какую развалину превратился человек, который некогда поражал, блистал и был неподражаем». Он вдруг начал болезненно пухнуть и впервые в жизни перестал следить за собой — кто-то из друзей был потрясен, увидев его грязные ногти. Он не был болен, но умирал от тоски и невозможности творить. В голове еще бродили обрывки статей и пьес, но они не желали складываться в единую картину. Друзья убеждали, что он должен собраться с силами и начать писать. Ему всего 44 года, все еще впереди. Он сокрушенно отвечал: «Я не могу больше писать, во мне умерло честолюбие. Я мог говорить о жизни, не зная ее. Теперь же, когда я узнал о ней все, мне нечего больше сказать». Пересказывая друг другу эти речи, гости лондонских салонов торжествовали: вот кара за грехи себялюбца и распутника!
В Париже к изгнаннику относились гораздо теплее. Вокруг него сплотились почитатели, жаждавшие напоить писателя шампанским, чтобы услышать от него пару горьких афоризмов. Постоянное пьянство усугубило состояние Уайльда. В июне 1900 года он посетил Всемирную выставку и записал на фонограф Эдисона свой голос — привет новому ХХ веку. Две недели спустя он заметил у себя внутри уха опухоль, но отнесся к ней безучастно, как относился теперь ко всему. Постепенно инфекция распространилась на весь организм, больной страдал от ужасных болей, но денег на врачей у него не было. Днем 30 ноября он умер в грязном номере отеля «Эльзас» на руках Росса и Морриса и был похоронен на кладбище Баньо. Позже они перенесли его могилу на престижный Пер-Лашез, установив на ней крылатого сфинкса работы Джекоба Эпстайна.
Но последний аккорд в его жизни еще не наступил…
В июне 1923 года известная спиритесса миссис Доуден получила от Уайльда потустороннее послание. Он просил передать, что не умер, а живет и будет жить в сердцах тех, кто способен чувствовать «красоту форм и звуков, разлитую в природе».
Экзотика комодского водоворота
