тридцать семь – заглянуть в его прошлое поглубже мешали черные очки, он меньше всего походил на человека, обладавшего какой-либо серьезной специальностью.
– Нас предупреждали, – напомнил второй.
– Послушайте, он сидит напротив Большого и сосет чупа-чупс. Невероятно!
– А что, он должен сидеть напротив чупа-чупса и сосать Большой?
– Ерунда какая-то… Судя по информации, он неплохо зарабатывает. Если это правда, черт возьми, тогда он надел бы на себя что-нибудь более подходящее. А парень пришел на встречу с клиентом в джинсах и застиранной рубахе. Такой тип даже на пляже в Анталье вызовет желание кинуть ему пару юаней.
Второй опустил бинокль и сунул его в карман.
– Я вижу мужчину тридцати пяти – тридцати семи лет, с волосами средней длины, шатена, среднего телосложения, на правой руке которого не хватает указательного пальца. И мужчина этот имеет вид живущего без определенной цели человека. Все совпадает.
Через минуту они стояли напротив лавочки. Мужчина продолжал сосать леденец и с закрытыми глазами слушать музыку. В какой-то момент подошедшие загородили ему свет. Мелькнувшей по его лицу тени оказалось достаточно, чтобы он открыл глаза. Торчащая изо рта белая пластмассовая трубочка замерла. Некоторое время он продолжал сидеть, не меняя позы. И лишь глаза его, внимательные, цепкие, тщательно ощупывали лица стоящих перед ним людей.
– Здравствуйте, – сказал тот, карман пиджака которого оттягивал бинокль.
Мужчина вынул из ушей крошечные наушники. Из них тотчас полился голос ничего не подозревающей Барбары Фритолли.
– «Травиата», – вежливо констатировал владелец серого костюма.
– Здравствуйте, – повторил его спутник.
Мужчина подумал, ухватился за трубочку и вынул конфету. Блестящий оранжевый шар на конце блеснул в лучах полуденного солнца. Мужчина облизал губы и кивнул.
– Вы Голландец?
Мужчина снова подумал.
– Что вам нужно?
– Вы – Голландец? – решил быть настойчивым хозяин бинокля.
– Лучше скажите, что вам нужно.
Тот, что был в сером костюме, поджал губы и усмехнулся.
– У нас здесь назначена встреча с человеком по имени Голландец, – старший дуэта решил быть терпеливым. – Ровно в двенадцать часов. Если вы Голландец, то встреча состоялась. Если нет, тогда какого черта у вас, как и у него, не хватает пальца на правой руке?
– Я Голландец, и именно здесь, как мне сказали, ко мне должны подойти два человека. Еще мне сказали, что в тридцатиградусную жару они будут одеты, как Винокур и Лещенко.
Те переглянулись.
– Мы от Евгения Борисовича, – сказал второй.
– Значит, встреча состоялась, – сказал мужчина в «гавайке» и сунул чупа-чупс в рот.
– Машина ждет, – сообщил первый.
– Это хорошо. Потому что я неуютно чувствую себя в толпе и ненавижу метро.
Они пересекли площадь и на Петровке подошли к припаркованному черному «Мерседесу-G500».
– Простите, но я должен это сделать, – предупредил один из новых знакомых и, сильно прижимая ладони к телу Голландца, тщательно его обыскал. По тому, как производился досмотр, Голландец понял, что его новые знакомые ищут не оружие – было и так очевидно, что его нет, а аппаратуру для записи.
– Там еще водитель, – предупредил мужчина в сером костюме. – Итого нас будет аж четверо. Это не вызовет у вас приступа охлофобии?
Ничего не ответив, мужчина с чупа-чупсом во рту забрался в салон на заднее сиденье. Рядом с ним сел первый. Второй уселся на переднее сиденье. Ответа на шутку по поводу охлофобии он не получил, и это его огорчило. Едва машина тронулась, он развернулся так, словно собирался провести в беседе остаток жизни.
– Наверное, это ваша любимая рубашка?
– Нет. Любимая в стирке.
– Ее вы, вероятно, стираете еще чаще, чем эту?
Несколько минут они ехали молча.
– Как вы можете ходить по городу в рубашке со стеклянными пуговицами и с торчащей трубочкой изо рта?
– А я не понимаю, почему вы не ходите в рубашках со стеклянными пуговицами и с торчащими трубочками.
– Вы очень не похожи на специалиста по кражам картин, – заговорил первый. Лет ему было далеко за сорок, но пятидесятилетнего юбилея еще предстояло подождать. Короткая бесцветная, слегка тронутая сединой стрижка, бесцветные брови и ресницы – такого не сразу обнаружишь в толпе из десяти человек и вряд ли с ходу запомнишь. Разве что внимательные глаза противоречили облику человека-невидимки. Но он, кажется, обладал способностью прятать и взгляд. Тонкие губы, лягушачьи лапки морщин под глазами. Совершенно ничем не выдающаяся личность.
– А что вас удивляет? – Беспалый двинул челюстями, раздался хруст леденца, и второй раздраженно поморщился. – Было бы странно, если бы я был похож на специалиста по кражам картин. Ведь я специалист по их розыску.
Губы мужчины в черном костюме тронула усмешка.
– Признаться, вы и на него не очень похожи.
– Когда все похожие на специалистов оказываются в дураках, обычно зовут меня.
– И вы обычно утоляете печали коллекционеров? – кивнул второй, с интересом разглядывая беспалого.
– Не всегда.
– Отчего же? Ведь вы так не похожи на неудачника, – и он повел плечами. Это была шутка.
– Есть воры, поймать которых невозможно.
– И вы знаете таких?
– Разумеется, – обсосав трубочку чупа-чупса, беспалый опустил стекло и выбросил ее в окно.
– Почему же не ловите?
– Я не похож на специалиста по кражам картин. Я не похож на специалиста по розыску картин. А на опера из МУРа я похож?
Минут пять в машине висела тишина. Видимо, и на опера из МУРа странный человек похож не был. Он вообще ни на кого не был похож. Вынув из кармана что-то, он захрустел оберткой. Дрогнув, мужчина на переднем сиденье резко обернулся и с ужасом стал наблюдать за тем, как беспалый разворачивает чупа- чупс.
Евгением Борисовичем оказался молодой человек двадцати пяти – двадцати семи лет. Впрочем, Голландец вынужден был признать, что вчера, разговаривая по телефону с этим представителем «золотой молодежи» и определяя его возраст, он ошибся. Голос Евгения Борисовича был значительно моложе его самого. И вот теперь, разглядывая его и пожимая протянутую руку, Голландец без труда прочитал во взгляде своего работодателя огорчение, почти скорбь. Тусклые, со слабым просветом надежды серые глаза смотрели по-щенячьи робко, в них причудливым образом смешивались и разочарование гостем, и уверение в том, что хозяин дома готов исполнить любое желание Голландца, если тот окажется полезен. В успешности Евгения Борисовича сомневаться было как-то излишне. Если только молодого человека не силой затолкали в этот двадцатимиллионный особняк и не силой же заставили коллекционировать полотна импрессионистов.
Пальцы у него были тонкие, как у скрипача.
От кофе Голландец вежливо, но твердо отказался. Чтобы не обижать хозяина, остановился на крепком черном чае.
– У меня превосходный турецкий кофе, – сделал попытку настоять на своем Евгений Борисович. – Я готовлю его своим друзьям лично.
