Авианосец Крым
Вокзал в Симферополе. С начала ХХ века — главные «ворота Крыма» (ранее эту функцию выполнял вокзал Севастополя)
Революционная мысль: сдвинуть столицу из комариных чухонских болот на солнце и море, в синеву небес. Николаю Второму к тому времени уже давно надоело, что его величали Вашим Величеством. Для него эта кличка стала похожа на «Василий Иваныч». Ему хотелось совершить подвиг. Столица в Крыму — ход ферзем. На царской яхте «Штандарт», отделанной со скромным английским шиком, он часто всматривался в карту полуострова. Крым напоминал ему масонский знак. Это возбуждало. У Николая Второго замирало сердце. Вот я и стану новым Петром Великим. Сорву замыслы бунтовщиков. Удивлю Европу. Запугаю Турцию. Из Севастополя все видно как на ладони. Возведем белый город. А жить буду в Ливадии. Кто владеет Крымом, тот владеет миром. Здесь, на земле греческих и итальянских колоний, Россия обрящет новое дыхание. Отдохнет от бурь. Но не слишком ли много восточной экзотики? Крым, как большая цикада, звенит от татарских названий. Справимся. Не говоря никому ни слова, царь принял решение перенести столицу в 1924 году (см. тайные неопубликованные записи монарха). Схватив в охапку князя Голицына, он тут же на царской тропе стал танцевать Севастопольский вальс. (Похоже, что этот абзац — плод несколько вольной фантазии автора. — Ред.)
Форос. Церковь Вознесения
Красота
Настоящим патриотом Крыма считается тот, кто, не задумываясь, скажет, что Крым красивее Италии, даже если он никогда в Италии не был. В этом азартном заявлении есть доля правды. Италия — сложившаяся страна и уж тем более завершенная культура. Красоты Италии находятся под колпаком Passe’ Compose’, состоявшегося прошедшего времени. Они перемешаны с общезначимым гением итальянского зодчества. Всякий кипарис становится продолжением мраморной колонны, а розовый куст или оливковый сад полны устойчивых человеческих значений. В Крыму, напротив, ничто не доведено до конца, ничто не собрано воедино, многое брошено на полпути, оборвано, разбито, а кое-что вообще не началось. Нет даже приморской железной дороги. Дикая, не обузданная человеком красота, не подчинившаяся несчастной истории, — вот что такое Крым.
Вот все говорят об ауре, ауре, ауре. Но только в Крыму проникаешься этой темой. Когда солнечным майским днем где-нибудь между Симеизом и Форосом спускаешься с горы в окружении фитонцидов по неровной тропинке к морю среди мелколистных каменных дубов, которые росли здесь всегда и везде, ты чувствуешь, как углубляется твое дыхание, как расширяются глаза — ты оказался во власти чистой первозданной ауры. Такое, мне помнится, случалось встречать на южном скалистом берегу ЮАР, но согласитесь: где страна Лимпопо и где мы?
Остров Крым
Самая глубокая тайна, связанная у меня с Крымом, постыдная. Пришел много лет назад ко мне в гости Василий Аксенов, еще до «Метрополя» (знаменитого литературного альманаха, вышедшего в 1979 году в Самиздате. — Ред.). И сказал, что хочет писать книгу «Остров Крым». Мне стало страшно. Потому что у меня тоже были мысли написать что-то подобное. О русской Формозе (параллелях между Тайванем и свободном от большевиков Крыме). Но он сказал — и все, уже поздно. Я с женой по этому поводу говорил — темы спускаются с небес. Кто первый поймает. Я Аксенову до сих пор в этом не признался. Он написал — Крым получился золотопогонный, плейбойский, совершенно западный. Крымофил.
Крымофилы и крымоскептики
Есть две антагонистические партии людей: крымофилы и крымоскептики. Они похожи на свифтовских лилипутов с их фанатичным размежеванием на тупоконечников и остроконечников в зависимости от того, как разбить яйцо. Крымофил убьет за Крым. Крымоскептик высмеет и Крым, и крымофила. Борьба этих партий нарастает из года в год. Если раньше в советские времена она касалась легких — бытовых, эстетических, климатических — измерений, велась на основе курортных противопоставлений, то теперь она углубилась, проникла в политические, ностальгические, межнациональные сферы и загноилась.
