романтиками, как и в студенческие годы. Только потом она поняла, что и с ней уже случилось непоправимое: привычная жизнь кончилась, исчезла, а вместе с ней навсегда исчезли устои привычного городского бытия. Она сама стала романтиком. Или — вовремя вернулась к этому состоянию.
В газетной работе ей это только помогало. Жалко было лишь невосполнимой потери прежнего круга общения. У нее осталась их компания, а все былые друзья, а тем более, подруги словно умерли — все разом, оставив ее совсем одну с новыми, теперь уже старыми, друзьями.
А поначалу было тяжеловато. Эти палатки, лодки, огромные рюкзаки, вечные костры…
И Сержант.
«Почему же мы не можем раз и навсегда выяснить свои отношения?» — подумала Фарида, не успев вытереть навернувшуюся слезу. Этот вечный воин, похоже, сам ничего не знает. От этой мысли Фарида вдруг успокоилась, решив, что просто нужно брать ситуацию в свои руки. Тут же перед ней открылась скорая перспектива помериться силами с неизвестной, но обязательно коварной женщиной — судя по характеру работы Сержанта и его тамошнему окружению. В мыслях рисовалась медсестра или врачиха в крахмально-белом халате, в избытке наделенная невероятной, неземной красотой и массой прочих необыкновенных качеств…
За короткое время Фарида успела ощутить полную смену настроений. Она подошла к зеркалу и стала внимательно изучать свое отражение, одновременно пытаясь представить, как может выглядеть пресловутая соперница-разлучница. Да, Сержант при расставании очень откровенно смотрел на нее… Но, по зрелости характера и наличии соответствующего жизненного опыта, Фарида хорошо знала, что подобные взгляды мужчин отнюдь не всегда выражают то, на что надеется слабый пол.
Молодая женщина снова чуть приоткрыла дверь и вернулась за стол.
Глухой стук тяжелых капель по рубероиду крыши усилился и перешел в ровный низкий гул.
До контрольного времени, в которое они должны были быть на заранее оговоренной частоте, оставалось несколько минут. Фарида выставила на зеленом прямоугольнике дисплея двадцатый канал и с удовольствием закурила. Каждый раз она, приезжая на Ламу, планировала бросить и каждый раз оправдывала себя достойной причиной. Повертела в руках кружку Сержанта.
Странные все-таки у нее с ним были отношения…
Не начавшиеся и не законченные.
Иногда весьма даже тепленькие — Сергей несколько раз ее целовал — публично, паразит… Но дальше этого его смелость не распространялась. А может, у него и желания нет? Но вчерашний прощальный взгляд говорил об обратном…
Она сама так и не смогла как-то обозначить свои помыслы. Пару раз Фарида пробовала закрутить случайные романы со случайными мужчинами, благо тех еще хватало. Это не помогло.
Черт непонятный…
Ленка, наконец, не выдержала:
— Что ты все мечешься от двери и назад…
— Да… Думки мои невеселые. Мутные.
— Вот окрутишь ты его, а потом бросишь… — прочитала ее тайные мысли Малышка. Мягко уселась рядом с подругой, закутанная в спальники, как куколка шелкопряда.
— Ох… Его окрутишь…
— Да ты и не пробовала! В молодости, небось, не медлила… И пикнуть твой Сержант не успел бы!
— А и сейчас не старуха…
— Что же тебе мешает?
— Сама не знаю… Кто у него на сердце? — Фарида положила голову на руку, смешно смяв щеку, и, с якобы веселым отчаянием, продолжила: — А тут еще этот тупой Квест… Он ведь как специально мне сердце рвет. Третий раз про этих медсестер рассказывает! Я уже одну свою знакомую, что в больнице работает, попросила разузнать осторожненько…
— Ты этого Квеста больше слушай! Мужиков не знаешь? Они разве думают, когда говорят что- нибудь… — Малышка схватила Димкин «Отчет», с негодованием потрясла им в воздухе, бросила обратно на стол и продолжила уже тихо:
— Я думаю, может, Андрюху попросить? Хоть этот умный… Оставить вас на недельку здесь — все и решится.
Увидев, что подруга растерянно развернулась к ней, Малышка быстро сменила тему:
— Фаридка! А давай сегодня пир закатим! Я ведь утром первого своего гольца на спиннинг вытащила — повод есть. При свечах, рыбу запечем. У меня во фляжке коньяк есть!
Фарида эту хитрость поняла, как и то, что к проклятой теме придется вернуться. Но она и сама хотела этого, а потому согласно кивнула.
Связь начиналась через две минуты.
На Аяне дождя не было. Небо было солнечным, лишь на западе плотные облака клубились над плато. Немного поспорили, идет ли на Ламе дождь, и сошлись на том, что — идет вовсю… Разговаривать больше было некогда. Отдохнули вроде, перекусили тем, что нашли, без всякого удовольствия. Теперь — работа.
Сержант уже хотел вставать, когда Игорь неожиданно сказал:
— Ты знаешь, я вот жду… Ты только не смейся… когда же придет этот самый синдром. Посттравматический, что ли… — он говорил медленно и неохотно, осторожно подбирая нужные слова. — Столько про него говорят по телевизору… После таких ситуаций, стрессовых. Как давеча. С ума люди сходят, порой спиваются к чертям. На наркоту садятся… Потом должны сны начать сниться всякие. Кошмарные. Мальчики кровавые. Я не знаю… Кошмары — это слишком сильно, конечно, но ведь надо как-то реагировать, верно? А я — почему-то спокойный, как проснувшийся слон!
Разговор происходил возле костра. Донцов уже работал и нужно было присоединяться к нему. Помогать. Времени было мало. Но Сержант опустил кружку с остатками кофе под ноги, опять устраиваясь поудобнее. Он понял серьезность этого разговора для Игоря, а потому не торопился, подумал и начал так же медленно:
— Синдром… Я, может быть, не прав, но, думается мне, нет никакого такого синдрома. Вернее, нет такой клиники — для всех общей, — он отхлебнул глоток и продолжил: — Средние века возьмем. Для примера. Люди дрались в иные периоды — как нам в магазин сходить. Что, все они назад психами возвращались? Нет ведь… Представляешь, приходит русское войско с Куликовской битвы — и все психи. Чушь все это! Как ты думаешь — что, всей Чечне столетиями одни кошмары снятся, а?
— Это вряд ли…
— Вот…
Сержант помешал длинной палкой уголья, продолжил:
— Представь себе, какими наши бойцы приходили с фронта в сорок пятом. Говорят, многие спивались, вытворяли непотребное — что в семьях, что на людях… А я думаю, не от того они спивались! Просто на Родине такое увидели… После Европы-то… Или семьи не было. У меня вот дед не спился и психом не стал. Да и ты мне про своих родственников тоже рассказывал… — Сергей на секунду о чем-то задумался. — От безысходности спиваются мужики. Или от бесцельности… Конечно, если послать на войну пацана восемнадцатилетнего, ничего еще про эту жизнь не знающего, да набить ему там морду капитально, оружие опозорить, а знамена просрать — у этого мальчика будут все синдромы! Мыслимые и немыслимые!
Игорь согласно кивнул — много раз было так. И не только так… Были и лавины-обвалы, и ампутации
