Поймите, у меня чисто профессиональный интерес.
— Для того чтобы вас это стало волновать, нужно как минимум найти убийц моего мужа. Вы что, их нашли и все выяснили?
— Их, как вам известно, я нашел давно, но вот с мотивами пока неясности…
— В моем понимании, убийца не только тот, кто нажимал на курок, но и тот, кто желал этого по личным мотивам. Вас где учили вести подобные разговоры по телефону? В милиции?
— А что вы так волнуетесь? Если даже кто-то нас сейчас слышит, он понимает, что к смерти вашего мужа не причастны ни вы, ни я.
— Вы издеваетесь надо мной?.. Вы создаете мне алиби?! Мне?!
— Ну, давайте так, Любовь Витальевна… Вы сами изволили отметить тот факт, что я — профессионал и должен быть лишен сантиментов и прочих чувств. Тогда почему вы против того, чтобы я мыслил, как профессионал?
— Это не профессионализм. Это — игра в детство по телефону…
— Я не могу появляться у вас всякий раз, как только у меня возникнет рабочий вопрос. А у меня они возникают десятками.
Мне нужно было попасть к ней в квартиру еще раз. Пока она этого не понимала. Сейчас поймет…
— Так как насчет вашего алиби? Вы, надеюсь, понимаете, для чего мне нужна его суть? Выслушав эту его суть, я найду некоторые ответы на некоторые вопросы, которые касаются убийц вашего мужа.
— Тогда, наверное, будет лучше, если вы приедете ко мне?
Слава богу…
— Ну, хорошо… — помедлив, сказал я. — Я сейчас подъеду.
Напущение тумана вокруг себя в тот момент, когда все зазоры для ошибок уже заполнены истиной, — залог неожиданности. Если хочешь, конечно, чтобы истина стала неожиданностью… Зачем шокировать своего партнера по контракту, если с ним хочется просто поговорить? Лезть в душу клиента, вместо того, чтобы честно, по-деловому заработать деньги, выполнив свою работу не профессионально. Я знаю… Вот два положения, между которыми я нахожусь в данный момент.
Но кто сказал, что нет случаев, когда влезание в душу клиента не является проявлением профессионализма?
Надо бы поосторожней с ним, с профессионализмом-то… Ты, Виктор Ломакин, сейчас доразмышляешься… Ты, детектив, уже заходишь в подъезд, а все о высоком думаешь! Кроме известных тебе быков, есть еще алкаши с запущенной последней стадией «белой горячки»! Сейчас один из них ошибется адресом и расколет о твою голову полупустую бутылку с портвейном… Будет тебе тогда — профессионализм… Из темноты.
— Кто там?..
— Это я, Любовь Витальевна…
— Надеюсь, вы не затем начали этот разговор, чтобы потом плавно перейти к вопросу об увеличении задатка? — спросила Шкурко, усаживаясь на свое привычное место около стола.
— Что вы! Я очень экономный человек… Когда состоятся похороны вашего мужа?
Шкурко разгладила на колене полу халата. Видно, что она облачилась в него совсем недавно. На улице второй час моросит дождик. На ее лице следы слегка потекшей косметики. Свежей косметики. Значит, утром делала макияж и выходила на улицу, а сейчас — пришла и переоделась.
— Завтра в одиннадцать.
— Представляю, сколько будет народу…
— Да, людей будет много… С работы, родственники…
— А почему ваша квартира сейчас не переполнена соболезнующими родственниками? На столике в прихожей я увидел много телеграмм. Пока разувался, понял, что все они от друзей. А где же родные?
— С родственниками Саши мы никогда не ладили. Они решили, что лучше им будет это время побыть в гостинице, до похорон. Своих я просила не приезжать…
— Почему? — удивился я.
— Я намерена после похорон уехать на некоторое время к родителям. Так и мне, и им будет легче…
— Как я понимаю, депутат — личность весьма заметная. Дело о его убийстве, насколько мне известно, под личным контролем прокурора области и начальника УВД. А у вас — тишина…
— Не волнуйтесь, похороны будут более чем солидные… Я сделала все, чтобы исключить шумиху вокруг похорон… — Шкурко поморщилась. Ничто так не уродует женщину, как гримаса предстоящего плача.
— Значит, вы собираетесь покинуть город? А как же наше соглашение?
— Я собираюсь покинуть город на некоторое время. Вы что, не понимаете, каково мне оставаться в этой квартире?!
— Понимаю. — Я действительно понимал, что после всего случившегося ей будет очень тяжело здесь находиться…
— Кофе будете?
После моей «поддержки» Любовь Витальевна немного успокоилась. Как немного нужно женщине, чтобы почувствовать в себе хоть какие-то, но — силы. Просто, чтобы кто-нибудь был рядом. Даже — детектив со своими дурацкими расспросами…
Пока Шкурко шуршала на кухне упаковкой с кофе, заправляя кофеварку, я снова подошел к картине. Смотреть на это можно часами…
— Ну, детектив, рассказывайте, что вы решили выяснить, убедившись в моем алиби.
— Нет, это вы — рассказывайте.
— Боюсь, что даже не знаю, с чего и начать…
— Начните с главного.
— С главного?.. Хорошо. Я очень люблю Сашу. — Любили.
— Нет, детектив, — люблю. У некоторых понятий нет временных форм…
— Пусть будет так… А за что вы его любили? Вы сами назвали его тряпкой, сказали мне, что он запросто оставил вас в качестве заложницы в руках самых настоящих бандитов. Женщина любит мужчину за проявление его мужских начал, за поступок. За что же вы любите своего мужа?
Шкурко молчала. Я видел, с каким трудом ей удается сохранять самообладание. Я прав. Если это так, то она — идиотка. Дешевка.
— Он был вынужден это сделать…_
— Отдать вашу жизнь за свое обещание?
Трудный вопрос… Я знаю, что ответить на него непросто.
— Нас могли убить за долг…
— А разве так и не получилось? Тогда мне непонятно вот что — если его убили за то, что он не смог отдать долг, тогда почему никто с вас его не спрашивает? А если он вернул деньги и его убрали как свидетеля, то почему вашей жизни не угрожает опасность? Ведь вы — тоже носитель ненужной информации…
— Послушайте, я плачу вам не за то, чтобы вы выпытывали причину смерти моего мужа у меня самой!!
Я благоразумно промолчал. Она права. Ей нужен результат, а не мои расспросы. Ей нужен результат. Конечный результат всей этой истории. И я его выдам ей. Но не сейчас. Сейчас лучше помолчать. Тем более что все необходимое я узнал.
Эта женщина не любит своего мужа. Она его безумно любит.
И безумно в него верит. Не верила, а верит.
Потому что у некоторых понятий нет временных форм.
Моя бессмысленная езда по ночному городу длилась уже четыре часа.
Когда я приехал от Шкурко в свою комнату и включил телевизор, я понял, что находиться один на один с самим собой не смогу. Можно было поехать к Барану и там забыться. Там бы это получилось легко —
